— Батюшка воевода, велено тебе быть в теремах у великой княгини. И не мешкая, ноне же.
От Вышгорода до Киева семь верст. На рысях меньше получаса езды. Но как Свенельду хотелось, чтобы эти семь верст растянулись на тысячи. Знал воевода, что гонцы примчали не по пустяковому поводу. А по той же причине, коя выгнала Свенельда из Киева. Он не стал искушать судьбу, не захомутал десятку Дамора, как хотел сделать в миг их появления, не дерзнул тотчас покинуть Вышгород и умчать на юг, в степные просторы, туда, где пасут свои табуны печенеги. Он поднялся в седло, склонил голову и медленно тронулся в обратный путь, уповая на то, что повинную голову меч не сечет.
Княгиня Ольга и впрямь не была намерена «отсечь» Свенельду голову. Лишь только он явился в княжеские палаты, она встретила его в приемном покое и сказала так, что у него не нашлось возражений.
— Иди, воевода, в Белгород, найди тех, кто на серых конях ходил в разбой, и накажи той же мерой, коей они обидели купцов. Да все верни им, что ограбили. Как исполнишь сие, выгони татей за рубеж державы. И бойся не исполнить повеление, воевода. Вот и весь мой сказ, — И Ольга властно показала на дверь: — Иди же!
Никогда в жизни воевода не испытывал такого унижения, какое проявила к нему великая княгиня, указав на дверь. Ни от кого бы он не стерпел подобного. Но еще довлел над ним позор Искоростеня. Он, лучший воевода державы, споткнулся о трухлявый пень и почти полгода не мог выкорчевать, сжечь его. А в добавление к этому упустил из своих рук мятежного князя и был им ранен.
Стыд ожег лицо Свенельда, но он вел себя покорно, учтиво откланялся и покинул княжеские палаты. А вскоре все с той же сотней отроков и гридней умчал в Белгород, латать свою продырявленную честь.
Глава четырнадцатаяТАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ
Зима в этом году пришла на Русь ранняя и суровая. Еще ноябрь шел, а от морозов малые птицы в полете замерзали. Декабрь вовсе был лют. Да миновал Спиридон, с коего солнце на лето пошло, полегче дышать стало. А тут Коляды приблизились, по Киеву все загудело, зашумело от веселого зимнего праздника. На улицах толпы ряженых, резвые кони несут десятки саней, в коих девки и парни песни колядские поют, мужики, да и бабы на площади у княжеских теремов хмельной медовухой себя тешат, кою раздают — продают досужие торговые люди. Коляды что у язычников, то и у христиан — праздник удали молодецкой. На площади у храма Святого Илии столбов понаставили. Тут и «гигантские шаги», и качели с сафьяновыми сапожками на вершине. Достанешь — твои. На этой площади нынче язычники и христиане в одном хороводе забавляются, плясками тешатся. Чего уж там, праздник Коляды и языческий, и христианский, для всех одну радость приносит.
Лишь княгиня Ольга не отдала чести Колядам и богу Коляде, не праздновала ни с язычниками, ни с христианами… А чтобы не смущать своих подданных, укатила с малою свитой в село Берестово, что лежало среди лесов верстах в шестидесяти от Киева.
Перед тем как уехать, Ольга дала Павле поручение. И было оно тайным. Павла выполнила его в тот же день. Лишь только вечерние сумерки легли на заснеженный город, Павла отправилась в храм Святого Илии. Одежда на ней была мужская: треух и шуба нагольная. Сидели они на ней и впрямь как на дюжем мужике. Однако, придя в храм, она обмишулилась — не сняла треух. А мужей за то выпроваживают из храма. Тут же к ней служка Глеб подлетел, за рукав потянул.
— Поди, с нечистой силой в сговоре, вошел и лба не перекрестил, и треух не сбросил. Иди, иди прочь, пока клятву не наложил, — зачастил Глеб и потеснил Павлу к вратам храма.
Павла скинула треух, волосы рассыпались, бабой оказалась. Глеб опешил и крест на Павлу положил.
— Брысь, окаянная!
— Ох и суетной, — вздохнула Павла, ухватила Глеба за руку и к себе притянула. — Ты проводи меня к отцу Григорию, а то впереди понесу.
— Эко надумала. Он службу исполняет. А при службе токмо великая княгиня остановить может.
— Страсть говорливый ты. — И Павла отстранила с пути служку и приблизилась к амвону.
Шла вечерняя служба, и прихожан на ней было немного. Священник заметил Павлу и, продолжая читать псалом, направился к ней, спросил:
— Что тебя привело в храм, дочь моя? Или беда какая?
— Беды нет, да есть важная просьба княгини, — ответила Павла.
— Наберись терпения, дочь моя, я же скоро. — И отец Григорий поднялся на амвон, ушел в алтарь, а как вернулся оттуда, следом появился протоиерей Михаил. Отец Григорий увел Павлу в придел, где никого из верующих не было, спросил:
— Говори же, с чем пришла?
— Матушка княгиня тебя видеть желает.
Григорий не удивился, что он нужен Ольге. Еще в поездке по Руси, и особенно после Изборска, он понял, что между ними вновь народилось то, что они порвали сорок с лишним лет назад. Потому Григорий только спросил:
— Когда прийти?
— Она тебя не на час зовет, на многие дни, в отъезд. В Берестово матушка в ночь уезжает.
Григорий не ожидал такого приглашения. Приближалось Рождество Христово, и ему важно было отслужить торжественную литургию и весь праздник.
— Знает ли она, что я не могу оставить прихожан? Протоиерей Михаил стар и всенощную ему не выстоять, коя в Рождество служится.
— Не ведаю твоей службы, родимый, ан прошу не отказать. Знаешь же хворь княгини, — умоляла Павла.
Отец Григорий лишь предполагал, чем мается Ольга, сочувствовал ей, но и радовался. Странным считал свое поведение Григорий, но хотел, чтобы сия болезнь давала себя знать острее. Он понимал, что близок тот день, когда нужно будет протянуть Ольге руку помощи. Может статься, что сей случай явится единственным, а другому и не бывать. Он посмотрел в глаза Павле и увидел в них мольбу, но пока не дал согласия, сказал:
— Побудь здесь, дочь моя, я скоро вернусь.
Он позвал из ризницы дьячка, поручил ему завершить службу, сам увел в алтарь протоиерея Михаила и закрылся там.
— Преподобный отец, мне нужно отлучиться из города на несколько дней, — сказал отец Григорий.
— Ежели кто‑то ждет твоей помощи, я отпускаю тебя, веруя в богоугодность твоего дела.
Григорий знал, что протоиерею Михаилу можно во всем довериться. И на сей раз счел тем более нужным сказать о самом важном.
— Меня зовет великая княгиня Ольга. Вижу, что она на распутье.
— Тем паче, брат мой. Последние ее деяния открывают нам новый лик княгини. Помоги же ей возлюбить Творца Вселенной и Его Сына Иисуса Христа. Иди с Богом. Аминь, — И протоиерей осенил Григория крестным знамением.
— Спасибо, преподобный отец. Да хранит тебя Всевышний.
Григорий вернулся к Павле.
— Господь благоволит к вам. Я готов за тобой идти, дочь моя, куда поведешь.
— Родимый, в ноги тебе поклонюсь! — воскликнула Павла радостно. — Тебе же пока нужно идти домой и собраться в путь. Скоро же за тобой придут сани. А ехать нам в Берестово.
Григорий слышал об этом селе, знал, что оно, как и Вышгород, принадлежит княгине. Подумал: «Господи, там и помолиться‑то негде». Но своего разочарования не высказал.
— Иду, дочь моя. Да знаешь ли ты, где мой дом?
— Ведаю, — отозвалась Павла и торопливо покинула храм.
Княгиня Ольга уезжала из Киева в ночь не случайно: не хотела никаких торжественных проводов. На теремной двор вышли ее провожать лишь несколько вельмож. Когда княгиня уселась в крытые сани, воевода Асмуд подвел к ней полусонного Святослава. Князь поднялся в сани и со словами: «Матушка, я хочу с тобой!» — уткнулся ей в грудь.
— Чадушко! — воскликнула Ольга. — Как вернусь, мы с тобой поскачем в Вышгород, там ждут нас военные забавы. Теперь же вернись к кормильцу.
— Скорее вернись, матушка, я покажу тебе, как держу меч и как сижу в седле.
Асмуд взял Святослава за руку, и он выпрыгнул из саней. Княгиня тотчас велела ехать. И двенадцать крытых саней в сопровождении тридцати воинов покинули теремной двор, а вскоре и Киев, взяли путь на село Берестово.
За отцом Григорием челядинцы Ольги заехали через два часа и повезли его не по пути Ольги, а выехали в противоположные ворота. И версты две гнали коней на восток.
Лишь там повернули на северо — запад. Григорий догадался об этой маленькой хитрости Ольги и принял ее как должное. Все просто: Ольга не хотела, чтобы вельможи и воеводы, да и простые горожане знали, что она ищет знакомства с христианским священником. До сих пор никому из ее окружения и в голову не могло прийти, что княгиня пошатнулась в вере отцов и готова изменить своим богам, своему Перуну. Ведь только так могли понять язычники присутствие отца Григория в княжеской свите. Понял Григорий и то, что пока Ольга не готова к открытому разрыву с идолопоклонничеством. Да и сама еще не ведала, что вера отцов уже не ее вера.
В село Берестово отец Григорий приехал спустя полсуток после приезда княгини. Село было окружено высоким частоколом и был даже ров, занесенный в эту пору снегом. С севера и востока к селу подступал вековой лес, на юг и на запад лежали поля, за ними, верстах в двух, тоже подни мался лес. Берестово походило на маленькую крепость, которую не всякий враг мог одолеть. Возникло село вскоре как Ольга стала женой князя Игоря. Она сама захотела построить здесь нечто похожее на селения Псковской земли. В селе не было курных изб, но в домах стояли печи с дымоходами и трубами. Строились дома высокие, на подклетах, с амбарами, сеновалами и хлевами — все под одной крышей. И жили в Берестове большей частью северяне из Псковской земли, коих Ольга позвала за собою. За полвека, что простояло село, здесь выросло уже не одно поколение берестовцев. И хотя они почти все сохранили от родителей, да прежде всего северный говор, но приобрели уже нечто свое: были более смуглолицы, волосы имели темно — русые. Одно у них оставалось общее — языческая вера. И на небольшой сельской площади в открытом капище стояли высеченные из дуба Перун, Волос, Купава, Коляда и Ладо. И чтили их берестовцы, и жертвы приносили, только огня и жреца при них не держали.