а и, главное, «челяди» (рабов), — а также последующего перераспределения привезенных из Византии товаров — драгоценных тканей, украшений и тому подобных — князья могли содержать дружину и с ее помощью осуществлять управление подвластной им землей. Сами торговые поездки того времени мало чем отличались от военных экспедиций, а купцы были одновременно и воинами, готовыми с оружием в руках защищать свое добро и добиваться приемлемых для себя условий его реализации.
По свидетельству императора Константина Багрянородного, ежегодно в июне руссы со своими товарами отправлялись в путь по Днепру на лодках-однодеревках, или моноксилах, — больших ладьях, киль которых изготовлялся из целого дерева, а борта надстраивались отдельно. Такие ладьи вмещали в себя до сорока человек и больше, не считая груза, и могли совершать плавание как по рекам, так и по морю. Подготовка к плаванию начиналась еще зимой, а с наступлением весны и таянием льда на Днепре и его притоках ладьи сплавляли в Киев и другие княжеские города — Смоленск, Любеч, Чернигов, Вышгород, где их оснащали всем необходимым и готовили к предстоящему длительному путешествию. Плыть приходилось по Днепру через знаменитые днепровские пороги, где содержимое ладей вытаскивали на сушу, а сами ладьи волочили на руках вдоль берега с крайней осторожностью, чтобы не наткнуться на подводные камни, и где в любой момент можно было ожидать нападения печенегов (таких непроходимых порогов на Днепре насчитывалось тогда семь), а затем вдоль северного побережья Черного моря, где путешественников подстерегала опасность морских бурь и те же печенеги, сопровождавшие караван по берегу до самого Дуная. Константин Багрянородный называл это ежегодное плавание руссов «мучительным и страшным, невыносимым и тяжелым»11.
Ко времени Игоря руссы обосновались в некоторых важнейших пунктах на северном побережье Черного моря, в том числе лежащих на пути «из варяг в греки», в частности на острове Святого Еферия в устье Днепра[53]; в Белобережье, также в районе днепровского устья, но, где именно, в точности не известно; возможно, близ устья Днестра, где находился город Аспрокастрон (по-русски Белгород, ныне — Белгород-Днестровский). В 40-е годы Х века, то есть как раз во времена Игоря и Ольги, Черное море называли Русским; как свидетельствует арабский путешественник и ученый-энциклопедист ал-Масуди (ум. 956), по этому морю «не плавают другие племена», кроме руссов, ибо Понт (Черное море) — это «их море»13.
В годы княжения Игоря русские, по всей вероятности, сделали важный шаг к установлению контроля и над так называемым Киммерийским Боспором — Керченским проливом, соединяющим Черное и Азовское моря, который многие годы служил яблоком раздора между византийцами, хазарами и руссами. На его западном берегу расположена Керчь — греческий Боспор, наследник древнего Пантикапея; на восточном — Таматарха, или Матарха, — знаменитая в русской истории Тьмуторокань, известная также как хазарский Самкуш, или Самкерц («С-м-к-р-ц»), — наследник античной Фанагории. Как полагают, этот город в дельте Кубани, на месте нынешней Тамани, еще до Игоря имел постоянное русское население, хотя в еще большей степени своим его считали хазары, а также касоги (зихи) — адыгские племена, предки нынешних кабардинцев, черкесов и адыгейцев. К 941 году — времени первого похода Игоря на греков — русские определенно имели здесь свою базу14.
Время, предшествовавшее первому походу Игоря на греков, — это время острой борьбы за гегемонию на юге Восточной Европы и в Северном Причерноморье. В этой борьбе Русь столкнулась с главными политическими силами региона — Византийской империей, Хазарским каганатом и печенегами, игравшими все бо́льшую роль в дипломатии того времени.
Печенежский союз представлял собой грозную силу. В земли Восточной Европы печенеги оказались вытеснены другими, еще более многочисленными кочевниками — гузами (или торками, как их называли на Руси). По словам Константина Багрянородного, потерпев поражение от гузов и обратившись в бегство, печенеги в течение некоторого времени «бродили, выискивая место для своего поселения»15. Археологам хорошо известны страшные следы этого их «брожения» по захваченным землям в конце IX — начале Х века: путь этот «отмечен пожарищами, гибелью подавляющего большинства степных и лесостепных поселений, замков и даже городов»16. Изгнав обитавших в то время в междуречье Днепра и Днестра венгров, печенеги захватили их кочевья и почти на полтора столетия сделались полновластными хозяевами огромных степных пространств вплоть до устья Дуная.
Волна печенежского нашествия непосредственно не затронула Киевскую Русь (за исключением, может быть, земель уличей и соседящих с ними тиверцев). Однако кочевья печенегов находились всего в одном-двух днях пути от границ Руси17, а потому русские князья были крайне заинтересованы в установлении мирных отношений с ними. И в первые полстолетия русско-печенежских отношений печенеги, как правило, выступали союзниками Руси. Весьма осведомленный арабский географ, путешественник и дипломат Абу-л-Касим Ибн Хаукаль, писавший около 977 года, называл печенегов «шипом и силой» руссов18. Впрочем, мир или даже союз с печенегами легко оборачивался войной, внезапным набегом. «Знай, что пачинакиты (печенеги. — А. К.) стали соседними и сопредельными… росам (руссам. — А. К.), — писал, обращаясь к сыну, император Константин Багрянородный в середине Х века, — и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб»19.
Силу печенегов ощутила на себе и Византия. Когда эти жестокие кочевники только появились на Дунае, близ византийских границ, власти империи озаботились союзом с ними, надеясь использовать их для борьбы со своим главным в то время врагом на севере — болгарским царем Симеоном. Но, как и в случае с Русью, мир с печенегами нередко сменялся жестокой войной. Весной 934 года печенеги и другие родственные им ключевые тюркские племена вступили в союз с венграми и нанесли жестокое поражение византийскому войску, разорив Фракию и угрожая самому Константинополю20. Тогда правители Ромейской державы сумели заключить мир и с венграми, и с печенегами. Более того, к середине Х века в своей внешней политике на северном направлении они сделали ставку именно на союз с этим кочевым народом и использование его в качестве фактора сдерживания других враждебных племен. Не случайно император Константин Багрянородный начинает свой знаменитый трактат «Об управлении империей» (написанный между 948 и 952 годами) с рекомендаций о том, как надлежит использовать печенегов в борьбе с хазарами, болгарами, венграми и Русью. Этот трактат предназначался для его сына Романа и последующих правителей империи в качестве своего рода практического пособия, свода рекомендаций, в котором должны были соединиться «опыт и знание для выбора лучших решений» и в котором образованный и поднаторевший в истории и современной ему политике Константин намеревался сообщить, «какой иноплеменный народ и в чем может быть полезен ромеям, а в чем вреден… и каком образом каждый из них и с каким иноплеменным народом может успешно воевать и может быть подчинен».
Изображение Константина Багрянородного на византийской монете
«Я полагаю всегда весьма полезным для василевса ромеев желать мира с народом пачинакитов, заключать с ними дружественные соглашения и договоры» — это первое наставление Константина сыну. А дальше разъясняются конкретные механизмы внешней политики Ромейской державы: «…знай, что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами… И против удаленных от их пределов врагов росы вообще отправляться не могут, если не находятся в мире с пачинакитами, так как пачинакиты имеют возможность — в то время, когда росы удалятся от своих семей, — напав, все у них уничтожить и разорить. Поэтому росы всегда питают особую заботу, чтобы не понести от них вреда, ибо силен этот народ, привлекать их к союзу и получать от них помощь так, чтобы от их вражды избавляться и помощью пользоваться… Знай, что пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами… росы… не могут нападать на державу ромеев по закону войны… опасаясь, что василевс употребит силу этого народа против них… Пачинакиты, связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами и дарами, могут легко нападать на землю росов… уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю»21.
Напомню, что все это писалось в конце 940-х — начале 950-х годов. Давая наставления сыну, Константин, несомненно, учитывал и недавний опыт войны с киевским князем Игорем, в которой печенеги оказались союзниками руссов. В будущем, по мысли императора, надлежало не допустить повторения прежних ошибок. И тем не менее и Игорь, и впоследствии его сын Святослав искали союза с печенегами и нередко добивались успеха благодаря совместным с ними действиям против общих врагов — будь то греки или хазары.
Отношения с Хазарским каганатом традиционно были не менее важными для русских князей.
Удивительно, но Константин Багрянородный, столь внимательный к взаимоотношениям соседних с империей народов и возможному использованию одних в борьбе с другими, вообще не упоминает о противостоянии Руси и хазар, хотя Хазарский каганат был давним соперником империи в Северном Причерноморье. В качестве потенциальных противников хазар Константин называл лишь узов, тех же печенегов, а также алан (ясов русских летописей, предков нынешних осетин), занимавших к середине Х века западные и центральные области Северного Кавказа, и каких-то «черных болгар», обитавших, по-видимому, в Подонье, — и те и другие в Х веке то подчинялись хазарам, то воевали с ними. Зато сведения о войне между Хазарией и Русью и о заключении русско-хазарского соглашения незадолго до похода Игоря на греков в 941 году сохранились в источнике хазарского происхождения — упомянутом выше письме неизвестного хазарского еврея Х века.