20.
В следующем, 966 году Святослав совершил новый поход на Оку, в землю вятичей. На этот раз их судьба была решена. «Святослав победил вятичей и дань на них возложил», — констатирует летописец.
Так Хазарии был нанесен сокрушительный удар, в конечном счете оказавшийся смертельным. Агония каганата продолжалась еще несколько лет. В 968-м или в начале 969 года, когда сам Святослав воевал на Дунае, на Хазарию обрушился новый удар неведомо откуда взявшейся русской рати. На этот раз руссы (вероятно, в союзе с теми же торками) смерчем прошли по всей территории каганата — от старой столицы Самандара (в нынешнем Дагестане) до Итиля в устье Волги. Города были уничтожены, земли разорены, виноградники вырублены, население частью разбежалось, частью было уведено в плен. Нападению руссов подверглись также Волжская Булгария и земли соседних с болгарами буртасов. «…И пришли руссы… и погубили все, что было творением Аллаха, по реке Итиль (Волге. — А. К.) из хазар, булгар и буртасов, и овладели ими», — писал арабский географ Ибн Хаукаль, в том же 968/969 году посетивший прикаспийские области, разоренные руссами, и своими глазами видел следы страшных разрушений, оставленные ими21. Ни Самандар, ни Итиль уже не смогли возродиться, хотя жители и попытались вернуться на пепелища. Вскоре в Хазарию вступили войска соседнего Хорезма, а оставшиеся жители приняли ислам. Хазарский каганат как государство перестал существовать.
Сражение войск Святослава с войсками хазарского князя (кагана). Миниатюра из Радзивиловской летописи. XV в.
Разгром Хазарии, векового противника Руси, — одно из главных свершений князя Святослава, которое безусловно ставят ему в заслугу отечественные историки. Однако, говоря об этой выдающейся победе, нельзя не сказать о другом. Падение Хазарии нарушило баланс сил, сложившийся на юге Восточной Европы, и это привлекло к непредсказуемым последствиям для самого русского государства. Вековое противостояние Хазарии и печенегов отвлекало на себя значительные силы этих кочевников, ставших к середине X века подлинными хозяевами южнорусских степей. Мы уже говорили о том, что во времена Игоря, да и при Святославе, печенеги считались союзниками Руси. Однако Печенежская земля была слишком велика, и союз с одной из печенежских орд не означал союза со всеми. Разгром каганата открыл печенегам возможности для более широкого наступления по всему югу Восточной Европы. Преграда рухнула, и лавина печенежского нашествия, уже не сдерживаемая ничем, обрушилась в том числе и на Русь. И наверное, не случайно, что первое известное нам по летописи нападение печенегов на Киев последует всего через несколько лет после сокрушения Хазарии войсками Святослава, и с этого времени печенежские войны станут постоянным бичом Руси. Как не случайно и то, что сам Святослав примет смерть от своих бывших союзников у печально знаменитых в русской истории днепровских порогов.
Между тем, разгромив Хазарию, Святослав не предпринял попыток закрепиться в восточных, коренных областях каганата, по-видимому, довольствовавшись бывшей хазарской Тьмутороканью, которая с этого времени становится хазарским княжеством, центром русского присутствия на Кавказе, в Крыму и Причерноморье. Возможно, тогда же Святослав занял Корчев — Керчь — на восточной оконечности Крымского полуострова. Он явственно разворачивал политику своей державы на юг и юго-запад, обращая взоры к Черному морю и Византии, то есть к главным центрам тогдашнего мира.
Несомненно, за его успехами внимательно следили в Константинополе. Правители Ромейской империи должны были с радостью встретить известие о крушении своего старого недруга — Хазарского каганата. Но интересы двух держав по-настоящему сталкивались лишь в Крыму: напомню, что несколькими десятилетиями раньше хазарские войска разорили Херсонес, главный город «византийского» Крыма. Теперь же на полуострове появились русские дружины. Выход Руси к Черному морю не мог не беспокоить империю. Святослав становился опасен для нее. За двадцать лет мирного правления Ольги византийцы успели позабыть о некогда страшившей их «русской угрозе». Мир, заключенный Игорем и подтвержденный Ольгой, казался незыблемым. И в этих условиях империя попыталась втянуть Святослава в решение собственных проблем, одновременно отвлекая русского князя подальше от своих причерноморских владений.
Появление в Киеве весной 967 или 968 года патрикия Калокира, личного посланника императора Никифора Фоки, должно было встревожить Ольгу, тем более что сама она едва ли была допущена к переговорам. Патрикий Калокир, «муж пылкий нравом и во всех отношениях горячий», как характеризует его византийский хронист, был родом из Херсонеса, а следовательно, прекрасно разбирался в общей обстановке вокруг причерноморских владений империи. С собой в Киев он привез около 15 кентинариев золота (около 455 килограммов) — дар императора Никифора, предназначавшийся для передачи Святославу и его людям. Калокир имел тайное поручение императора уговорить киевского князя выступить против Дунайской Болгарии, еще одного давнего противника Византийской империи22. Незадолго до этого, в 963 году, единое Болгарское царство распалось на две части: восточной продолжал править царь Петр, сын великого Симеона, а западная перешла под власть «комита» Николы. Воспользовавшись ослаблением Болгарии, Никифор разорвал мир с Петром. Теперь Святослав должен был разгромить болгар и завоевать их страну. Таким хитроумным способом василевс ромеев рассчитывал установить собственную власть над всей Болгарией, не пролив при этом ни капли ромейской крови. Однако расчеты императора не оправдались. Святослав откликнулся на его предложение, но использовал его так, как посчитал нужным.
Если разгром Хазарии и завоевание вятичей отвечали интересам Руси, как их понимали и Святослав и Ольга, то военные действия против дунайских болгар — единоверцев киевской княгини — вряд ли могли вызвать одобрение с ее стороны. Когда-то Ольга сидела за одним столом с императором Константином и его сыном Романом. Теперь юные сыновья Романа II, законные представители Македонской династии Василий и Константин, были фактически устранены с политической сцены узурпатором престола Никифором Фокой, к которому Ольга не могла питать никаких чувств. Но и Никифор, наверное, даже не вспомнил об «архонтиссе Росии», некогда посетившей Константинополь. Все свои дела он вел исключительно с «архонтом» Святославом.
Мы не знаем, пыталась ли Ольга отговорить сына от опасного и бессмысленного, с ее точки зрения, похода. Но даже если и пыталась, Святослав в очередной раз не послушал ее. И дело было не только в золоте, к которому киевский князь как раз проявлял полнейшее равнодушие. Дунай манил его как мифическая прародина славян, откуда все славянские племена некогда разошлись по свету. Кроме того, земли по Дунаю были сказочно богаты, и киевские руссы знали об этом не понаслышке, ибо ежегодно совершали плавание вдоль болгарских берегов. Наконец, Болгария располагалась на самых подступах к Византии, была своего рода ключом к ее европейским владениям. Когда-то русские князья установили контроль над днепровской частью торгового пути «из варяг в греки», перейдя из Новгорода в Киев; теперь Святославу выпала возможность закрепиться на Дунае, в непосредственной близости к Царьграду.
Летописец сообщает о походе Святослава на Дунай под 967/968 годом. Однако более точной представляется дата, которую называют византийские источники: по их сведениям, руссы вторглись в Болгарию «на пятом году царствования Никифора в августе месяце 11 индикта», то есть в августе 968 года23. Русское войско было огромным: не считая обоза, оно состояло из 60 тысяч «цветущих здоровьем мужей». (Некоторые византийские хронисты называют даже цифру в триста с лишним тысяч человек, но это явное преувеличение.) По словам Льва Диакона, Святослав «поднял на войну все молодое поколение тавров» — так византийский историк именует киевских руссов24. В первом же сражении на Дунае руссы обратили в бегство и сокрушили болгарское войско; вскоре, не выдержав унижения разгрома, царь болгар Петр умер от эпилептического припадка. Восемьдесят болгарских городов, если это не преувеличение летописца, покорились киевскому князю; эти грады «и до днешнего дня стоят пусты», — добавляет чуть ниже автор летописи.
Так Святослав стал хозяином Болгарской земли. Своей столицей он сделал не слишком заметный до этого Переяславец на Дунае, так называемый Малый Преслав в дельте реки, на ее южном рукаве, — город, в названии которого явственно слышался отзвук его собственного имени: ведь это он, Святослав, «переял» здесь славу болгарских и греческих царей. «И сел, княжа тут, в Переяславце, емля дань с греков», — пишет о нем киевский летописец. «Дань с греков» в данном случае, вероятно, обещанная плата за болгарский поход, а может быть, та «дань», которую византийцы традиционно выплачивали болгарам и право на которую переходило теперь к Святославу.
Этот успех, слишком стремительный и безоговорочный, напугал византийцев. Обеспокоенный Никифор вступил в переговоры уже с болгарами и заключил с ними мир. Мир этот был направлен против чересчур удачливого русского князя.
Война с Византией становилась неизбежной. Тем более что передавать Болгарскую землю грекам, как того требовал император Никифор, Святослав не собирался. Удивительно, но в этом его поддержал патрикий Калокир, который сопровождал князя в болгарском походе. По сведениям византийских хронистов, Калокир уже тогда намеревался сам занять византийский престол. Это кажется вполне вероятным: разве несколькими годами раньше Никифор Фока не провозгласил себя императором, опираясь на войско? Так почему было и Калокиру не повторить его опыт? К тому времени былая популярность Никифора сошла на нет, особенно в Константинополе, и этого не могли не видеть его вчерашние сподвижники. Пройдет всего полтора года, и в декабре 969-го Никифор будет убит в собственном дворце, а его место займет другой прославленный полководец, бывший соратник Никифора армянин Иоанн Цимисхий — тот самый, с которым и предстоит вступить в войну Святославу. Правда, Калокиру было далеко до Цимисхия: он не обладал ни его опытом, ни его авторитетом в армии, не было за его плечами и громких побед над врагами империи. Но что делать? Жажда власти ослепляла и не таких людей, как сын херсонского протевона… Но если Калокир действительно вознамерился захватить византийский престол, то он нуждался в силе, на которую можно было бы опереться, — а такой силой для него могли стать только руссы Святослава. И потому Калокир всячески разжигал честолюбие русского князя.