Летописная «похвала» и «стихиры», посвященные кн. Ольге (Общность формы и источника) // Герменевтика древнерусской литературы X–XVI вв. Сб. 3. М., 1992. С. 44–53.
Возможно, к составлению Житий и Службы святой Ольге на одном из этапов был причастен знаменитый книжник XV века Пахомий Серб, или Пахомий Логофет. Об этом свидетельствует «Воспоминание о блаженном Ионе, архиепископе Великого Новгорода и Пскова», памятник конца XV века, в котором сообщается о том, что архиепископ Иона повелел Пахомию в числе прочих «каноны и жития списати и еще блаженныя княгини Олги, начальницы христианству в Рустей земли» (Памятники старинной русской литературы, изд. Г. Кушелевым-Безбородко / под ред. Н. И. Костомарова. Вып. 4. СПб., 1862. С. 31). Однако наиболее авторитетный исследователь творчества Пахомия Логофета В. Яблонский относит Службу и Жития Ольги к числу сомнительных сочинений, едва ли могущих принадлежать Пахомию (Указ. соч. С. 198–199, 210–211).
57 БЛДР. Т. 1. С. 48–49.
58 Имя пророчицы Деворы и некоторые другие библейские названия оказались непонятны позднейшим переписчикам Службы, которые переиначивали и искажали текст. См.: Серегина Н. С. Песнопения русским святым… С. 63.
59 См.: Бедина Н. Н. Образ святой княгини Ольги… С. 8–12.
60Загребин В. М. О происхождении и судьбе некоторых славянских палимпсестов Синая // Из истории рукописных и старопечатных собраний. Л., 1979. С. 61–80.
61Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. С. 23. Та же ошибка присутствует в некоторых списках русской редакции Проложного жития (Серебрянский. С. 8, прим. 34), а также в Летописи Авраамки 60–70-х годов XV века (ПСРЛ. Т. 16. Стб. 37). В одном из Прологов Житие Ольги ошибочно помещено под 2 июля (Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. С. 23, прим. 2).
62Лосева О. В. Русские месяцесловы… С. 89–90, 380.
63 Там же. С. 90.
64Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988 (репр. изд. 1871 года). С. 462 (из Жития св. Ионы, митрополита Московского).
ПриложениеАгиографические сочинения о святой княгине Ольге
Наиболее ранним памятником, посвященным святой княгине Ольге, является летописный рассказ о ней, который читается в «Повести временны́х лет» под 955 (6463) и 969 (6477) годами[98]. По мнению, утвердившемуся после исследований А. А. Шахматова, в его основе лежит некая древняя церковная повесть о княгине, отразившаяся также в Проложном житии[99]. Однако существование этой повести остается не более чем исследовательской гипотезой, не подкрепленной бесспорными доказательствами, а потому обратимся к реально существующим текстам.
В рукописной традиции известны два кратких Проложных житиях св. Ольги, встречающихся в рукописях с XIII–XIV веков, — так назывемое южнославянское (1) и русское (2). Первое известно исключительно в болгарских и сербских рукописях XIII–XIV веков; после этого времени, а также в русских рукописях оно не встречается[100]. Очевидно, однако, что Житие было создано на Руси, а в южнославянские рукописи внесено из русских (достаточно сказать, что русские князья, потомки Ольги, названы здесь «нашими» князьями); правка болгарского книжника проявилась, вероятно, лишь в том, что Ольга в заголовке Жития названа «царицей», а не «княгиней» (как в тексте). Соответственно наименование Жития южнославянским является условным. Уместно отметить также, что почти во всех южнославянских рукописях Житие читается под ошибочным днем памяти св. Ольги — 11 июня (вместо 11 июля).
Второе Житие также встречается в рукописях с XIII века. Однако оно получило распространение преимущественно в русских Прологах, а позднее, особенно с XVI века, стало читаться в них уже в обязательном порядке под обычным днем памяти св. Ольги, 11 июля[101].
Оба Жития резко отличаются друг от друга и по содержанию, набору сведений о княгине, и по стилю, манере изложения. В то же время они содержат и общие чтения, что свидетельствует либо о том, что одно из них использовало другое в качестве источника, либо о том, что в обоих использован некий не дошедший до нас общий источник.
Ср.:
| Южнославянское Житие[102] | Русское Житие[103] |
|---|---|
| …иде въ Костаньтинь град, оттуду сподобисе святаго крыщения от патриярха. | …иде в Костяньтин град… и крестися от патриарха Фотия… |
| И приемши от него кресть, прииде вь свою землю, еже и ныня стоить вь Киеве вь Святеи Софии, вь ольфари, на деснои стране, имее писмена: «Обновисе вь Рушьстеи земли кресть от Ольгы, благоверные кнегиню, матерее Святославлю». | И приимше от патриарха крест и прозвитера, приде в свою землю. И тъ крест и доныне стоить в Святеи Софии, во олтари, на деснои стране, имея писмена сице: «Обновися Русьская земле святымь крестом, его же прия Олга, благоверная княгини». |
По мнению Н. И. Серебрянского, первичен текст южнославянского Жития, а русское в данном случае обнаруживает свою вторичность[104]. Этот вывод может быть подтвержден текстологически. Так, явными вставками представляется имя патриарха (Фотия), приведенное в русском Житии, и упоминание здесь же о «прозвитере», отправившемся вместе с Ольгой в Киев. Последнее добавление, очевидно, появилось под влиянием летописи, которая была одним из источников русской редакции (в летописи, причем именно в той ее части, которая использована автором русского Жития, также имеется упоминание о «презвутере» св. Ольги[105]). Но именно упоминание «прозвутера» и потребовало изменения грамматического строя всей фразы, устранения того не вполне удачного оборота, которым вводились слова о киевском кресте княгини Ольги («и ть крест…» вместо «еже»). Сама эта фраза в южнославянском Житии обнаруживает вставной характер и, очевидно, была заимствована из какого-то внешнего источника, возможно памятной записи о поставлении киевского креста; заметим, однако, что этот внешний источник не имел с летописью ничего общего.
Заслуживает сравнения текст надписи на киевском кресте, как он передан в обеих редакциях Жития. Текст в русском Житии («Обновися Русская земле святым крестом…») выглядит более ясным, но создается впечатление, что он представляет собой уже позднейшую переработку того текста, который в своем первоначальном виде передан в южнославянской редакции («Обновисе в Русской земли крест…») (обратная замена кажется менее вероятной). С какой степенью точности южнославянское Житие воспроизводит первоначальный текст надписи, сказать трудно. К тому же не исключено, что и сама надпись на киевском кресте могла меняться по мере поновления креста. Отметим также, что наименование Ольги «матерью Святославлей» (в южнославянской версии) не имеет параллелей в других текстах, говорящих о ней по преимуществу как о «бабе Владимировой». В надписи на кресте имени Владимира нет, как нет его и в самом южнославянском Житии. Это позволяет предположить, что текст киевской надписи принадлежит очень раннему времени, возможно даже более раннему, чем время Ярослава Мудрого, когда сравнение Ольги и Владимира сделалось устойчивым агиографическим приемом (оно присутствует в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона — «программном» произведении Ярославовой поры[106]).
Что касается времени составления самих Проложных житий Ольги, то оно может быть определенно лишь приблизительно. Их принадлежность к домонгольскому времени не вызывает сомнений. Авторы обеих редакций пишут о кресте св. Ольги, который «и доныне стоит в Святой Софии», а автор русской редакции — еще и о теле блаженной княгини, «иже и доныне видимо есть всеми русьскыми сынъми». И то и другое свидетельствует о том, что авторы Жития работали в то время, когда и крест и гробница были доступны для поклонения верующих.
Обе редакции уже в XIII веке переписывались болгарскими книжниками. Анализ языковых особенностей болгарских и сербских списков южнославянской редакции Жития позволил Р. Павловой сделать вывод о том, что эта редакция стала известна в Болгарии не позднее XII века[107]. Что касается русской редакции памятника, то она была переписана в XIII веке даже не в Болгарии, а на Синае, в одном из синайских монастырей, весьма удаленных от Руси, а это свидетельствует о том, что к XIII веку данная редакция получила широкое распространение[108].
Для определения времени составления русской редакции Проложного жития важен факт ее включения в так называемую Вторую редакцию Пролога[109]. Как считает большинство исследователей, Вторая редакция Пролога была составлена на Руси не позднее последней четверти — конца XII века; соответственно не позднее этого времени должно было появиться и русское Проложное житие св. Ольги[110]. Однако этот вопрос, по-видимому, нуждается в дополнительном изучении.
Исследователи отмечают, что южнославянское Житие более всего соответствует той ранней «переходной» форме, которую первоначально имели памятники агиографического жанра и которую В. О. Ключевский выводил из гимнографических текстов, и именно из кондака и икоса, следующих за шестой песнью канона, при том что «кондак кратко передает в повествовательной форме основные черты деятельности святого», а «искос на основании этих черт излагает похвалу святому, начиная каждую черту возгласом „Радуйся!“»