[185] на груди. Потом он стал царем Афин, она же держала в Эрихтейоне священную змею, которую кормили медовыми лепешками, по–славянски — пряниками… Царский афинский род пошел от него, и все афиняне как амулет носили золотую змейку. Как и гиперборейцы… И сейчас — я вижу — носят, — добавил старик.
И опять все замолчали надолго, и Валег, которому понравилась его новая роль, опять сказал, рассчитывая на успех, и получил его:
— Аполлон, Аполлон… Предположим, я соглашусь. Но как же тогда — Белее?
— Белее — это и есть славянский Аполлон, — тихо ответил Порсенна, будто выдал свою заветную тайну…
Валег сказал недовольно:
— Идол Аполлона еще недавно стоял в Греции на горе Афон…
— На Валааме тоже стоял Аполлон, — пробормотал Порсенна, не глядя на лекаря, — еще до того, как там устроили северные боги Вальгаллу… Валаам и Соловецкие острова — это северный рай…
Глава 19СкифияИсторический колодецПифагор в Гиперборее и амазонки
Княгиня Ольга помнила, какими важными людьми были и каким почетом и уважением пользовались лекари в ту пору, когда была она привезена князем Игорем ко двору князя Олега.
Лекарей было десять, и когда кто‑то из княжеской семьи заболевал, то звали их всех сразу. Каждый давал совет при других, а князь Олег внимательно выслушивал всех десятерых, спрашивал обо всех зельях, что советовали лекари. Ольга тогда была очень удивлена этим обычаем, а супруг ей потом шепнул, что князь Олег велел так делать, чтобы никто из лекарей не посмел никого из княжеской семьи отравить, извести каким‑нибудь зельем. Одного лекаря можно склонить к этому и подговорить, а всех десятерых не подговоришь. Кроме того, каждый будет стараться показать князю свое рвение и в случае чего не будет скрывать своих сомнений. Князь Игорь думал, что кто‑то из киевлян после убийства князей Аскольда и Дира пытался отравить князя Олега. В то время погиб верный его боярин, отведав из чаши, посланной, князю, потому что в чем‑то усомнился, что‑то ему примерещилось — и не зря… Вот с той поры и стал князь Олег содержать десятерых лекарей и платил всем им не скупясь.
Видимо, потому об этом вспомнила княгиня Ольга, что давно уже не могла доверять Валегу, хотя и корила себя, что впадает в грех подозрительности, но ведь себя не уговоришь: если не веришь, то не веришь…
Да и смущало ее, что старый Порсенна и нянька не жаловали лекаря. И княгиня видела, как злился и хмурился Валег из‑за того, что она отдалила его от себя.
Князь Олег многому обучал князя Игоря, но больше всего радел о том, чтобы Игорь ничего не предпринимал: ни вставал, ни садился, ни ел, ни пил, не начинал бы никакого дела — без совета со звездами… «Бог ничего не создает впустую», — говорил Олег, но этот бог был у него совсем не Иисус Христос и не Бог иудейский, а совсем другой. И хотя человек не может спастись от приговора звезд, все же они покажут то, что знают о нем и предскажут, если их верно спросить, а если ведать заранее, то можно облегчить себе жизнь. Все мы знаем, что за теплым летом последует студеная зима, поэтому стараемся подумать об этом времени и приготовиться к холодам. Если же не вспоминать об этом, то придется по снегу босиком бегать… Даже птицам и зверям дано это знание. Птицы на юг улетают, звери норы готовят. А всем все звезды сообщают, льют свой свет, и кто умеет, тот его схватит.
Каждый человек родится под своей планетой, и если планета эта враждебна делу, которым он занят, ничего у него не сладится. Князь Олег говорил князю Игорю, что при его рождении собрал он звездочетов и сказали они, что мальчик будет правителем и его можно обучать мирским и духовным наукам. Не получи он такое предсказание, не стал бы попусту тратить время: не каждый может править другими людьми и многими землями. Поэтому правители и держат при себе звездочетов — иначе не смогут понять, кто из детей станет настоящим наследником, кого надобно учить премудростям княжеским, а кого отдать в кузнецы. Некогда индийскому правителю предсказали, что сын его станет кузнецом, и сколько отец ни бился, ни старался обучить мудрым наукам, сын сопротивлялся и убегал в кузницу…
Кроме десяти лекарей были у князя Олега десять советников. Но если для обсуждения приключившейся болезни он звал всех одновременно, чтобы каждый предлагал и отстаивал свое снадобье, то с каждым из советников он держал совет отдельно и втайне от другого, чтобы меньше было толков и сохранялась бы тайна. Любил он повторять: «Тайна — это то, что между двумя; то, что между тремя — не тайна».
«Но как он не допускал, чтобы эти люди потом не обсуждали все между собой?» — задавала себе вопрос Ольга, когда стала правительницей и ей пришлось выбирать между придворными своих доверенных.
Конечно, князя Олега боялись, и все, с кем он советовался, лишь гордились оказанной им честью, вида не показывая, что ее удостоены… А князь мог все обдумать, оценить и быть твердым. Вот это самое трудное для правителя — быть твердым!
Твердым можно быть, когда все уже взвесил и принял верное решение.
Князь Олег разбирался в людях как никто другой, и этому его научили скифы. Они верили в звезды и сказали князю, что человека Бог создал последним, но он получил больше всех от Бога и погибнет в один миг. Создавая человека последним, Бог вложил в него все, что до этого он вкладывал во всех тварей. Скифы — а их было немало при Аскольде! — посвятили князя Олега в свои таинства.
Князь Игорь не знал, но рассказывал княгине Ольге, что главное познание человека скифы видели в зверях.
Помнится, она тогда очень удивилась: ведь звери — это одно, а люди — совсем другое… Но нет, скифы учили, что нет ни одной черты и особенности в каждом живом создании Рода всеобщего, чего бы не было в человеке.
У скифов тоже был главный бог — Род всего созданного, как и у русов. Человек храбрый, как лев, — и скифы изображали львов. Человек, трусливый, как заяц, — и скифы их даже почитали. Человек щедр, как петух, а петухи и у скифов и у русов — священные…
Княгиня Ольга — стоило только прикрыть глаза — могла вспомнить все перечисляемое князем Игорем:
…скуп, как пес,
…гневлив как ворон,
…бегает от людей, как рысь,
…привязан к ним, как голубь,
…драчлив, как лисица,
…прост, как овца,
…быстр, как олень,
…мешкает, медленен, как медведь,
…разбойник, как гриф,
…горд, как павлин,
…терпелив, как свинья,
…смутен, как кукушка,
…храбрый, как конь,
…прячется, как мышь,
…внимателен, как пчела,
…тужит, как паук,
…смирен, как муравей,
…нем, как рыба,
…пищит, как соловей…
Наверное, каждый скиф знал эту заповедь наизусть, потому что она позволяла познать человека, стоило лишь определить — кто перед тобой. У греков боги легко оборачивались в зверей, у скифов — в каждом человеке можно было определить зверя. Греческие боги общались с людьми на равных, скифы видели в каждом звере подобного себе. Эта вера в равное естество лишала их высокомерия, даже делала мудрецами, потому что звери — это подобия человеческих страстей.
Князь Олег говорил, поучая князя Игоря, что всегда старается определить, что за зверя–человека он видит перед собой. И не важно, знал ли он его прежде, если даже и общался с ним — человек часто принимает иное обличье, и нередко быстрый олень хочет спрятаться, как тихая мышь…
Вот откуда у скифов такое стремление к изображению зверей во всем!
Когда‑то, когда князь Игорь рассказывал княгине Ольге все это, она не потрудилась запомнить имя скифского жреца, обучавшего таинствам князя Олега Вещего… Оно стерлось из памяти, как и многое другое… Но самым ярким впечатлением остался ужас от того, что когда она представила себе, как первых людей–скифов выпустили в мир, а в нем — одни звери… Они вокруг — все, с клыками, рогами, зубами, когтями, копытами. И беззащитные, беспомощные, голые люди — они должны научиться жить в этом мире, полном зверья. Над головами кружат грифоны, орлы, богов не видно, а кругом — звери, звери… Все враги, даже мышь, но человек должен, обязан научиться жить со всеми в ладу, понять привычки и повадки каждого, узнать, кто особенно опасен для твоей жизни, а кого со временем можно и не бояться… Храбрый конь… А вот коровы тут нет…
Сколько предстоит труда, сколько боли, сколько укусов и смертей, смертей этих бедных, беззащитных, голых теплых людей… Как же было им страшно! Княгиня Ольга представила себе, что она берегиней плывет в челне, а на каждом берегу сидят все эти чудовища… звери…
Может быть, из всех народов только скифы и сохранили этот свой ужас перед одиночеством в мире, где давно и хорошо расселились звери. А вот теперь и они пришли — и нужно, нужно жить! Богов не видно, они далеко, а звери — близко… И нет надежды, что из волка вдруг появится Аполлон, как у греков, и спасет тебя, если захочет, от страшной пасти… Нет, это только волк, волк — и больше никто…
Скифы никогда не рядились под зверье, не играли в зверей, они с почтением отливали их из золота, воздавая уважение силе…
После смерти Олега Вещего как‑то исчезли и скифы с киевского двора. Сейчас даже и вспомнить трудно, как это случилось — сразу или постепенно? Но в городе они жили…
Звезды и звери — вот во что верили скифы: и те и другие определяли жизнь людей больше всего…
Князь Игорь тогда отмахивался от этих бородатых замкнутых воинов. Они с усмешкой — сами не веря! — на пирах в гриднице затягивали свои песни о том, как греческий герой Геракл в поисках потерянных коров завернул в Скифию и здесь его соблазнила дева–змея в пещере, обещала вернуть потерянное, если он станет ее супругом. Дева–змея зачала от Геракла трех сыновей, один из них — Скиф… Скифы считали, что отцом их был не Геракл, а сам Зевс. Он и сбросил с неба золотые предметы: плуг, ярмо, секиру и чашу. Только Скиф сумел с ними совладать, и старшие братья добровольно уступили ему власть. Так пели скифы… А Геракл хвастался, как всегда, увеличивая свои подвиги, но скифы — царское племя. Только бог мог сбросить с неба такие золотые вещи…