Духарев с улыбкой наблюдал за мальчишкой. Ему смутно помнилось, что пацана ждет великое будущее. И имя у него хорошее: Владимир.
– Уехать, – повторил он. – Но не сейчас, весной. Вопрос: кем он поедет? Приживалой или владыкой? Роговолт полоцкий будет против. Белозерский князь – тоже. Но новгородцев можно купить. Я попытаюсь все устроить, хотя это обойдется недешево.
– Не знаю, хватит ли моих гривен… – произнес Добрыня. – Я ведь уже давно не хожу в походы, а земли своей у нас совсем мало.
– Гривен хватит, – сказал Духарев. – Будет мало, я добавлю. Пустое! – отмел он попытку Добрыни запротестовать. – Когда-нибудь сочтемся. К примеру, дашь моему брату право десятилетней беспошлинной торговли на земле княжьего городка. Не о гривнах разговор, Добрыня, о будущем. Что еще тебя смущает?
– Сами новгородцы, – сказал Добрыня. – Скандальный народец. Нету в них верности.
– Это как поставишь, – возразил Духарев. – Привратника моего видел?
– Которого? С клыками или без?
Владимир хихикнул.
– Без. Так вот он – новгородец. Я его у тиуна одного забрал. У тиуна этого шесть стражников было. Пятеро, как моих варягов увидели, сразу наутек пустились, а этот в драку полез.
– И что? – заинтересовался Добрыня.
– Да ничего. Намяли ему бока. Правда, и он моему десятнику губу разбил.
– Варягу?
– Варягу. Так что думай. А надумаешь – дай мне знать.
– Думать тут нечего, воевода, – сказал Добрыня. – Дело делать надо.
– Добро. Делай. А я вот через две седьмицы в Полоцк отправлюсь. Могу твоего княжича взять, если захочет. Что, Владимир, поедешь со мной в Полоцк?
– Я с батькой на полюдье поеду! – задрал княжич курносый полянский нос.
– Этой зимой батька твой на полюдье не поедет, – сказал Духарев. – Не до того ему. Но не хочешь – дело твое.
– Хочу! – быстро сказал княжич. Оглянулся на дядьку: как он, не против?
Добрыня кивнул, одобряя.
– Вот и хорошо, – сказал Духарев. – Поучу тебя бою варяжскому, обоеручному. Хочешь?
– Хочу. Чтобы как батька?
– Это уж как стараться будешь, – сказал Сергей.
– Я буду стараться! – воскликнул парнишка. – Я на мечах…
– Цыть, отрок! – добродушно перебил его Добрыня и встал: – Благодарствую, хозяйка, за угощение! А тебя, воевода, уж и не знаю, как благодарить!
– Живы будем – сочтемся! – сказал Духарев.
– …Хочу, чтоб ты запомнил, Владимир, этим людям – воеводе и его жене – ты жизнью обязан! – внушал Добрыня племяннику, когда, распрощавшись с хозяином, они ехали в Детинец. – Кабы не они, не было б тебя на свете.
– Да слыхал я, слыхал уж, – недовольно бурчал мальчик. – Сколько можно одно и то же толочь, дядька!
– Сколько нужно! – рявкнул Добрыня. – Замолкни и слушай! Внимательно слушай, ежели хочешь князем быть, а не ходить в гриднях у братьев!
– Тю! Да я их обоих запросто! Хоть на мечах, хоть…
Добрыня потянулся и треснул племянника по шлему.
– Помолчи, сказано! О том, что сегодня в доме воеводы слыхал, – никому! Даже батьке! Сболтнешь – не быть тебе князем! А сделаем, как воевода сказал, может, и впрямь славой ты отца превзойдешь, как Сладислава тебе посулила.
Некоторое время дядька и племянник ехали молча, потом Владимир сказал:
– А она красивая, воеводина жена…
– Зачем ты ему помогаешь, Сергей? – спросила Сладислава. – Он же рабичич. Никто его здесь в Киеве не привечает, даже княгиня Ольга. Ярополк и Олег крещены, а этот – маленький язычник…
– В жизни всякое бывает, – сказал Духарев. – Бывает, язычник становится христианином, а бывают христиане хуже язычников. Хочу тебя спросить…
Но спросить он ничего не успел. В горницу, широко улыбаясь, вошел Устах.
Глава 10Старые друзья и новые планы
– Хозяюшка! – воскликнул Устах, раскрывая объятья. – Сладиславушка! – обнимая ее, прикладываясь щекой к щеке. – Здравствуй! Ах, как похорошела!
– Да ну тебя, Устах! – Слада самую малость порозовела. – Как твои?
– Здравы, хвала богам! Тебе кланяются! А вы никак почивать собираетесь? Меня, что ли, не ждали?
– Не ждали, – Слада укоризненно поглядела на мужа. – Серегей сказал: ты у князя заночуешь.
– Намеревался, – ответил Устах. – Но князей много, вот и у меня ныне – свой, а вы у меня одни! Да и то сказать, разве есть здесь кто храбрей твоего мужа или краше тебя, Сладиславушка!
– Льстец! – засмеялась Слада. – Кушать будешь?
– Сыт. У князя поужинал. А меда чарку выпью.
– Мед у себя в Полоцке пить будешь! – вмешался Духарев. – Вели, Сладушка, принести кувшинчик угорского, из тех, что мне дьюла Такшонь в позапрошлом году прислал.
Кувшин принесли, обтерли, распечатали. К этому времени к ним присоединился и Артем. Он же и разливал.
Первая чарка – гостю. Но, вопреки обычаю, Артем первой плеснул матери. Слада пригубила, подержала вино во рту, затем кивнула: можно.
– Ну как, не скисло? – поинтересовался Устах, не без удивления наблюдавший за происходящим.
Слада покачала головой.
Артем наполнил чарку Устаха.
Духарев пристально поглядел на жену. Она спокойно выдержала его взгляд. Скиснуть вино не могло. И яда в нем, по мнению Сергея, тоже быть не могло: Духарев не зря велел принести позапрошлогоднее. Что за демонстрации?
– За Правду! – произнес он, поднимая свою чарку.
– За Правду! – Устах плеснул толику в сторону очага, хотя знал, что домашних богов в этом доме не привечают.
– Что тебе Святослав говорил? – спросил Духарев. – Или это тайна?
– Не от вас, – ответил тысяцкий полоцкого князя. – Ваш князь, как ты помнишь, опять звал Роговолта присоединиться к его войску.
– И Роговолт опять отказался?
– Опять, – кивнул Устах. – Ты же знаешь Роговолта. Он старшинство Киева признает, но в своей вотчине он сам себе великий князь. Пойти в войско Святослава, стать князь-воеводой киевским, как ваш Свенельд, ему зазорно.
– Но рано или поздно это случится, – заметил Духарев.
– Как знать. Недавно к нам Ольбард белозерский приезжал. Хотел Рогнеду за Трувора сговорить.
– И что же?
Трувор хоть и был вторым сыном Ольбарда Красного, но давно уже обитал в Киеве и имел на Горе свое подворье, неподалеку от духаревского. Правда, жил в основном не там, а в воинском городке, вместе с гриднями. Теперь, когда Машег наместничал в Хузарии, а Понятко служил воеводой-тысяцким у великого князя, Трувор стал правой рукой Духарева и был в его дружине первым после батьки. И варягов под ним было вчетверо больше, чем в дружине отца. А над ним – только сам воевода да еще Святослав. И все-таки он – воевода, а не князь. Княжение в Белозерье отойдет к старшему брату. Нет, Трувор Рогнеде – не ровня.
– Роговолт отказал?
– Ответил: за старшего, за Стемида, отдам. Но только водимой[28]женой. А у Стемида, ты знаешь, жена есть, да не простая варяжка, а дочка самого ярла Харальда. И Роговолту это ведомо. Так что, по сути, отказал. А мне было велено намекнуть, что ежели захочет Святослав Рогнеду за Ярополка взять…
– Ярополк – мальчишка!
– Роговолт готов подождать.
– Роговолт – да. А Рогнеда?
– Подождет и она. Ей и в Полоцке неплохо. Хотя девка растет гордая. Князь, ты знаешь, в ней души не чает. Потакает во всем. Зато красавица будет! Может, ее за твоего Артема посватать, коли Святослав откажет? Что скажешь? Я бы пособил…
– Я невесту у Трувора отбивать не стану! – решительно заявил Артем.
– Помолчи! – оборвал его Духарев. – А тебе, Устах, спасибо за предложение. Но пусть сначала Святослав откажет, тогда и говорить будем. Скажи лучше, понимает ли Роговолт, что Полоцку с Киевом не тягаться? Даже на пару с Белозерским князем. Это ведь не с новгородцами огнища делить. Да и новгородцы, коли начнет Роговолт спорить с Киевом, в стороне не останутся. У них к вам давняя нелюбовь. Ты знаешь, я Роговолта высоко ставлю, хорошего от него видел много и дурного ему не хочу. Если он отказался участвовать в будущем походе, Святослав ему не простит. Неужели Роговолт этого не понимает?
– Понимает, – кивнул Устах. – Сам он не пойдет. Но то – Роговолд. А вот мне, к примеру, воеводой у Святослава быть не зазорно, а почетно.
«Ну и ну, – подумал Духарев. – Неужто Устах хочет от Роговолта уйти?»
– Роговолт сам не пойдет, – сказал Устах. – Но дружину даст. И дружину эту поведу я.
В тот вечер Духарев так и не поговорил с женой о булгарских событиях. Отложил на следующий день. Вернее, на следующую ночь…
Глава 11,в которой Духарев узнает кое-что весьма занимательное о происхождении своей жены
– …Глупый! – сказала Слада. – А то я не знаю о тех девках, что тебе постель греют в походах? А то я не помню, скольким молодухам ты в Торжке юбки задирал! Ужель ты думаешь, что я стану тебя ревновать к девушке, которая тебя спасла?
– Так то девки… – промямлил Духарев. – А то… боярышня!
Они лежали в постели, в полумраке, разгоняемом лишь трепещущим огоньком изложницы. Сергей рассказал жене о случившемся в Преславе. Не утаил ничего…
Но оказалось, что жене и так известно практически все, включая и то, что некая булгарская боярышня три ночи провела в его постели. Нашлись рассказчики и без Духарева. Видно, кто-то из дружинников поделился информацией с женой, а та, в свою очередь…
Впрочем, не важно. Самой пикантной, с точки зрения Духарева, части этой истории Слада не придала особого значения.
– То местечко, до которого вы, мужи, лакомы, что у боярыни, что у челядинки… – Слада засмеялась. – Да ты ведь даже и не приголубил ее, Сережа! Жалеешь небось?
– Слушай, неужели тебе все равно? – Сергей даже немного обиделся.
– Раньше было не все равно, – ответила Слада. – А теперь привыкла. Сколько лет живу среди язычников…
– Но ты-то терпишь…
– Так мне никто, кроме тебя, и не нужен, – просто сказала Слада. – И я благодарна тебе, Сережа, за то, что здесь, дома, ты только со мной.