Утром следующего дня русский разведывательный отряд во главе с Александром скакал через лес по направлению к городу Юрьеву, оплоту крестоносцев. Этот отряд составляла вся молодая дружина князя.
Сава догнал Александра и окликнул его:
– Слышь, Александре, тишь такая, точно в лесу вообще нет никого! Верно ль едем-то? Если б их отряд нас поджидал, как-то они б себя выдали…
– А они себя выдают! – понизив голос, ответил юный князь. – Ещё и как выдают!
Сава напрягся и с сомнением посмотрел на друга, помотав головой:
– Ничего не слышу…
– Вот и понятно, что ты не охотник! – тем же шёпотом, но при этом широко улыбаясь, пояснил подъехавший к друзьям Яшка Полочанин. – Сам же заметил: тишь, будто вовсе пуст лес! А разве в лесу такое бывает? Чтоб ни птиц слышно не было, ни зверь бы нигде не шерохнулся? Тем более что весна началась – уж птиц-то слышно должно быть! А если птицы молчат и зверьё затаилось, стало быть, люди тут есть! Наблюдают за нами.
Александр хмурился и, чтобы скрыть волнение, старательно проверял застёжку на ремешке своего шлема.
– Князь Ярослав велел нам разведать, где отряды главные у немцев засели. Сколь мы вперёд движемся, и сколько раз уж они на нас исподтишка нападали! Надо узнать…
Он не договорил. Яшка вдруг изо всей силы толкнул друга так, что тот отшатнулся. И в тот же миг между ним и Яшей пролетела стрела и воткнулась в ствол дерева позади них.
Ратники схватились за луки, кто-то рванул из ножен меч.
– Где он? – Александр в ярости оглядывался, прикрываясь щитом. – Где?!
– Наверху! – закричал Яшка. – Чтоб так стрелу послать, надо сверху сидеть. Эй, все! Щитами прикройтесь! Он же вновь выстрелит!
Словно в подтверждение этих слов, опять зазвенела тетива. В первый раз её звон уловило лишь чуткое ухо ловчего. Теперь звук был слышнее, и тотчас раздался громкий треск. Из кроны растущей неподалёку сосны сорвался и рухнул наземь человек. Он недвижно застыл меж сосновых корней, продолжая намертво сжимать лук с уже наложенной на тетиву стрелой.
Александр и Сава послали вперёд коней и оказались над лежащим. Он был в кожаном, обшитом медными пластинами шлеме и косматом меховом плаще.
– Литовчин! – прошептал князь. – Лучник литовский. Заодно они с немцами. Но кто ж его с вершины-то снял?
– Я! – отозвался чей-то голос.
И из-за стволов показался подросток лет пятнадцати, одетый в чёрный подрясник, чёрный, почти до пят кафтан и скуфью. В его руках тоже был лук, за плечом виднелся колчан.
– Монах?! – изумлённо воскликнул подъехавший к князю Ратмир.
– Послушник я, – неспешно отвечал юноша. – Монастырь тут есть неподалёку – Святой Живоначальной Троицы. Нас там всего девять душ монахов да послушников четверо.
– Монастырь вроде отсюда верстах в пяти, – удивился князь. – Что же ты тут делаешь?
Мальчик в ответ заулыбался:
– На охоту отправился. У нас крестоносцы остатки хлеба, что зимой не доели, подчистую отняли. И репу забрали, и рыбу сушёную. Ну, отец-игумен и благословил пост нарушить – на охоту пойти. Я ж из охотничьей семьи – стреляю хорошо.
– Это мы видали! – с невольным восхищением заметил, подъехав ближе, богатырь Сбыслав. – Как ты литовчина с сосны сшиб…
– Я его давно приметил! – усмехнулся мальчик. – Сразу понял, что он вас поджидает. Ждал только, пока тетиву натягивать начнёт и вперёд наклонится. Тут мне ветки мешать и перестали.
– Как тебя зовут? – спросил, улыбнувшись в ответ, князь Александр.
– Андреем кличут. А ты кто, не князь ли будешь?
– Князь. Я – Александр, сын великого князя Ярослава Всеволодовича. А это – дружина моя.
Андрей с сомнением покачал головой:
– Что же людей-то с тобой мало, княже? Немцев да литвы там, в Юрьеве, видимо-невидимо. На Амовже-реке у них полк передовой спрятан. Тоже ждут вас. Только их таким числом не одолеть. Нападут да разобьют вас.
– Нападут, говоришь? – На несколько мгновений Александр задумался. Потом оборотился к Якову: – Ну-ка, Яша… ты по лесу всех лучше ездишь. Скачи навстречу войску новгородскому, батюшке навстречу. Расскажи, что сейчас слыхал, и попроси поспешить. А мы к Амовже-реке поскачем. Пускай меченосцы нападут на нас! Выманим их из засады да из крепости – не усидят же они там, видя, что нас так мало… Ну а тут вся рать и подоспеет.
– Я путь краткий показать могу! – живо вскинулся Андрей. – И рати вашей укажу, откуда лучше подъехать и по немцам ударить!
Юный князь вновь с откровенным одобрением глянул на послушника:
– А ты – надёжный друг, Андрейко! В дружину мою вступить не хочешь ли? С радостью возьму.
Мальчик размышлял лишь несколько мгновений:
– Благодарствуй, княже. Но я монахом быть хочу. Вот побуду на послушании да и постриг приму.
– Ну, как знаешь. Монахи, они ведь тоже воины. Молитвой своей с силами тёмными воюют.
– А ещё они летописи пишут, для народа правду хранят, – подхватил Андрей, обрадованный тем, что его отказ, кажется, не обидел князя. – Вот гляди, княже: может, я ещё о рати твоей сказ сложу!
– Сложи, сложи! – кивнул Александр. – А теперь, коли сам вызвался, проводи воина моего Якова Полочанина, а потом рати князя Ярослава путь укажи. Бог с тобой!
Заснеженное поле перед невысоким берегом реки Амовжи даже с близкого расстояния казалось пустынным. Отряд юного князя неспешно двигался по белой равнине. Казалось, что маленькая дружина не испытывает никакой тревоги.
Вдруг за деревьями грянул звук рога, потом протрубил другой. Раздались голоса, конское ржание.
– Построиться! Щитами прикрылись! – скомандовал Александр.
Команда прозвучала вовремя. На небольшую дружину почти тотчас обрушился целый дождь стрел. Однако все успели укрыться, ни в кого стрелы не попали. И тут же из-за излучины реки, из-за подступившей к самому берегу рощи, показались несколько сотен всадников в железных доспехах. Они с рёвом мчались к занявшей оборонительную позицию дружине Александра.
Ближе, ещё ближе. И вот ряды воинов сшибаются, закипает сеча. Русские держались твёрдо, хотя, кажется, исход битвы был предрешён. Тем не менее сражение затягивалось – Александр, заняв позицию во главе отряда, но так, чтобы его спина была прикрыта, бился как лев, один принимая на себя удары четырёх-пяти противников и сокрушая их одного за другим. Сражаясь, он вдруг поймал себя на том, что не просто наносит удары, но при этом невольно рассматривает вражеские доспехи и оружие. Он и прежде знал, что немцы лучше многих других умеют ковать прочные нагрудники и шлемы, щитки, защищающие руки и ноги. Теперь он убедился, что эту броню и в самом деле очень трудно пробить, вся его сила уходила в удар, и только тогда несокрушимый металл уступал и меч вонзался в живое тело врага. Но одновременно Александр подумал: «А ведь тяжёлые они! Тяжёлое железо-то! Три-четыре часа подряд в таких оковах да мечом махать!.. А коли жарко? Железо раскалится, будешь точно в котле вариться… Наши-то кольчуги тяжелы да жарки, но ведь они хотя бы воздух пропускают! Поди пойми, что лучше? А у них вон, у рыцарей, и кони в броне… Коням-то это и вовсе нравиться не должно…»
Тут же пришла иная мысль: что он, безумный, что ли?! В разгар боя, в кровавой сече да про доспехи думает – ладно бы про свои, а ведь про чужие!
Тем временем на подмогу первому отряду меченосцев уже мчался второй, куда более многочисленный: в крепости увидали, что их авангард несёт потери, и устремились в атаку на упрямых русских.
И тут снова раздался звук рога, но уже другого. И другая рать вылетела из-за бугра и устремилась к сражающимся. Над отрядом развевался стяг князя Ярослава со Спасом Нерукотворным.
– За Святую Софию! – прогремел голос Ярослава Всеволодовича.
И битва закипела с утроенной силой. Поняв, что их обманули, выманили на равнину, меченосцы сражались яростно и упорно, но в конце концов русские начали теснить их. Они сопротивлялись, но постепенно отступали и отступали к берегу реки, всё дальше, на лёд.
Александр в эти мгновения начисто забыл о своих недавних мыслях, о том, как оценивал возможности немецких доспехов и обнаруживал их дурные свойства.
Но вдруг тонкий весенний лёд начал ломаться. Многие рыцари в этих самых мощных доспехах стали проваливаться, некоторые даже уходили под лёд, не успев уцепиться за кромку пролома.
Александр, свалив очередного противника и увидав, что рядом уже никого нет, тоже направил коня к реке. Видя, что происходит с противником, в сомнении осадил Огненного.
Однако отважный Ратмир в это же время мчался прямо по льду, преследуя отступающих.
– Ратмир, стой! – закричал князь. – А ну как провалишься? Лёд уже некрепкий!
– Да нет! – отозвался ратник. – На меченосцах ведь железа вдвое больше, чем на нас. И кони у них в железе! Нас лёд удержит.
«Вот оно как! – про себя усмехнулся юный князь. – Выходит, едино мыслим!»
Подумав так, он решительно послал коня вперёд. Правда, лёд уже был разломан во многих местах и некоторые из русских тоже начали проваливаться, однако в худшем случае жертвовали лошадьми – достаточно легко вооружённые ратники успевали выбраться из проломов, чёрная ледяная вода их не поглощала. Что до самого Александра, то Огненный легко выбирал путь между провалов, темнеющих ледяной водой, некоторые ямы с ходу перескакивал и устремлялся дальше, преследуя отступающих врагов.
Над рекой вновь прогремел рог, возвещая окончание битвы.
Александр обернулся, отыскивая глазами отца, но тот был уже на берегу. Дружина его возвращалась, закончив преследование нескольких десятков меченосцев, отступивших не на лёд реки, а к лесу. Некоторым из этих, явно более сообразительных рыцарей удалось скрыться в чаще. Русские их не догнали.
Но, в конце концов, победа была настолько убедительна, что не вызывала сомнений: в ближайшие годы настырный орден оставит в покое владения князя Ярослава Всеволодовича.
Глава 2Оружие
Победа над меченосцами не только прекратила надолго их набеги на новгородские земли и на Псков, но и укрепила власть князя Ярослава в Новгороде. Как ни любили новгородцы свою волю, своё вече, свои права, но в необходимости твёрдого и отважного правителя наконец-то убедились. Конечно, здесь Ярослав Всеволодович ничуть не обманывался. Он отлично понимал, что некоторое время спустя неугомонные вольнолюбцы примутся за старое. Однако сейчас от них не было никакого беспокойства, и князь искренне этому радовался. Тайком он признавался только любимой жене да ещё Александру, что порой опасается буйства новгородского веча сильнее, чем татарских набегов. А уж ливонцы да меченосцы, в сравнении с его крикливыми и жадными боярами да купцами, казались и вовсе не страшны.