зню шведов, усмехаясь в бороду:
– Глядите-ка, и оружие покидали! Нас тут будто и нету… Ну-ну!
– А кого им бояться, воевода? – угрюмо шепнул один из воинов. – Ижорская дружина супротив их – что заяц перед вепрем, а князь с войском когда-то поспеет…
Но Пелгусий продолжал усмехаться:
– Александр-то! Глядите: ночью будет. До рассвета ещё. А уж там пускай Биргер либо ноги уносит, либо в реку прыгает – утопиться-то ему вернее будет!
Ижорский воевода был прав. Рать князя Александра приближалась к месту предстоящей битвы. Воины старались не понукать коней, чтобы те не выбились из сил. Но при этом мчались, не останавливаясь, покрывая милю за милей. Делали краткие остановки, давали коням отдышаться и вновь устремлялись вперёд.
Редкий лес, сквозь который они скакали, сменился открытым пространством, затем – слегка заболоченной рощей. Солнце садилось. На фоне полыхающего огнём неба лавиной мчались всадники. Алые блики заката играли на стали их доспехов, на крутых шеломах.
А в это самое время разведчики воеводы Пелгусия наблюдали за тем, как, отужинав, шведские рыцари и ратники мирно разбредаются по своим шатрам и, судя по всему, укладываются спать. Конечно, были выставлены караулы, но их оказалось немного, и поставили их возле самых шатров – никто не поднялся на высокий берег, чтобы наблюдать за подступами к лагерю.
– И впрямь, словно у себя дома ночуют! – сердито посмеивался воевода. – Вот ведь дурь-то человечья… Ну что, братья, поспали бы и вы, покуда время есть. Скоро уж понадобитесь.
Заросли, в которых затаились русские разведчики, были достаточно густыми, в них можно было прятаться, не опасаясь, что с берега кто-то заметит. Воины воеводы, послушав его совета, расстелили на земле плащи и улеглись подремать.
Темнело, но закат ещё широко разливался по западной стороне неба. Пелгусий медленно шёл сквозь кусты к берегу. Широченная река открывалась перед ним, вся будто залитая огнём. Алым светом были обведены и контуры облаков.
Воевода смотрел на закат, на реку, и мысли его были тревожны: «Что ж ты, воин Филипп, своих-то обманываешь? Говоришь им, что разобьём мы ярла… А как мы его разобьём? Великой рати быстро не соберёшь, а с малой разве такую силу одолеть можно? Если б кто помог? Но кто тут поможет?»
Пелгусий перекрестился, забормотал про себя молитву. Вновь поднял голову. И, поражённый, отступил. Прямо на него, вырастая из алого огня заката, скользя над алой водой, не плыла, но двигалась по воздуху ладья с туго надутым парусом. Она было реальна – воевода ясно видел, как парус ещё сильнее вздувается от ветра. Вот ладья уже почти над Пелгусием, и он понимал, что действительно видит её…
– Господи Иисусе! – едва слышно прошептал воевода и вновь поднял руку для крестного знамения.
На носу ладьи, обрисованные красным контуром, стояли два юноши в русских кафтанах. Тот, что младше, обернулся к старшему:
– Слышишь ли, Борисе! Надобно помочь родичу нашему князю Александру.
– Поможем, брат, – отвечал второй.
И ладья, вновь окунувшись в охвативший небо огонь, слилась с ним.
– Святые! – окаменев, прошептал воевода. – Святые мученики Борис и Глеб![29] Это они!
Охваченный одновременно трепетом и восторгом, он упал на колени, вновь перекрестился, шепча молитву.
С первыми проблесками рассвета конная дружина князя Александра почти достигла цели. Кони мчались по лесистым склонам, разбрызгивая рыжую воду в болотцах, взрывая землю на лесных тропах.
Ратмир догнал князя, поравнялся с ним и окликнул:
– Слышь, Александр! Не быстро ли скачем? Ну, как пешая рать за нами не поспеет? Нас и так мало…
Князь возразил:
– Нет, Ратмир, я всё рассчитал. Ратники часть пути по Волхову идут, на ладьях, а это ещё быстрее выходит, чем верхом. Да по пути ещё ладожских воинов захватят, к ним гонца заранее отправили, должен был поспеть. Нет, нет, мы вместе в бой пойдём. Только вот где наши разведчики?
– Да вон они! – указал, вытянув руку, один из воинов. – Вон, за деревьями схоронились!
Александр движением руки скомандовал воинам, чтобы те остановились, и большой отряд почти разом осадил коней.
Навстречу им показался небольшой отряд ижорцев, во главе его шёл воевода Пелгусий.
Князь, не слезая с седла, обнял финна:
– Здрав буди, Пелгусий! Что скажешь?
– Здравствуй и ты, князь Александр! – отвечал тот. – Только меня ныне Филиппом зовут. Мне христианское имя милее. А скажу вот что: стоят ладьи вражьи в устье Ижоры-реки. Там же, на берегу, они и шатры свои поставили. И ярлы их там, и епископ – я сам его видел, и другие из священства их… Всё тебе укажу. А ты-то как поспел так скоро? Выходит, сотню вёрст за ночь отмотал!
Александр улыбался:
– Маршем, Филипп, одвуконь. Не совсем чтобы за ночь, но за вечер и ночь… Уж случалось так делать. Рать пешая тоже вслед поспешает.
– На месте уже твоя рать, – поспешил обрадовать финн. – Только что мы с ними столкнулись. Ждут тебя. И до шведов – рукой подать.
Александр обернулся, подзывая к себе начальников отрядов:
– Слушайте меня. Мы с конной дружиной сейчас, покуда шведы не пробудились, с юга ударим, вдоль реки пойдём. Берега там высокие, деваться им будет некуда. Пешей дружине передать, чтоб с берега насела. А ещё… Эй, Миша, ты где?
Семнадцатилетний внук боярина Фёдора тотчас оказался возле князя:
– Здесь я, княже.
– Ты всё рвался доблесть свою показать. Вот и показывай. Надобно шведов от кораблей отрезать, чтоб сразу же сбежать от нас не сумели. Сделаешь?
– А то? – искренне обрадовался Миша.
– Значит, едем!
– Постой, князь! – пелгусий волновался и в волнении даже взял князя за локоть. – Мне тебе ещё кое о чём поведать надо.
Александр немного отъехал вслед за воеводой в сторону, и тот зашептал:
– Я видел. Ночь не спал и увидал на восходе солнца ладью…
– Шведскую?
– Нашу. Она в небе плыла. А в ней сородичи твои были – святые князья Борис и Глеб. Они сулились тебе помочь, князь!
Александр перекрестился:
– Не привиделось тебе, воевода?
– Я – старый воин, а не мальчик! – обиделся тот.
На несколько мгновений князь задумался, потом проговорил:
– Спасибо, воевода, что рассказал. Только более никому не сказывай. Нечего перед битвой смущать воинов. Едем! Ратмир, ты при мне будешь. И не рискуй без нужды, не то знаю я твоё геройство!
Но весельчак Ратмир широко улыбался:
– Так то прежде было, княже! А теперь я зря рисковать не хочу. Я же обручён. Женюсь осенью. Забыл?
– Как забыть-то? Сам ведь просил твоим дружкой на свадьбе быть. И всё равно: в пекло не лезь!
Рать приближалась к месту ночлега шведов, а шведы мирно спали в своих добротных, ладно поставленных шатрах. Караульные дремали возле давно погасших костров. Чуть поодаль качались на волнах корабли, соединённые с берегом мостками.
Внезапно в тишине раздался звук рога.
Вдоль берега мчалась конная рать, а с другой стороны, с береговой крутизны, едва ли не на головы ошеломлённым захватчикам рушились пешие воины князя Александра.
Рыцари и их оруженосцы выскакивали из шатров полуодетые, на ходу надевая доспехи, а зачастую не успевая их надеть. В одной рубашке и штанах выбежал из своего большого шатра и шведский ярл Биргер.
– Что это?! – Со сна он ничего не мог понять. – Откуда они взялись?!
– Это – русский князь Александр, великий ярл! – ответил оруженосец, держа в руках меч и шлем предводителя. – Он успел раньше нас!
– Проклятие! – заревел швед. – Он что, летает?! Стой ты с оружием… Я успею надеть доспех.
С этими словами Биргер вбежал в свой шатёр, но выбежать из него не успел. На шатёр налетел Сава, далеко опередивший своих воинов. Буквально двумя ударами меча он подрубил центральный опорный столб, и шатёр обрушился. Со всех сторон звучали смех и одобрительные крики русских воинов.
Но ликовать уже не было времени. Закипела сеча. Лязгали мечи и боевые топоры, гремели щиты. Битва была жестокая, яростная, отчаянная. Конные и пешие русские воины сражались с одинаковым напором и отвагой.
Ярл Биргер, разрубив мечом ткань шатра, бросился в битву, но вскоре упал, раненный. Его оруженосец и один из воинов подхватили его, пытаясь увести на корабль. Отступали и некоторые другие рыцари, получившие раны. И… обнаруживали, что им не попасть на корабли! Бесстрашный новгородец Миша и его воины разрубили мостки, ведущие на вражеские суда. Не остановившись на этом, Миша прыгнул на ближайший корабль и топором прорубил его днище. Несколько шведов пытались ему помешать, и он в ярости обрушил на них топор. Его товарищи, воодушевлённые подвигами предводителя, кинулись топить и другие корабли.
Видя, что путь к отступлению отрезают, шведский епископ, успевший одним из первых покинуть свой шатёр, кинулся к кораблю и успел на него взбежать. Но за ним по мосткам прямо на коне влетел неустрашимый Гаврило Олексич.
– Гаврило! – кричал ему с берега находящийся в гуще сражения Сбыслав. – Куда на коне-то? Свалишься!
Тот рубился, не зная страха, однако один из шведов, бывших на корабле, ранил его коня, и герой рухнул в воду. Отчаянно бранясь, он выбрался на берег и обрушился на шведов с утроенной яростью.
Что до Сбыслава, тот сражался своим любимым оружием – топором, и вокруг него росла груда мёртвых тел.
Яшка Полочанин, расстреляв все стрелы из колчана, обнажил меч и кинулся один в гущу целого неприятельского полка.
– Вот вам! – кричал он. – И вот! И вот! Кто сказал, что Яшка Полочанин только стрелять умеет? А ты что? Куда? Вот, вот, вот!
Сам Александр тоже был в гуще боя, и от него начинали спасаться бегством – каждый его удар нёс смерть противнику. Но один из ярлов закричал князю:
– Эй, Александр! Окажи мне честь – я хочу с тобой биться! Я – ярл Ульф Фаси.
Они сшиблись и дрались долго, оба были очень хороши в бою. В конце концов Александр нанёс противнику рану прямо в лицо, и тот упал с коня, обливаясь кровью. Александр видел, что противник едва ли поднимется на ноги, и отвернулся. С высоты седла ему стало видно, как отчаянно бьётся среди множества врагов пеший Ратмир – конь под ним пал.