Взгляд прелата скользнул по лицам сидящих за столами и остановился на одном из собравшихся.
– Вот он.
Палец Джованни указывал вглубь залы. Средних лет боярин обернулся, встал и, вдруг поняв, в чём дело, бросился к дверям, от которых князь и его гости успели отойти.
Эрих преградил путь предателю:
– Куда?
– Я ни в чём не виноват! – закричал боярин. – Ни в чём! Князь, меня оговорили!
– Кто оговорил-то и в чём? – с глухой усмешкой спросил князь. – Если не виноват, то откуда знаешь про оговор? И зачем побежал? Слышь, боярин Фёдор Ярунович, для чего ты отца моего оболгал? Как посмел сказать хану, что Ярослав собирается католическую веру принять? Ну?!
Боярин побагровел, затем мгновенно так же сильно побледнел. По его лицу струями полился пот.
– Я… Князь великий, помилуй!
– Говори!
Александр подступил к нему, схватил за ворот камзола, поднял, как щенка, и встряхнул:
– Говори! На дыбе всё едино скажешь!
– Н… не надо! Мне… Мне много золота дали.
– Кто?!
– Посланный. Сказал, что от магистра Вильгельма.
Эрих рассмеялся:
– От Вильгельма Моденского, магистра Тевтонского ордена. Вот тебе, Александр: казалось бы, ордену смерть князя невыгодна – какой-никакой, а он поддерживал мир с татарами. Не понимает, что ли, глупец Вильгельм, что после Руси татары к нам придут?
Собравшиеся в палате люди до поры созерцали и слушали всю сцену молча. Лишь несколько неразборчивых растерянных возгласов пронеслось по залу. Но вдруг напряжение прорвалось и палата взорвалась криками и проклятиями:
– Собака! Пёс продажный!
– Иуда поганый!
– Аспид ночной!
– Дайте его сюда, своими руками задушу!
Люди срывались с мест, прорываясь к преступнику. Тот с визгом цеплялся за одежду Александра.
Князь поднял руку и громовым возгласом остановил толпу:
– Молчите все! Что же, мы память отца моего и нашу православную тризну опоганим кровью этого христопродавца?
Он обернулся к страже:
– Возьмите его. И сей же час повесить. Прямо на площади.
Вопящего от ужаса предателя вытащили из палаты. И сразу, будто по волшебству, воцарилась тишина.
– Спасибо тебе, – обернулся Александр к Эриху фон Рауту. – И тебе спасибо, Джованни. Ты тоже рискуешь, приехав сюда.
– Ничем я не рискую, – возразил итальянец. – Я – посол. И знаю, что ты чтишь законы. А про то, за чей золото продался ваш боярин, я не знал. Хотя догадывался… Само собой, его святейшеству едва ли будет понравиться мой поступок. Но папа знает, что ложь должна быть наказана. Тем более ложь, из-за которой умер великий государь.
И добавил по-латыни, обращаясь уже только к Эриху:
– Во всяком случае, его святейшество не станет говорить, что это не так!
Глава 4Послание хана Батыя
Лето года тысяча двести сорок седьмого от Рождества Христова[35] выдалось прохладным. Часто шли дожди. Зато осень стояла тёплая, сухая и солнечная, будто извинялась за то, что лето проявило несвойственную ему суровость. С середины сентября леса и рощи нарядились в золото, но было тепло, так тепло, что птицы, те, которые не собирались улетать на юг, а оставались дома, заливались пением, будто по весне.
В один из таких дней на новгородском воинском плацу не было упражнений, воины были заняты другими делами.
Но плац не остался пуст. Он был очень красив, наполовину закиданный яркой опавшей листвой. Лёгкий ветер гонял листья от края к краю площади.
Князь Александр Ярославич, скинув кафтан, закатав рукава рубахи, кажется, позабыв о государственных делах, увлечённо бился на деревянных мечах со своим семилетним сыном. Василий в упоении нападал на отца, стараясь зайти то с одной, то с другой стороны, но так и не мог нанести тому ни одного удара. Однако Вася не злился, а весело хохотал, вновь и вновь бросаясь в атаку и неизменно получая отпор.
– Ой, батюшка! – в восторге вопил мальчик. – Батюшка! У тебя что же, рук с десяток, не меньше? Куда ни бью, везде ты отбиваешь! Ай! И сам бы меня уж раз сто убил, кабы хотел!
– Вася! – укорил сына князь. – Что ты всё веселишься? Хохочешь, будто в игру играешь… Это же бой – в бою смеяться не пристало…
– Так бой же потешный! – возражал княжич. – Чего тут серьёзного?
Александр хмурился, но видно было, что он только притворяется сердитым:
– Это, Васенька, наука воинская. Не овладеешь ею, не сможешь и всерьёз сражаться.
– А воины наши сказывают, – не сдавался мальчик, – что для битвы злость нужна! А откуда ж я злость возьму, если тебя вижу? Ты ж не татарин и не рыцарь какой злобный! Чего ж я тебя колоть да рубить стану?
Князь потрепал сынишку по светлым волосам, улыбаясь и не находя в себе сил казаться сердитым:
– Хорошо, конечно, что ты у меня добрый. Добрых-то нынче мало осталось. Каждый на кого-то да зол… Но всё едино: драться ты научишься!
– Я постараюсь! – искренне пообещал Вася.
– Эй, воины! – окликнул их вдруг звонкий женский голос.
Оба обернулись.
Слегка придерживая подол отороченного серебряной каймой сарафана, к ним спешила улыбающаяся княгиня Александра. В другой руке она несла корзинку, судя по всему, нелёгкую.
– Мама!
И Вася, сорвавшись с места, подбежал и обхватил её обеими руками.
– Сашенька! – обрадовался и Александр.
– Притомились, воины? – смеялась молодая женщина. – Надо думать, и проголодались?
– Да терпим покуда, – ответил князь. – Надобно ещё поупражняться. Когда ещё у меня свободное время будет, чтоб самому сына ратному делу-то поучить?
– А я хочу уже есть! – капризно возмутился Вася.
– Ну, вот я вам обед и принесла! – Александра без смущения уселась прямо на траву и на опавшие разноцветные листья, поставила свою корзину и, раскрыв её, вынула и расстелила полотенце. Поверх него тут же появился кувшин, а следом – чашки и каравай хлеба, такой мягкий, что видно было, как он сминается в нежной женской руке. – Я жена воина и мать воина и должна о них заботиться. Вы же так и трапезу пропустите и только к ужину после всенощной явитесь.
– Ай, да княгинюшка! – пришёл в восторг Александр. – Ай да умница!
– Ай да мама! – завопил Вася.
Вдвоём они тоже плюхнулись в траву и схватились за чашки, которые Александра успела наполнить молоком из кувшина.
– А тебе? – князь жевал хлеб и запивал молоком. – А ты чего же?
– А я с тобой! – княгиня откусила от куска, что отломил себе её муж, и отпила из его чашки. – Так вкуснее!
Он нежно поцеловал её, но в щёку: Вася хоть и был поглощён едой, но поглядывал на отца и мать, улыбаясь краешком набитого хлебом рта.
– Посольство твоё из Орды вернулось! – сообщила княгиня, откусывая ещё немного и наклоняясь к чашке в руке Александра.
Он сразу напрягся:
– И что?.. Плохо?
Но она улыбалась:
– Ну, было бы плохо, так не я бы к тебе пришла – бояре б заявились! Нет, Александрушко! Принял хан выкуп, тобою собранный, и сотню русских пленных освободил, как и просил ты. Они с посольством тем и возвратились. Худы, бледны, но радуются, что дети малые! Плен у безбожников нелёгок был!
Александр с облегчением перекрестился:
– Слава Тебе, Господи! Внял Ты просьбам моим! Спасибо, что сказала, Саша!
– А не сказала б, так бояре бы сами сюда пришли и тебе поесть не дали! Вот видишь… Не зря ты это золото да серебро у наших толстосумов просил… Второй раз уж русских из плена отпускают.
– Вторую сотню! – горько вздохнул князь. – А в плену тысячи наших! Всех вызволить никакой казны не хватит…
Александра грустно усмехнулась:
– Да уж твоей и на это б не хватило! Себе ты ничего не оставляешь.
Князь ласково привлек жену к себе:
– А разве мне что-то ещё надо? Я владею сокровищем, какого нет ни у хана, ни у византийского императора, ни у кого в мире!
Она притворно удивилась:
– И что же это за сокровище? Отчего мне не показал?
Александр вдруг стал серьёзен:
– К зеркалу подойди, вот моё сокровище и узришь.
– Я, да?! – расхохоталась княгиня. – Вот так сокровище!
– И очень даже дорогое сокровище! – серьёзно изрек Вася, рукавом отирая с подбородка капли молока. – Я вот, когда женюсь, тоже себе такую, как ты, найду!
– Другой такой нет, сыне! – серьёзно возразил отец. – Однако же Господь и тебе пошлёт радость сердца твоего, когда пора настанет.
– А когда она настанет-то? – почти сердито спросил мальчик. – Вот я уж большой вырос, а у меня всё невесты нет!
Александр улыбнулся:
– Пока на щеках волос не пробивается, о женитьбе думать рано. Да и какой из тебя жених, покуда ты сражаться не научился? Семью свою надобно уметь защищать…
Александра слушала их разговор, но больше в него не вмешивалась. Сидя в траве, она собирала разноцветные листья и аккуратно сплетала их в венок. Привычка плести такие осенние венки была у неё ещё в детстве, и она не могла от этого отвыкнуть.
Между тем, покуда Александр с женой и сыном отдыхали среди осеннего золота, по ведущей к Новгороду дороге ехало татарское посольство. Богато разодетые послы на лохматых лошадях скакали впереди большого отряда татарских воинов. Внешне они казались невозмутимыми, однако видно было, что чувствуют себя не слишком уютно. Здесь была Русская земля, хотя и подвластная им, но не сломленная ни ими и никакими другими врагами. И завоеватели знали, что населяющие эту землю люди ненавидят их.
Вот послы подъехали к воротам, и те отворились.
– С чем приехали? – спросил появившийся в проёме ворот дружинник.
Он был один. Правда, за ним стояли ещё двое воинов в кольчугах и шлемах, но всё равно их было трое – много меньше, чем татар. И всё же те немного растерялись.
– Мы – посольстви, – проговорил старший из приехавших. – Нам нада князи…
– Нада – значит, буда! – ответил открывший ворота воин. – Только доложить надобно. Въезжайте, да я ворота закрою.