— Вот и все! — наконец смог перевести дух Андрей.
В сосновом нагорном лесу светало. Князь, жадно вдыхая прохладный воздух, прошел по каменистому гребню, остановился на краю обрыва, широко раскинул руки. Чего сейчас ему сильно не хватало — так это подставить лицо восходящему солнцу… Увы, оно поднималось где-то позади, за горами, за лесами, за морем… За левым плечом.
— Интересно, а чем там занимается наш драгоценный паша? — попытался через «братские узы» коснуться своей жертвы князь.
И чуть не взвыл от боли! Спрятанный в глубинах разума черный комок чужой воли, ощутив близость хозяина, забился, заметался, вырываясь на свободу. И хотя сил и концентрации Андрея вполне хватало, чтобы удержать пленника во власти, но трудная борьба внутри сознания вызвала очень даже чувствительный эффект — сильную резь в висках и затылке. Зверев пригладил ладонями бритую макушку, тихо выругался:
— Вот проклятие! Похоже, его воля все же получает подпитку через нашу «братскую» связь. Этак она никогда не сдохнет, пока паша сам не преставится.
Правда, состояние покоя и расслабленности от далекого османа он все-таки уловил. Тот, похоже, все еще спал. И Андрей мстительно послал ему ощущение утренней зябкой прохлады. Наместник испытал легкое недовольство, досаду, шевельнулся. Застыл в некоей неуверенности. Зверев послал ему волну сладкого тепла, словно прокатил по телу теплой водой. Опять почувствовал покой и расслабленность. Турок снова заснул.
Ученик чародея начал осознавать границы своей власти. Он не мог владеть телом жертвы, его руками, ногами, не мог читать мысли. Но вот управлять общими эмоциями, впечатлениями и желаниями врага князю вполне удавалось. Главное — не перегибать палку. Если попытаться внушить Барас-Ахмет-паше радость от падения на ногу тяжелого камня — может получиться что-нибудь не то.
Потирая виски и морщась от боли, Зверев пошел к лагерю. Теперь он знал, как распорядиться царским подарком османскому султану.
Спустя четыре часа переодетые в чистое белье, без тегиляев и шапок Полель и Никита дотащили запертый на замок сундук до ворот крепости и водрузили на помост перед подъемным мостом. Одновременно с облегчением отерли лбы.
— Отдыхайте, — разрешил Андрей. Стучать в ворота он не стал. Послал наместнику чувство сильного любопытства и приготовился ждать.
Головная боль не отступала. Резь накатывала равномерными импульсами, когда он не думал о паше, и мгновенно выстреливала в затылок, стоило ученику чародея попытаться воздействовать на пашу или просто поймать его состояние. Похоже, воля Барас-Ахмет-паши делала потуги освободиться, едва хоть немного накапливала силу или ощущала близость хозяина.
К счастью, воля имела цель, но не располагала разумом. Иначе она бы не торопилась, подкопила сил побольше, выбрала момент расслабления… И тогда Андрею пришлось бы худо.
Очередной приступ боли ударил по вискам почти одновременно с тем, как створка ворот поползла наружу. Во дворе, помимо привратника, обнаружилась вся свита наместника во главе с ним самим. Турок не смог устоять перед любопытством и собственнолично явился посмотреть, что же прислал правитель далекой Руси Сулейману Великолепному.
— Давайте, ребята. Чуть-чуть осталось, — кивнул холопам князь, стиснул зубы, одновременно и загоняя черный ком в узилище сознания, и насылая на Барас-Ахмет-пашу волну доброжелательности.
— А-а, посол неверных… — Губы наместника расползлись в улыбке. — Не ожидал, что ты и впрямь вернешься.
— Я подумал, досточтимый Барас-Ахмет-паша, — склонил-таки голову перед османами князь Сакульский, — что столь великий подарок смягчит сердце султана султанов Сулеймана Великолепного, и он соблаговолит снизить размер выкупа до посильного для Руси уровня. Отнести на стену, на свет? — спросил Андрей, мысленно соглашаясь изо всех сил.
— Да, пожалуй, — снизошел наместник. — Там будет легче разглядеть подарок.
Никита и Полель дружно крякнули, но сундук подняли и занесли на южную стену, благо она была совсем невысокой.
— Ступайте, — отпустил холопов князь. — Как тут красиво! Невероятно красиво… Наверное, приятно сидеть здесь по утрам и пить крепкий марокканский кофе?
— Никогда не приходило на ум, — к его удивлению, признался паша и хлопнул в ладони: — Принесите сюда мой столик и подушки!
Свита рассыпалась. Арапчонок и янычары устремились прочь, тощий носитель полосатого халата остался на месте, удерживая под мышкой какой-то цилиндрический футляр с позолоченными крышками.
— Дозволь, досточтимый Барас-Ахмет-паша, я покажу тебе подарок, который мы подбирали для величайшего из султанов со всем своим тщанием и уважением. — Андрей снял ключ, вставил его в прорезь замка. — Молва донесла до ушей государя, что Сулейман Великолепный изволит в часы отдыха развлекать себя изготовлением луков. А нёбо волжского осетра…
Он поднял крышку и одновременно направил в наместника самую сильную струю радости и восхищения, которую только смог породить.
— Неужели это оно?!! — охнул от восторга Барас-Ахмет-паша. — Так много! Чистейший осетр! Нёбо! Целый сундук!
С горящими глазами он запустил руку в серебристые чешуйки, вскинул ладонь, пропуская их между пальцами, зачерпнул снова… А воля его в это время взрывной волной неистовствовала в черепе Зверева, грозя выбить виски наружу. Однако князь заставил себя улыбаться:
— Надеюсь, этот дар позволит величайшему, прекраснейшему, мудрейшему султану Сулейману Великолепному проявить милость к просителю и снизить выкуп до… до пятидесяти рублей за стрельцов и холопов, ста рублей за новиков и отроков, ста пятидесяти за бояр и детей боярских… — Договорив, Андрей стиснул зубы, поклонился и протянул обе грамоты Барас-Ахмет-паше. Он так старался с воздействием, что ощущал себя перегревшейся электролампочкой.
— Перепиши! — небрежным жестом отмахнулся наместник.
Его тощий помощник приоткрыл было рот… Но, встретив взгляд Зверева, отчего-то передумал. Ученый человек почуял, чем может кончиться для него недовольство гостя. А коли отвечать за все будет наместник — зачем рисковать?
— Слушаю, господин. — Секретарь забрал грамоты и засеменил по ступенькам вниз. Ему навстречу поднялись невольницы в полотняных рубахах, безмолвно расстелили ковер, накидали пухлых подушек, поставили невысокий, по колено, резной столик черного дерева, расставили мисочки с сухофруктами, медом, орешками, пастилками. Рабыня в турецкой одежде принесла ящичек с раскаленным песком и джезвой внутри, присела рядом со столиком, разложила свои принадлежности.
— Кофе, — напомнил Андрей.
Барас-Ахмет-паша с сожалением цокнул языком, опустил крышку. Князь отдал ему ключ, и только это несколько успокоило наместника.
— Ты доставил мне много радости, зимми, — кивнул осман, даже не подозревая, насколько он близок к истине. — Пожалуй, я приближу тебя к себе, когда великий султан покорит Руссию.
У Зверева внутри что-то екнуло, в животе растекся легкий холодок, но внешне он смог сохранить невозмутимость:
— Разве Сулейман Великолепный намерен воевать с Русью?
— Конечно, русский зимми, — даже с некоторым недоумением ответил наместник. — Ведь земли ваши лежат меж землями правоверных в Казани и Астрахани. Как мы создадим завещанную нам Аллахом исламскую империю, если между царствами истинно верующих останутся владения неверных?
— И когда вы начнете войну? — как можно спокойнее поинтересовался князь.
— Как только потушим бунт неверных, отвергших волю султана в землях валахских и венгерских.
У Андрея на душе стало чуть легче. Похоже, плана похода на север у Османской империи еще не было. Такие кампании с наскока не осуществляются. Получается, у Руси время еще есть.
— Нет силы, способной остановить нашего могучего султана, — продолжал наместник, укладываясь на подушки у столика. — О позапрошлом лете у острова Джербе, что между Тунисом и Триполи, в Малом Сырте, посланная его неодолимой волей эскадра под рукой капудан-паши Пиали разгромила флот неверных, вырезав всех до единого, и ныне во внутренних морях империи не осталось кораблей фрягов, испанцев или хранцузов вовсе. До этого он покорил Триполи, Эритрею, Имерети и Курдистан…
Слова Барас-Ахмет-паши Зверева только успокоили. Если Сулейман Великолепный взял под полный контроль Средиземное море и развивает наступление в Персии — ему не до России точно. Правда…
В голове Андрея зазвучал тревожный звоночек. Он вспомнил, что уже слышал про победу турок над соединенным флотом христианских королевств. Но то случилось в год смерти царицы Анастасии! То есть прошлым летом, а не позапрошлым… Или наместник ошибся?
— Не тревожься, зимми, — ободряюще похлопал его по колену Барас-Ахмет-паша. — Ты мне нравишься. Скажешь свое имя писцу, он внесет тебя в список моих рабов на Руси, а твои земли — в мое владение, и можешь не бояться гнева нового господина. Я буду милостив. Зария, наливай.
Невольница наполнила чашки густым и черным, как строительный битум, варевом. Почему-то на этот раз радости от аромата настоящего турецкого кофе Андрей не ощутил. Хотя всеми силами излучал самые добрые эмоции.
— Твоя крепость изумительна, досточтимый, — кивнул он наместнику. — Она проста, но неприступна, и находится в столь красивом месте. Много ли у тебя в Крыму столь могучих укреплений?
— У меня? — Турок рассмеялся, прихлебнул кофе. — У меня нет ни одного исара. А вот у всемилостивейшего султана их целых семнадцать. И все здесь, на южном берегу. Здешние владения Сулеймана Великолепного достаточно оборонять лишь с моря. Северные степи непроходимы. Даже бандиты с Дона, неверные казаки, никогда не идут через степь, плывут на своих хлипких лодчонках водой.
— Но ведь для обороны крепостей нужно держать в Крыму целую армию!
— Исары неприступны, зимми, — отмахнулся Барас-Ахмет-паша. — Любой всегда найдет здесь безопасность от самого страшного и многочисленного ворога. Трех десятков воинов хватает вполне. Вот города и вправду приходится оборонять. В Кафе, Чембало, Алуште приходится держать по три-четыре сотни янычар. К счастью, там всегда найдется тысяча-другая здешних татар…