Трудно сказать, что именно решил султан, только доблестные тамплиеры опрокинули отряды Таки, и турки бежали аж до самого Дамаска. Что, впрочем, не помешало самому Саладину украсть у франков победу: когда они уже грабили его лагерь, султан вернулся и... в общем, получилась ничья, кровавая ничья, стоившая жизни печально известному гран мэтру Храма Жерару де Ридфору.
Другой, не менее курьёзный случай произошёл в 1101 г. под Рамлой.
Король Бальдуэн Первый вышел навстречу тридцатитысячному(!) египетскому войску (одиннадцать тысяч конных и двадцать одна тысяча пеших, по сведениям из арабских источников), имея двести шестьдесят(!) рыцарей и около тысячи(!) пехотинцев. Несмотря на столь чудовищный численный перевес неприятеля, Бальдуэн разделил своё войско на несколько отрядов и атаковал.
Его рыцари один за другим гибли в гуще вражеских полчищ. Один из них, Юго де Сент-Омер, командир третьего отряда, видя, что всё проиграно, с несколькими рыцарями обратился в бегство. Он прибыл в Яффу с вестью о поражении и гибели самого короля. Королева грохнулась в обморок.
Тем временем Бальдуэн, слухи о смерти которого оказались сильно преувеличены, решил, что пора вмешаться самому. Истово покаявшись в грехах — а уж кому-кому, а ему-то было в чём покаяться — перед истинным крестом, на котором пострадал сам Спаситель (фрагменты этой реликвии крестоносцы возили с собой на каждую важную битву), и вместе с остатками войска воодушевившись пламенной проповедью Арнульфа де Ро, Бальдуэн оседлал своего любимого коня и бросился на врага.
Трудно сказать, кто помогал королю Иерусалимскому, может, и Бог, поскольку результаты атаки оказались впечатляющими. Впрочем, нет, какое там впечатляющими?! Сокрушительными! Огромное войско визиря аль-Афдаля в панике бросилось бежать.
Однако самое удивительное тут не в этом, а в том, что Бальдуэну, ко всему прочему, каким-то невероятным способом удалось убедить своих рыцарей не останавливаться, чтобы разграбить лагерь противника, которого победители гнали аж до самого Аскалона!
Вот уж действительно, есть Бог или нет его, а повиниться, очистить душу иной раз отнюдь не помешает.
Комментарий 21
Укрепление своей собственной державы за счёт подчинения в первую очередь мусульманских земель виделось Нур ед-Дину на данном этапе куда более важной задачей, чем попытки овладеть хорошо укреплённой и многолюдной Антиохией. Кроме того, Звезда Ислама знал, что, по крайней мере номинально, Ренольд — вассал византийской короны, и Нур ед-Дину вовсе не хотелось, чтобы Мануил, заключив мир с Икониумом, дал возможность султану направить свои орды для войны с Алеппо.
Вспомним про удачное обретение Дамаска. В любом случае политика атабека уже принесла ему грандиозную победу, с которой не могло идти ни в какое сравнение взятие Аскалона иерусалимским королём. Не будем забывать, что, завладев этим городом, Бальдуэн нанёс прежде всего ущерб египетским Фатимидам (то есть шиитам), что в общем-то также играло на руку глобальной политике сарацин-суннитов — не столько даже Нур ед-Дина, сколько его знаменитого последователя, чьё грозное имя навеки будет вписано в историю.
Впрочем, пока что племяннику победоносного Ширку, сыну Айюба, Салах ед-Дину Юсуфу всего лишь восемнадцать, и он ничем себя не проявил. Так что и мы не будем до поры вспоминать о нём, несмотря даже на ту фатальную роль, которую его возвышение сыграло в судьбе нашего героя.
Комментарий 22
Тут неплохо бы вновь вспомнить о делах давно минувших. Ещё на втором этапе Первого похода, когда дружины крестоносцев одна за другой начали прибывать в Константинополь, Алексей попытался обеспечить за собой право в дальнейшем притязать на сюзеренитет над всеми землями, которые будут завоёваны рыцарями. Последние, кто охотно, кто нет, принесли вассальные присяги. Однако уже после взятия Никеи, которую базилевс обманом оставил за собой, назначив в неё наместника из числа своих приближённых, все графы стали считать себя свободными от омажа, поскольку убедились в истинных намерениях Алексея.
Антиохия шла в договорах особой строкой. Ибо город этот империя потеряла уже в царствование Комнинов, кроме того, Боэмунд Отрантский, потерпев поражение под Диррахием в 1108 г., подписал знаменитое Девольское соглашение, по которому, как князь Антиохии, подтвердил свой безусловный вассалитет Алексею.
Боэмунд не был разбит в битве, так как Алексей просто не решался на генеральное сражение с норманнами, но князь оказался обложен со всех сторон византийцами и, лишившись кораблей, не смог продолжать борьбу. Он прибыл в ставку Алексея, где они составили довольно пространный договор, о чём подробно рассказывает Анна Комнина в своей «Алексиаде».
Поскольку, как нам известно, Боэмунд Первый так больше и не возвращался на Восток (спустя три года великий крестоносец скончался в родной Апулии, в своём Каноссиуме, теперь Каноса ди Пулья. Просьба не путать с Каноссой — замком графини Матильды), а правивший в Северной Сирии Танкред[139] попросту наплевал на дядины присяги, то и в дальнейшем норманнские князья чувствовали себя абсолютно свободными от каких-либо обязательств по отношению к Бизантиуму, что не могло, конечно, не злить Комнинов, переживавших в конце царствования Иоанна, и особенно при Мануиле, пик своего могущества.
Территории к югу от Антиохии были потеряны Константинополем очень давно, попытаться подчинить себе Иерусалимское королевство означало бы для Мануила неизбежное усиление конфронтации с Западом. В конце концов там уже не раз и не два высказывалось мнение, что неплохо бы направить силы рыцарства на поход против схизматиков, которые, конечно же, ничуть не лучше неверных.
Впрочем, всему своё время, как знаем мы из школьных учебников истории, не прошло и пятидесяти лет с момента вторжения на Кипр дружин Ренольда Шатийонского и Тороса Киликийского, как соединённые силы французских графов и венецианцев штурмом взяли Второй Рим[140].
Однако это не является темой нашего повествования. Скажем только, что логические выкладки коннетабля Иерусалимского выглядели вполне убедительно, едва ли у Бальдуэна Третьего могли возникнуть серьёзные основания опасаться за свою власть вследствие самоуправства беспокойного родственника.
Комментарий 23
Впрочем, радость франков вскоре сменилась недоумением, а позже и разочарованием. Через недолгое время после того, как императорская армия двинулась на восток, в Антиохию стали долетать слухи о том, что порфирородный сюзерен, славный защитник Утремера, сначала повёл переговоры с посланниками Нур ед-Дина, а позже и вовсе принял условия мира, предложенные князем язычников.
Христиане Левантийского царства почувствовали себя обманутыми, покинутыми и даже, более того, оплёванными. Их мало заботило, что Меч Веры, всерьёз опасавшийся войны с базилевсом, в угоду ему отпускал шесть тысяч христианских пленников, подавляющее большинство которых оказались немцами, угодившими в плен во время Второго похода.
Смирив Тороса и Ренольда, припугнув Нур ед-Дина, базилевс ушёл обратно в Константинополь, якобы обеспокоенный слухами о готовившемся заговоре в столице. Наконец-то даже самые недальновидные из франков поняли, как на деле заботит Мануила судьба христианства Востока. Он мало чем отличался от своего венценосного деда, который шестьдесят лет назад даже и не удосужился прийти на помощь осаждённым в Антиохии крестоносцам, предоставив их спасение судьбе.
Своих целей Мануил между тем, вне всякого сомнения, достиг. После ухода императорского войска Нур ед-Дин, выполняя условия соглашения, не только сам ударил на Килидж Арслана Второго, но и склонил к участию в этом предприятии данишмендского князя Якуба Арслана. Тот атаковал сельджуков с северо-востока. Тем временем ромейский стратиг Иоанн Контостефан, собрав дружины Антиохии и Киликии, усилив их отрядом печенегов, одновременно с главной императорской армией начал успешное наступление на турок в Меандрской долине. Довольно скоро Килидж Арслан убедился, что продолжать войну бессмысленно.
Год 1161-й стал годом триумфа для стоявшего на пороге своего сорокалетия Мануила Комнина и для всей Византии. Враг, сто лет терзавший малоазиатские владения ромейской державы, в лице своего сегодняшнего владыки, явился ко двору базилевса, смиренно прося о мире. На целых пятнадцать лет, вплоть до своей блестящей и сокрушительной победы при Мириокефалоне, султан Килидж Арслан Второй стал вассалом Константинополя.
Комментарий 24
Дальнейшее развитие событий полностью подтвердило предположение тамплиера Вальтера. Взаимные симпатии короля Бальдуэна, императора Мануила Комнина и Эмери де Лиможа как нельзя лучше сработали в пользу последнего.
Узнав о том, что произошло с Ренольдом, иерусалимский правитель поспешил в Антиохию, чтобы утвердить на её престоле шестнадцатилетнего Боэмунда Третьего, назначив регентом монсеньора патриарха.
Пока венценосный отпрыск Мелисанды улаживал дела на Севере, пришёл черёд и для его родительницы оставить сей суетный мир. Королева-мать скончалась в сентябре 1161 г. Наплуз, которым от её имени владел Филипп де Мийи, отошёл к короне, Филипп же получил взамен сеньорию Ультржурден, или Трансиорданию, с неприступными замками Керак и Крак де Монреаль.
Владения барона впоследствии достанутся его дочери Эстефании (или Этьении), вдове Онфруа Третьего де Торона (сына блистательного коннетабля) и матери Онфруа Четвёртого, будущего кандидата на трон Иерусалима. Молодой человек весьма неприятно поразит партию баронов, сделавших его своим вождём. Случай с Онфруа — единственный известный в истории Утремера, а может быть, и не только его, когда человек, избранный королём, бежал от короны, как чёрт от ладана.