Князь Беркутов-Туманный. Диктатура Кошмаров (Щегол-10)
Глава 1
1 декабря 2514 по ЕГК
…Цесаревича накрыло во сне. Часа за полтора до подъема — то есть, во время дежурства Светы. Будить меня или кого-нибудь еще младшенькая и не подумала — убедившись в том, что шестая трансформация вошла в правильную колею и обходится без побочек, ушла на «кухню», достала из стационарного термоса два контейнера с высокоэнергетической едой и выставила на стол. А после того, как наследник престола пришел в сознание и, почувствовав дикий голод, рванул на поиски чего-нибудь съедобного, встретила, поздравила с долгожданным прорывом, как следует накормила и загнала в зал. Калибровать рывок, оглушение и крик. Так что к общему подъему Михаил Владимирович успел как следует оклематься, насытиться и вернуться в условно боеспособное состояние. Хотя почему условно? За месяц чрезвычайно жестких тренировок, включавших в себя в том числе и боевку, они с Владимиром Александровичем отработали две более чем рабочие боевые связки — против одиночного врага и группы противников — подняли до первого Кошмарного ранга практически все реально нужные боевые навыки, очень неплохо раскачали сопротивления к воздействиям на Разум и, что самое важное, перестали изображать памятники самим себе. В смысле, в любой экстремальной ситуации первым делом, не задумываясь, выходили рывком из точки фокуса чужого внимания, а потом оценивали сложившуюся ситуацию.
Как мы этого добились? Неожиданными атаками на пределе их текущих возможностей даже во время медитаций, подробнейшими разборами ошибок и последующей шлифовкой требуемых рефлексов. Благо, над этой парочкой венценосных подопечных «издевались» не только мы, но и наш Ближний Круг в полном составе. Да и сами подопечные, оценив КПД наших «издевательств», тренировались, как проклятые.
В общем, о том, что Цесаревич, наконец, взял второй Кошмарный ранг, я «узнал» через четверть часа после подъема от самого счастливчика, кстати, в кои-то веки изменившего привычке держать лицо и улыбавшегося на разрыв щек. Что интересно, поблагодарил он тоже в непривычном режиме — искренне и всех, включая Ульяну, Софу и Таню. Хотя первые дни пребывания в Лицее относился к недавним простолюдинкам, скажем так, несколько холодновато. А после того, как выслушал наши поздравления, посерьезнел, поймал мой взгляд и задал напрашивавшийся вопрос:
— Ну что, на этом, как я понимаю, пока все?
Я утвердительно кивнул:
— Да. Причем сразу по трем причинам. Во-первых, ваши прорывы надо залегендировать. Во-вторых, всю базу, наработанную в тепличных условиях, стоит как следует обкатать в боях с Одаренным зверьем хотя бы первого ранга. И, в-третьих, вашим энергетическим системам жизненно необходимо заново адаптироваться к жизни в «нулевке». Иначе вы в какой-то момент начнете испытывать все усиливающийся дискомфорт от пребывания в Большом Мире и столкнетесь с еще более неприятными побочками слишком быстрого развития Дара.
— Как я понимаю, вы с ними уже сталкивались? — почувствовав, что я не шучу, спросил Владимир Первый.
Перед моим внутренним взором возникло бледное личико Птички в день ее прорыва в «девятку»,
а воспоминания о первых часах моей адаптации к «нулевке» после подъема в десятый ранг напрочь испортили настроение:
— Ага. И нам настолько не понравились испытанные ощущения, что мы перестали есть высокоэнергетическую пищу, сидим с вами в восьмом круге и не горим желанием соваться дальше десятого. Хотя понимаем, что доросли.
— Так вот почему высокоранговые Кошмары не наведываются к границе «нулевки»! — прозрел Цесаревич, а его отец переключился в рабочий режим:
— Что ж, значит, весь декабрь адаптируемся к жизни в «нулевке», в первых числах января уходим в Пятно в обычном режиме легендировать прорывы и обкатывать «сырые» навыки в реальных боях, а следующий подъем в рангах откладываем либо на конец зимы, либо на начало весны.
Это решение слово в слово повторяло мои мысли, поэтому я согласно кивнул и перешел к конкретике:
— В «окно», которое откроется в семь утра, уходим вчетвером — я, Поля, Ксения Станиславовна и Ульяна. Второе вывешу уже я. В девять тридцать, из дворца и для вас двоих. А остальных заберу в полдень. И еще: тренировок сегодня не будет, так что собирайтесь в ленивом режиме…
…На крышу столичного особняка поднялся на пару с Ирой, огляделся по сторонам и невольно завис — за три дня, прошедшие с момента завершения сезона дождей, температура воздуха на этих широтах упала до минус восьми градусов, а очередная непогода успела засыпать город снегом.
Да, в принципе, для первого декабря это было более чем нормально, но для меня, последние две недели выбиравшегося из Лицея только в Бухту Уединения, «внезапное» наступление зимы порвало шаблоны. Впрочем, ненадолго — стоило холодному ветру остудить разгоряченное лицо, как я рефлекторно активировал жар, еще раз кинул взгляд на крыши соседнего поместья и загнал себя в квадрокоптер.
С Людмилой Евгеньевной связался после того, как борт поднялся в небо, условной фразой сообщил о том, что лечу в гости не просто так, выслушал ожидаемый ответ и попытался расслабиться. Однако стоило посмотреть в иллюминатор, как проснулась паранойя и сфокусировала внимание на крайне неприятной мысли. Нет, разумом я понимал, что Императрице нет никакого смысла портить с нами отношения из-за ерунды, но знал, что случайности, бывает, случаются. Особенно во дворце, в котором деньги или связи решают все. Вот и допускал, что аурный сканер в «стакане» лифтового холла может оказаться перенастроенным в новом ключе, что дежурный Конвойный захочет продать на сторону информацию о моем нынешнем ранге, и что этот слив создаст нам проблемы на пустом месте.
Дергался и злился практически весь перелет. А после того, как зацепил прозрением сразу три знакомых «силуэта» и сообразил, что Виктор с Татьяной обретаются рядом с начальником смены Конвоя не просто так, облегченно перевел дух и… допер, что туплю. Ибо Дайна в ипостаси Анонима наверняка контролирует и аурные сканеры. Поэтому мысленно обозвал себя параноиком, дождался посадки, спустился по двери-трапу и неспешно пошел к «стакану».
Наличию в нем «сладкой парочки», естественно, приятно удивился, ответил на хоровое приветствие, пожал протянутую руку и поинтересовался, где носит остальных красоток.
— У родителей… — вздохнул Великий Князь, а его благоверная дала более развернутый ответ:
— Вика тут, во дворце. Завтракает с батюшкой. А Лиза с вечера уехала в столичное поместье Максаковых. Праздновать день рождения двоюродной сестры. Вернется в воскресенье утром. А где твои красотки?
— Висят в Сети… — со вздохом соврал я. — Выбирают наряды для первых выходов в Зиму и скупают все, на что падает взгляд.
Татьяна рассмеялась и призналась, что тоже любит такое веселье, а ее муж провел меня через сканер, кивнул Конвойному, изображавшему статую, и ткнул в сенсор лифта.
Следующие несколько минут я поддерживал разговор ни о чем, дурел от количества благородных бездельников, слонявшихся по дворцу в девятом часу утра субботы и изображал особо продвинутую марионетку. В смысле, бездумно здоровался с теми встречными и поперечными, которых советовал поприветствовать БИУС, а остальных, в основном, игнорировал. Добравшись до приемной Императрицы, переключился в более благожелательный режим и одарил дежурную фрейлину теплой улыбкой. А после того, как оказался в кабинете, пожелал на удивление бодрой и деловитой государыне доброго утра, заметил в ее взгляде заметно усилившееся чувство вины, сел в «свое» кресло, дождался включения глушилки и пожал плечами:
— Людмила Евгеньевна, мои планы на ноябрь были приблизительными. То есть, я понимал, что и вашему супругу, и вашему сыну иногда придется возвращаться в Большой Мир по самым разным причинам, поэтому был готов и не к такому. Говоря иными словами, сдвиг расчетных дат прорывов на три и пять дней нисколько не напряг.
Воронецкая поиграла желваками, повелительным жестом выставила «сладкую парочку» в приемную, дождалась щелчка дверного замка и снова посмотрела на меня:
— Вы великодушны. И это радует. Но конфликт между Бессоновыми и Громовым, случившийся на аукционе и задержавший Мишу на лишние сутки, был подготовлен моей невесткой, решившей поиграть в мисс Марпл. Я узнала об этом чуть позже, чем хотелось бы, но все-таки узнала. И повозила эту дуру мордой по столу… в том числе и в буквальном смысле этого выражения. Так что результаты ее «расследования» никуда не ушли, а желание выяснить, где и как вы тренируете избранных, пропало… на какое-то время. Да, Володя поможет ей уняться, но я все равно считаю, что мы, Воронецкие, выполнили договоренности не в полной мере, прошу прощения за недостаточный уровень контроля за деятельностью Лиды и даю слово, что ей скоро станет не до вас…
О «левых» телодвижениях супруги Цесаревича я знал поболее Людмилы Евгеньевны. И о «цепочке случайностей», благодаря которым расследование «женщины-детектива» ушло в своих рассуждениях не в ту степь — тоже. Но делиться с Императрицей информацией, полученной от Дайны, естественно, не собирался. Равно, как не собирался и задавать уточняющие вопросы. Но хозяйка кабинета почему-то решила, что во мне должно было проснуться любопытство, и желчно усмехнулась:
— Она понесет. В ближайшие дни. И весь первый триместр беременности будет мучиться от сильнейшего токсикоза. А делать аборт никто не позволит!
Тут я счел возможным пошутить. Дабы переключить разговор в менее серьезный режим:
— А вы знаете толк в наказаниях!
— Знаю… — без тени улыбки подтвердила женщина, царапнула ноготками правый подлокотник своего кресла и все-таки пошла у меня на поводу: — Вы, как я уже говорила, великодушны. И мне полегчало. Настолько, что появилось желание узнать, как там мои мужчины.
— Узнаете… — твердо пообещал я, посмотрел на часы и весело добавил: — От силы минуты через четыре. Ибо через три я открою «окно».