1. Гибель Тройдена
Едва отгремели русские смуты, как из Литвы пришла важная новость. Князь Тройден умер. Возможно, в Хронике Быховца, известия которой мы с большой осторожностью используем как вспомогательные, перепутаны два князя: Гердень и собственно Тройден. И даже использованы элементы биографии третьего персонажа – Миндовга. Выше мы рассматривали сообщение Хроники Быховца о смерти Тройдена и о гражданской войне в Литве, в которой участвовал Довмонт. Всё это можно было бы отнести к фантазии летописца, если бы не один факт. В 1282 году Литвой правит князь по имени… Довмонт (1282–1285 (?). Не значит ли это, что в сообщении Хроники Быховца – два слоя известий о двух гражданских войнах, в которых участвовал Довмонт? Одна война – после смерти Миндовга, другая – после смерти Тройдена?
Сделать окончательный вывод мешает один факт. Мы не знаем, точно ли это наш герой Довмонт вокняжился в Литве в 1282 году, или это другой человек с тем же именем. Псковское «Сказание о Довмонте» молчит о его пребывании в Литве. Но это и понятно. Автору важно создать образ князя, преданного Руси, князя, дружившего с Дмитрием Александровичем и породнившегося с ним, а значит, с семейством Александра Невского. Новгородских летописцев Довмонт вообще интересует постольку-поскольку. Следовательно, ничто не противоречит предположению, что Довмонт мог занять великокняжеский стол в Литве. Но это рисует характер князя совсем с другой стороны. Он не противоречит образу, созданному «Сказанием», но существенно дополняет портрет Довмонта-Тимофея новыми красками и оттенками. Выходит, что литвин не только внимательно следил за событиями на своей родине, но и пытался на них влиять: сохранял связи с соплеменниками, вел тайные переговоры, содержал шпионов.
По мнению автора Хроники Быховца, Тройден умер насильственной смертью. Его последними подвигами были походы против немцев, которые он совершал из Кернова. Около 1281 года он захватил у рыцарей Герцике (Ерсике) и отрезал от Ливонии важную крепость Динабург, о боях вокруг которой мы уже говорили. В итоге Тройден обменял Динабург на Герцике и еще получил денежную приплату. Есть искушение связать смерть Тройдена с его активностью на немецком фронте. Он уничтожил нескольких ландмагистров, вел наступление в Ливонии, помогал пруссам… Не был ли энергичный князь устранен? Возможно, но не впрямую. Если его и убили, то, как и Миндовга, свои. Но гибель Миндовга произошла отчасти на бытовой почве. С убийством Тройдена дела обстоят сложнее. Кажется, он поссорился с нальшанскими князьями, а те стали ориентироваться на немцев.
По сообщению Хроники Быховца, Тройден вообще убит по приказу Довмонта. Псковский «князь великий Довмонт направил шестерых мужей, чтобы они убили брата его Тройдена; и когда он беспечно шел из бани, и те шесть мужей предательски убили его». Сообщение опять перепутано. На самом деле при походе в баню был убит Тройнат (1263–1264), княживший после Миндовга. Автора Хроники Быховца явно ввело в заблуждение созвучие имен двух князей – Тройдена и Тройната.
На самом деле Тройден убит не шестью, а двумя людьми – Стумандом и Гирдзелой. Они служили одному из нальшанских князей, стороннику немцев. Все трое бежали после убийства в Тевтонский орден, и вот тут на сцену вышел Довмонт, после чего мы опять вправе использовать сведения Хроники Быховца. «А сам Довмонт, собрав войско свое псковское и полоцкое, пошел в Литву, намереваясь стать князем литовским и жемайтским», – говорит хронист. Вслед за этим начинаются несуразности. Автор Хроники Быховца пишет, что против Довмонта выступил сын Тройдена – монах Лавр (явный клон Войшелка). Он собрал литовских «панов». «И ополчился со своими силами, и встретились с Довмонтом под Озером, и сошлись они со своими полками с обеих сторон, и был между ними бой и сеча немалая, с утра и до вечера, и помог бог Лавру, и он всё войско дяди своего Довмонта разгромил и самого убил, и город Полоцк взял, и возвратился в столицу отца своего в Кернов».
Сходную версию сообщает Мачей Стрыйковский, во многом основываясь на сообщении Хроники Быховца. По его версии, «Довмонт Ромунтович, князь Псковский и Полоцкий, имея кровную обиду (zakrwawione serce) на младшего брата Тройдена, что обошел его в первородном праве в престолонаследии Великого княжества Литовского, всеми способами старался сжить его со свету. Но поскольку не мог этого добиться явной войной, подослал к нему шестерых холопов, которые, выбрав время, когда великий князь Тройден мылся в бане, стерегли, пока выйдет. И когда вместе с прислугой он выходил из бани после кровопускания (ибо в те времена князья не обращали особого внимания, сколько еще литовцев мылось в той же бане), холопы встали по трое в ряд с обеих сторон дорожки, якобы собираясь подать жалобу о своих обидах, и с поклоном низко били челом. И когда он вошел между ними, спрашивая о причинах их жалобы, тут же все шестеро приложили его дубинами и убили на месте, а сами убежали» (Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси. Т. I. Кн. девятая. Глава 4). Эти подробности могут быть выдумкой или относиться опять же к Треняте. Но какие-то детали могли остаться в памяти хронистов и от второго убийства – Тройдена. В то же время надо понимать, что Стрыйковский – источник ненадежный. Известно, что он любил выдумывать мелкие детали сам.
А что же «монах Лавр»? Он тоже фигурирует в сочинении Стрыйковского, но под другим, светским именем. Хронист пишет, что у Тройдена оставался сын Романт (Рымант, Ромунт, Роман). Одно время он жил заложником у Льва Галицкого, затем якобы принял монашество. Здесь – опять путаница с Войшелком. Всё же полагаем, что Романт – реальное лицо. Зерно истины в том, что он попытался править Литвой, но родовая знать выступила против и началась усобица. Судя по всему, наш герой Довмонт превосходил Романта по родовому старшинству и предъявил законные права на Литовское княжество после убийства Тройдена.
Стрыйковский продолжает: «Итак, видя, что нет ему соперника Aemulum imperii (pastore percusso et sublato), который мог бы воспрепятствовать в овладении отцовским Великим княжеством Литовским, [Довмонт] собрал большое войско из Псковской, Полоцкой и Витебской Руси и с огромными силами двинулся на Литву, намереваясь мечом и натиском овладеть отчими Литовской и Жмудской землями, если добровольно не подчинятся» (Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси. Т. I. Кн. девятая. Глава 4).
Романт принял вызов. «И собрав все войско литовское, жмудское и новогрудских русаков, двинулся против своего дядюшки Довмонта (то есть более “старшего”, с точки зрения родового права. – С. Ч.), намереваясь отомстить ему за предательское убийство своего отца Тройдена, и свою отчизну Великое княжество Литовское избавить от нежданной тревоги. А когда оба войска сошлись друг с другом над одним озером, построив полки для битвы, и запальчиво столкнулись, причем с равной с обеих сторон смелостью, тогда ни один не хотел уступить другому. И такой великий бой был между ними, что битва эта длилась с самого утра и до вечера, как согласно пишут и сообщают все летописцы» (Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси. Т. I. Кн. девятая. Глава 4). Битва закончилась, по мнению Стрыйковского, поражением и гибелью Довмонта. Романт «всё войско псковское и полоцкое разгромил наголову и убил своего дядю князя Довмонта, кровью которого, как и хотел, отомстил за смерть своего отца» (Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси. Т. I. Кн. девятая. Глава 4). Затем Романт взял Полоцк и вернулся в Кернов с победой.
Перед нами легенда, перемешанная с правдой. Наш герой Довмонт Псковский умер в 1299 году, а следовательно, не мог быть убит за семнадцать лет до этого. Он действительно проиграл первую гражданскую войну во времена Войшелка и нашел спасение во Пскове в 1265 году. Но во второй гражданской войне (1282) исход был иной. Автор Хроники Быховца полагает, что монах Лавр (он же Романт) после победы над Довмонтом вернулся в обитель, а княжение передал Витеню, но это не так. Витень сделался князем Литвы примерно в 1295 году. До этого в Литве произошло множество событий. Возможно, Довмонт разгромил Романта и постриг его в монахи, после чего княжич сошел со сцены. Впоследствии детали биографий обоих деятелей – Романта и Войшелка – перемешались в головах летописцев.
Сделаем выводы. Во-первых, мы всё же склоняемся к мысли, что Романт, сын Тройдена, и Войшелк – разные люди, а их историю перепутали хронисты.
Затем, по нашему мнению, литовский князь Довмонт – это одно лицо с Довмонтом Псковским. В книге о Данииле Галицком мы не высказывали окончательное мнение, касаясь этого вопроса, но анализ текстов и умолчаний источников заставляет думать, что перед нами один и тот же Довмонт, а не разные люди. Почему литовцы призвали его на княжение? И был ли он призван? Или всего лишь признан? Скорее второе.
Попытаемся реконструировать ход событий.
Довмонт княжит во Пскове, но готов к любому повороту событий в Литве. Он имеет сторонников на берегах Вилии и Немана, поддерживает с ними связь. Как только пришла весть о гибели Тройдена, Довмонт со своей литовской дружиной ринулся в Нальшанское княжество через Полоцкую землю; в этой последней правит зависимый от него или от Дмитрия Александровича князь Константин. Пронемецкий правитель Нальшанского княжества, убивший Тройдена, тотчас бежал. Это княжество признало Довмонта, и он продолжил наступление на Аукшайтию, где воцарился Романт – сын Тройдена. Романт захватил власть мимо родового обычая и объявил врагом своего дядю Довмонта. В страну аукшайтов вошли полоцкие, нальшанские и псковские отряды. Они сразились с Романтом и победили его, заняли Кернов, после чего вся страна перешла под контроль Довмонта. Интересно, управлял князь Псковом по-прежнему или Дмитрий Александрович направил туда другого наместника? Летопись молчит, но следует с большой долей уверенности утверждать, что после переезда Довмонта в Литву город Псков и его окрестности управлялись другими людьми. Дружба дружбой, но великий князь Дмитрий не мог поступиться новгородским пригородом. И это – еще один аргумент в пользу того, что литовский Довмонт и Довмонт псковский – одно лицо. Не хотел псковский летописец изображать своего любимца – князя Довмонта – как «летуна», которого то Ярослав Ярославич свергнет, то сам князь из Пскова отбудет в поисках лучшей доли. Поэтому и предпочел о неудобных событиях промолчать.
Но почему Довмонта – этого «политического эмигранта», долгие годы жившего на Руси, – так легко приняла Литва? Похоже, ему на руку сыграла репутация непримиримого борца с немцами.
2. Восстание пруссов
Немецкий натиск на Литву с каждым годом усиливался. В начале XIII века ситуация не казалась трагической, однако во второй половине столетия контуры угрозы вырисовывались всё более четко.
Главная война между Западом и Литвой велась на двух направлениях – в Пруссии и Ливонии. Немцы стремились захватить территории земгалов, жемайтов и пруссов, чтобы создать единый массив подконтрольных владений. Литовцы мешали этому. Мы видели: Тройден помог восставшим земгалам и эстам. Он достигал в своих набегах даже Эзеля, но успеха там не добился: Земгалию удалось отстоять, а в Эстонии немцы и датчане хорошо закрепились. Восстание аборигенов было подавлено.
В Пруссии события развивались иначе. Племена этой страны, близкородственные литовцам, восстали против тевтонов, как уже говорилось выше, в 1260 году. Восстание переросло в войну за независимость, которая продолжалась с перерывом до 1283 года.
Против немцев поднялась вся Пруссия, кроме Кульмской и Помезанской земель. Туземный вождь Геркус Мантас разгромил отряд рыцарей в битве при Покарвене, после чего пруссами были захвачены замки Гейльсберг, Браунсберг и разорен Христбург. Другие повстанцы осадили замки Балга, Эльбинг и недавно отстроенный Кенигсберг. Пруссам помог славянин – князь поморян Мествин II, убежденный враг немцев (как, впрочем, и поляков). В. Т. Пашуто приводит данные о погибших рыцарях, подсчитанные римскими папами. Если к 1257 году погибло 500 рыцарей (по словам папы Александра IV), то в 1261 году – уже 1000; такую цифру называл папа Урбан IV. Всё это напоминает сводки убитых какого-нибудь американского миротворческого контингента во Вьетнаме. Сходство неслучайно: обе войны мы можем с полным правом отнести к разряду колониальных.
Тем временем бои продолжались, а повстанцы одерживали победу за победой. Прусский вождь Диване Клекине (Медведь) захватил крепость Визенбург в Бартии; отряд вармского прусса Глаппе разорил Бранденбург. Геркус Мантас нанес новое поражение рыцарям при Любау (Lubovie), после чего взял в Помезании замки Мариенвердер, Штаркенберг, Рейден. Против немцев выступил и храбрый ятвяжский князь Скуманд, который исходил прусские земли со своими людьми вдоль и поперек. Тевтоны засели в глухую оборону, но их методично выкуривали из укрепленных мест. Шла зачистка территории от рыцарей и их обслуги.
Значительная часть Пруссии обрела свободу. Даже гибель энергичного Миндовга, помогавшего пруссам, не смогла переломить ситуацию в пользу немцев.
Но Европа неуклонно расширялась, и до стремления диких племен к независимости никому дела не было. Папская курия принялась вербовать подкрепления в Тюрингии и Брауншвейге. Кроме того, в Прибалтику явился чешский король Пржемысл II Отакар, который был больше немцем, чем славянином. Мы упоминали, что ранее он уже вторгался в Пруссию как крестоносец и поучаствовал в основании Кенигсберга. В 1267–1268 годах Пржемысл Отакар совершил новый крестовый поход, но уже в Померанию против славян, и действовал весьма эффективно. Пржемысл вывел из войны Мествина, поморского князя, и пруссы остались с немцами один на один. Кроме того, Пржемысл вел активные переговоры с папой Климентом IV (1265–1268) о будущем Литвы, чтобы поставить во главе этой страны какого-нибудь дружественного западноевропейского принца. Правда, авантюристичный чешский король вовсе позабыл о своих делах, и это его погубило. Против Пржемысла выступили многие немецкие князья, а затем германский король Рудольф I Габсбург (1273–1291). Рудольф объявил Пржемыслу войну и отнял Австрию, Моравию, Штирию, Каринтию и Крайну – в общем, всё, кроме Чехии, которой король-чех в общем-то пренебрегал. Пржемысл Отакар погиб в бою у Сухих Крут с рыцарями Рудольфа (1278), и Чехия осталась небольшим герцогством. Безумные авантюры обошлись дорого непутевому, авантюристичному и чужому для славян правителю.
Пруссы, пока вокруг них шли политические игры, продолжали освободительную войну, и тевтоны сменили кнут на пряник. Они стали широко раздавать дворянские грамоты вождям туземцев, чтобы инкорпорировать их в благородное сословие и сделать врагами соплеменников. Но дело продвигалось туго, тем более что на подмогу пруссам явились единоплеменные литовцы.
Еще при Миндовге в католические земли вторгся его подручный Тройнат. В 1263 году он проник в Мазовию, Кульмскую землю и Помезанию с 30-тысячным войском (цифра – на совести западных хронистов). На следующий год, уже после смерти Миндовга, литовцы вместе с ятвягами пришли в Самбию, где вместе с пруссами осаждали Вилову. Дело было как раз в тот момент, когда литовцы создавали новое правительство. В этот миг некстати для пруссов перессорились литовские князья Тройнат и Товтивил. В результате распри оба они погибли, к власти пришел Войшелк, разгорелась гражданская война, и пруссы оказались предоставлены сами себе в тот момент, когда победа над немцами казалась близка.
После окончания литовских смут князь Тройден, о войнах которого в Земгалии мы рассказали довольно подробно, не то чтобы пренебрег Пруссией, но не имел возможности помочь в том объеме, в каком было необходимо. Сами пруссы сражались разрозненно и не смогли выбрать единого вождя. Им не удалось захватить ключевые пункты обороны рыцарей – Кенигсберг, Мемель. Началась битва на истощение, и пруссы ее проиграли. В начале 70-х годов победа стала клониться на сторону тевтонов, а прусские вожди один за другим находили смерть под двуручными мечами немецких рыцарей. В Натангии попал в окружение Геркус Мантас; он храбро сражался и был пронзен мечом. Рыцари повесили его тело на дереве для устрашения пруссов. Другого туземного предводителя, Глаппе, выдал предатель. Мятежника повесили в Кенигсберге. Диване Медведя при штурме замка Шенезее застрелили из баллисты.
Лишь один князь, ятвяжский Скуманд, оставался неуязвим и непобедим. В 1277 году он совершил набег на Кульм, имея при себе 4000 воинов, в том числе подкрепления из Литвы.
В 1280 году ятвяги совершили поход на Самбию, и опять при поддержке литовцев. Тройден хорошо понимал, как важен ятвяжский рубеж для обороны Литвы. Поэтому старейшина земгалов Намейзе напал на Помезанию, действуя в качестве вассала Тройдена. Для немцев всё это были пчелиные укусы, неприятные, болезненные, но не смертельные. Тевтонские колонисты вытесняли пруссов, а воины уничтожали местное население. В хрониках об этом не говорится, но налицо факты: огромное количество пруссов бежит в Литву, где их радушно принимает Тройден. Идет война на истребление аборигенов, и они спасаются бегством.
Возможно, убийство Тройдена отчасти связано с этим наплывом беженцев. Литовская знать настороженно отнеслась к беглецам и побоялась быть оттесненной на второй план, а потому великий князь Литвы оказался в изоляции и был уничтожен немецким агентом – старейшиной земли Нальшанской.
В 1283 году литовцы еще раз вторгались в Самбию – уже по приказу Довмонта. Но князь вмешался слишком поздно. Помешала смута, бои с Романтом; темп наступления был утрачен, а тевтоны к тому времени навалились уже на ятвягов. Рыцари выжгли их села и вышли на Неман. Эта река стала границей между Пруссией и Литвой. Последний ятвяжский князь Скуманд в том же 1283 году переселился в Черную Русь с остатками своего народа. Большинство ятвягов погибло, а страна их превратилась в пустыню – дикру. Это был единственный выигрыш, который получила литва. Со стороны дикры ждать немецкого наступления пока что не приходилось. Довмонт мог заняться другими делами.
3. Клубок проблем
Вопросов имелось немало. Например, как выстроить отношения с Ордой и Галицко-Волынской землею? Довмонт приехал из «ордынской» части Руси. Он – зять и друг великого князя Дмитрия Александровича. Значит ли это, что пришелец подчинит Литву Орде? И как могли отреагировать на это русские мигранты, бежавшие от татарского нашествия к Миндовгу?
Выходит, что Довмонт был подозрителен для литвы и для местных русичей.
Оставался один путь, чтобы укрепить авторитет: отчаянная борьба с немцами. Но война в Пруссии была уже проиграна к моменту возвращения князя-эмигранта в Литву. Самое неприятное было то, что проигравшим в глазах общины оказался сам Довмонт. Кого интересовало, что положение пруссов к моменту его прихода было практически безнадежно?
В общем, Довмонту следовало продемонстрировать доблесть на каком-то из фронтов. Вариант был единственный: Земгалия, и наш князь включился в войну с Ливонским орденом за эти земли.
Ливонским рыцарям не везло. Это видно даже по судьбам ландмагистров, которые гибли один за другим, попадали в плен, в лучшем случае с трудом спасались от неприятеля – словом, вели жизнь, полную приключений. Всё это свидетельствовало о высоком накале борьбы.
После того как ландмагистр Конрад фон Фейхтванген уехал в ландмейстерство Пруссия, у ливонцев произошли перемены. Ландмагистром Ливонии сделался Мангольд фон Штернберг (1281–1283), коего сменил Вилликен фон Шурберг (называемый также фон Эндорфом, 1283–1287). Его главной целью было покорение земгалов, которые появлялись уже в окрестностях Риги.
Чтобы затруднить вражеские набеги, ландмагистр начал строительство нового замка у Тервете. Всё лето свозили стройматериалы в Митау, зимой перевезли к Тервете и на горе возвели крепость Гейлигенберг. Земгалы тотчас атаковали ее, но были отбиты. Этим сомнительным подвигом и закончилось участие Довмонта в прибалтийских делах, что не прибавило князю авторитета. Откуда такая бездеятельность? Довмонт не отличался вялостью характера. Что же произошло?
Посмотрим, прежде чем дать ответ, кто входил в его державу и какова расстановка сил.
Жемайты по-прежнему были обособлены, хотя и являлись членами литовской конфедерации. Ятвяги почти исчезли. Пруссы-беженцы пополнили население Литвы, но в политической борьбе, конечно, держали нейтралитет. Кто Довмонт для них? Никто. Симпатии этой категории населения еще предстояло завоевать. Верными Довмонту были, скорее всего, земляки из Нальшанской страны. А вот русские и аукшайты могли выступить как за, так и против. В общем, положение Довмонта было сложным. Он даже не располагал ресурсами для большой войны с тевтонами, оттого и не воевал. С другой стороны, самих тевтонов изнурила непрерывная борьба. Они ограничились захватом Пруссии и позиционной войной в Земгалии, где строили крепость за крепостью, постепенно оттесняя восставших балтов.
На остальных фронтах Довмонт также занимал выжидательную позицию. На востоке правил его тесть Дмитрий, он надежно прикрывал границу, и с той стороны можно было ничего не опасаться. Зато на юго-западе постоянно происходили столкновения. Туда и направил Довмонт свое внимание.
4. Союзник Льва Галицкого
Главным князем в Западной Руси оставался Лев Галицкий. Он подчеркивал свою лояльность по отношению к Орде, считался верным человеком темника Ногая и претендовал на литовские земли. Во всяком случае, полагал себя сюзереном Литвы. Получается, Довмонт автоматически становился врагом Льва и вообще западных русичей? А значит, и татар?
Напротив. Довмонт не стал ссориться с Галичем и Волынью и признавал себя если не вассалом, то младшим союзником Льва, пока было выгодно. Лев приветствовал это решение. Литовцы требовались ему для войны с Польшей за наследство Болеслава Стыдливого.
События на этом фронте разворачивались так. После поражения, понесенного русскими в 1280 году, наследник Болеслава Стыдливого – Лешек Черный – вторгся в Галичину. Он «за короткое время собрал еще большее войско, где было тридцать тысяч конных и две тысячи пеших, и с этим войском вторгся на Русь, чтобы мстить за свои неправды Льву, который после первого поражения спрятался в глубине русской земли, – повествует Стрыйковский. – Поэтому Лешко без сопротивления разорив, обобрав и выжегши неприятельскую землю до Львова (этот замок и город были построены тем самым Львом), захватив и разрушив много сел, местечек и некоторых замков, вывел в Польшу большую добычу и полон».
Неудача взбесила Льва, он опять обратился к Литве и татарам. Это произошло в 1282 году, и к нему на помощь пришел Довмонт. У Стрыйковского в третьей главе девятой книги «Хроники Польской, Литовской, Жмудской и всей Руси» есть фрагмент, где говорится об этом. «Литовцы, собравшись с остатками ятвягов, стремительно и нагло вторглись [в Польшу], разделили войско на три загона и жестоко разорили Люблинскую землю». Но без путаницы наш автор не может. В Литве у него княжит некто Наримант, поход устраивает Тройден…
На самом деле речь идет, конечно, о начале правления Довмонта в качестве князя Литовского. Стрыйковский ярко и вдохновенно живописует эту кампанию: «А в то время польский монарх Лешек Черный судил в Кракове земские дела, и узнал тогда о вторжении литовцев в польские края. И без какого-либо промедления, оставив все другие дела, [Лешек] сразу же приказал вооружиться всем, кто был около него, и тем, кого мог собрать по дороге, и велел им скакать за собой будто по тревоге (jako na gwalt). И так двинулся в дальний путь на Люблин, собирая по дороге рыцарство. Но литовцы, отягощенные добычей, уже убежали было за Нарев. Огорчился тогда бедный Лешко, и защемило у него на сердце, что не может ни врагу отомстить, ни своих, плененных и уведенных в неволю, спасти, ибо с малым войском, которого было едва шесть тысяч, не смел далеко гнаться за намного большими полками неприятеля, которого было более четырнадцати тысяч, уходящего через незнакомые полякам, а им уже хорошо известные лесные тропинки и болотные топи».
Поляки гнались за противником, устали, кто-то уговаривал прекратить погоню. На одном из привалов Лешек уснул. Ему явилось видение: Михаил Архангел требовал преследовать неприятеля дальше и сулил победу. Лешек отбросил сомнения и погнался за воинами Довмонта.
«Побросав всё мешавшее вооружение и взяв только легкие доспехи и провизии на несколько дней, со своим монархом Лешеком [польские воины] погнались за врагами и настигли их тринадцатого октября между реками Наревом (Narwia) и Неманом». Литовцы двигались недостаточно быстро: мешала добыча. Они успели наспех вооружиться, но оказались в западне в лесистом дефиле, где не было возможности развернуться и маневрировать. «И там ударили на них поляки одним просто построенным полком, ибо и место, окруженное лесами, было тесное, и войско, в котором было едва шесть тысяч поляков, было малое, так что формировать большее число полков и не требовалось. Литовцы, тоже смелые и сильные, без смущения выдержали первые наезды и стычки с поляками; и так с обеих сторон столкнулись с огромным криком, гиканьем, шумом и гамом». Ратники Довмонта сражались столь яростно, что почти победили. «Но когда литовцы слишком увлеклись битвой, пленные, видя значки, знамена и хоругви своих, прихватили подвернувшееся оружие, а иные и без оружия, и тут же ударили на литовцев с тыла». Это решило исход битвы.
«Литовцы и ятвяги, видя, что с тыла пленники, а спереди Лешко со своим рыцарством охватывают их со всех сторон, смешав ряды, отступили в ближние леса. В этой битве остатки ятвягов, отринувших принятую христианскую веру и упорно противившихся полякам, были окончательно стерты с лица земли; мало убежало также и литовцев, которых [сначала] было четырнадцать тысяч бойцов. Но и большинство из тех, которые было убежали, сами покончили с собой отчасти из-за стыда, отчасти боясь своих. А случилось это потому, что прежде в Литве великой и жестокой казни и позору подлежал тот, кто бежал из битвы (хотя бы и проигранной)». Такими анекдотами Стрыйковский развлекал своего читателя.
Сам факт поражения литовцев не вызывает сомнений. Естественно, эта неудача не способствовала росту авторитета нового князя Литвы. Но зато, возможно, заигрывание с западнорусскими князьями позволило Довмонту мирно утвердиться в Полесье, которое уже и ранее признавало какую-то форму зависимости от Тройдена. В общем, наш герой балансировал, словно канатоходец.
В 1285 году в Западную Русь прибыли золотоордынские войска и вновь напали на Польшу. В этом походе принимали участие литовцы, коих, несомненно, прислал Довмонт. Но и это нашествие закончилось бесславно: полякам удалось отсидеться. Лев только зря тратил силы в борьбе с ними да истощал ресурсы своей страны, потому что татары не стеснялись грабить русичей, хотя и были союзниками.
А в это время ливонские рыцари, воспользовавшись отсутствием нашего героя, вдруг навалились на Псков. «Избиша Нѣмцы Псковичь на дани у Алысша 40 мужъ; якожъ древнiи хронографы глаголютъ: яко знаменiе несть на добро, но на зло всегда является», – говорит Псковская летопись. Вторжение осталось без последствий и не вошло в «Сказание» – хвастаться было нечем. Довмонт отсутствовал, и псковские рубежи сразу сделались уязвимы для врага. Оказалось, что у Дмитрия Александровича нет кадров для того, чтобы держать границу на этом опасном направлении. Но вскоре Довмонт вернулся.
5. Свержение
В Литве произошло неожиданное событие. Князь Довмонт был свергнут. Его правление Литвой – высший взлет как политика – продолжалось три или четыре года. Не исключено, что Довмонт слишком долго был оторван от этой страны и перестал ее понимать. Бежав от Войшелка в 1265 году, он оставлял совсем другую Литву, чем та, в которую он прибыл в 1282-м.
Рассмотрим скудные факты, которые говорят о том, что предшествовало очередной смене власти в Литве. И вновь – череда загадок. Мы только что говорили, как Довмонт воюет на стороне Льва Галицкого против поляков. Но внезапно видим, как литовский князь ведет войска на восток – во Владимиро-Суздальскую Русь.
Современные исследователи датируют этот поход 1285 годом, В. Н. Татищев – годом позже. При этом вновь неясно, какой Довмонт перед нами. Летописец ничего не объясняет, просто называет имя. В некоторых списках русских летописей говорится, что Довмонт убит во время этого похода, в других – что ранен. На наш взгляд, наиболее ясно об этой кампании сообщает Воскресенская летопись: «Того же лѣта воеваша Литва Олешну и прочiи волости владыки Тверскаго; и совокупишася на нихъ Тверичи, Москвичи, Волочане, Новоторжъци, Дмитровци, Зубчане, Ржевичи, и угониша ихъ на лѣсѣ, канунъ Спасову дни, и биша ихъ, а князя ихъ Доманта яша, и Литву многу изнимаша, а иные избиша, а друзiи убѣжаша, а полонъ вьсь отъяша, и возвратишася во свояси» (Статья под 1283–1290 годами).
Текст интересен и неожидан. Почему Довмонт прекратил разорять Польшу и повернул на восток со своими людьми? Или это сами литовцы заставили повернуть своего князя? Чтобы сделать вывод, нужно понять, как развивались события в Великом княжестве Владимирском и Господине Великом Новгороде.
Мы уже говорили, что смута, затеянная Андреем Александровичем против своего брата Дмитрия, подорвала авторитет великокняжеской власти. Сыновья Александра Невского уже не обладали тем политическим весом, каким обладал сам Александр и его ближайшие преемники. Великие князья Ярослав Ярославич и Василий Ярославич правили обширными владениями и довольно сплоченной региональной державой, насколько можно говорить о сплоченности применительно к древнерусским обществам. Однако это относительное благополучие сыграло злую шутку с их наследниками.
Население Владимиро-Суздальской Руси росло за счет естественной рождаемости, низкой смертности и миграционных потоков. Туда стали уходить люди из менее благополучных регионов: из Рязани и Смоленска, с Киевщины. Случилась парадоксальная вещь: под игом татар северная часть русских земель обрела если не покой, то некоторую безопасность. Рязанщину татары грабили регулярно, Черниговщину уничтожили, и центр этого княжества переместился в Брянск; там удобно было укрыться от татар и литвы.
Население «залесских» княжеств, расположенных между Окой и Волгой, не знало регулярных набегов татар и постоянно росло. На месте поселков Москвы и Твери выросли крупные города. Многолюдным местом был тогда и Переяславль-Залесский – отчина Александра Невского. Татары, конечно, нападали изредка на Владимирскую Русь, но предпочитали собирать с нее дань и заботились о здешних русичах, как об отаре овец, которую нужно откармливать, прежде чем остричь, а затем часть скота пустить на убой, дабы полакомиться свежим мясом. Часть русских князей этому потворствовала, а часть – препятствовала. Например, Дмитрий Александрович ловко маневрировал между двумя татарскими правительствами – законным, находившимся в Сарае на Волге, и правительством Ногая на западе Орды. Благодаря этим маневрам он платил дань одной половине Орды, а вторую бивал. Как выразился бы Н. М. Карамзин, «Русь отдохнула».
Казалось, настал покой, население растет, и это прекрасно! Чем больше людей, тем больше воинов. Следует вооружиться, немного поднажать, и татарскому игу конец.
Но не всё так просто. Переселенцы из разных общин, пришедшие во Владимирскую Русь, не чувствовали общности судьбы. Они становились москвичами и тверичами, суздальцами и нижегородцами, но не подданными единого русского государя. И вот, вместо того чтобы объединиться, все эти толпы передрались между собой. А у слабеющего великого князя не было ресурсов, чтобы объединить страну. Средства логистики и экономические связи оставались примитивными. Власть расползалась, как старое одеяло.
Русь должна была развалиться до конца, чтобы собраться вновь с помощью военной силы, сконцентрированной в одном из княжеств. Какое из княжеств победит – Переяславское, Московское, Тверское, Нижегородское, – было делом случая.
Но это произойдет позже. А пока великий князь Дмитрий Александрович еще не понимал, что происходит, отражал восточных татар и пытался сплотить Северную Русь вокруг себя. Первые шаги в этом направлении оказались удачными. Дмитрий покорил Великий Новгород, а его зять Довмонт уселся на литовском княжении. Следовательно, Дмитрий Александрович контролировал вместе с зятем большую часть Киевской Руси и Литву в придачу. Вне его влияния оказались только разгромленный татарами Киев да Галицко-Волынская Русь. Но с галицким Львом, по нашим соображениям, прекрасно ладил Довмонт. Казалось, Русская земля оправилась от недавних поражений. Территориальные потери в Прибалтике и в Степи – пустяк. Страна вновь едина… но это была иллюзия.
Общины в самой Владимирской Руси стали бунтовать против великого князя. Крамола, учиненная Андреем Александровичем, была лишь началом грозных событий. Сперва Дмитрий сумел расколоть враждебную коалицию, помириться с Москвой и Тверью, но ненадолго.
Семнадцатилетний тверской князь Михаил Ярославич, сын Ярослава Ярославича, выступил против великого князя Дмитрия. Естественно, тверской мальчишка взбунтовался не сам. Его побудили общинники, хотя юный князь был ужасно рад ввязаться в драку, как любой подросток. «Не вьсхоте, Михаил Тверскый, поклонитися великому князю Дмитрию и нача наряжать полки», – говорится в Тверской летописи.
В этом конфликте и следует искать причину неожиданного на первый взгляд нападения Довмонта на Северную Русь и падения его в Литве. Нет сомнений, что напасть на Тверь предложил своему зятю Дмитрий Александрович. Но это вызвало возмущение сразу нескольких князей, которые рассматривали рейд Довмонта как наступление на свои вольности. Сторону Михаила Тверского принял даже московский князь Даниил Александрович – младший брат Дмитрия.
Хронология событий не совсем тверда, ее можно отнести и к 1285, и к 1286 году, но это не столь важно. Главное, что Дмитрий задумал произвести стратегическое окружение Твери и разгромить ее, да ничего не вышло.
Советники Михаила Тверского очень грамотно повели пропаганду. Дело в том, что Довмонт со своими молодцами навалился первым делом на «Олешну и прочiи волости владыки Тверскаго», то есть местного епископа. Тверичи ловко использовали этот факт в своих целях. Язычники грабят церковные владения! Нужно постоять за землю Русскую и за православие!
Призыв был услышан, против Довмонта и его рати выступили не только тверичи, но и москвичи, ржевцы, новоторжцы… Встретив это неожиданное сопротивление и оказавшись врагом Руси, Довмонт растерялся. Соотношение сил сложилось не в его пользу. Князь не смог избежать сражения, был окружен, получил тяжелую рану и попал в плен. Жаль, что неизвестны подробности схватки и численность сторон, но и сказанного достаточно. В некоторых летописях вообще написано, что Довмонт пал в бою. Это уже вторая смерть Довмонта: первый раз его похоронили Стрыйковский и автор Хроники Быховца. В общем, для Литвы князь и умер.
После этого провалился удар Дмитрия Александровича на Тверь. Дмитрий явился в княжество своего врага Михаила, но был настолько потрясен поражением Довмонта, что заключил мир. То есть потерпел стратегическое поражение. А что было делать? Стать пособником литвина, который грабит православных во главе язычников? Положение Дмитрия Александровича было слишком непрочно для того, чтобы он мог позволить себе подобную роскошь.
Итак, Довмонт очутился в плену, а баланс сил на Руси кардинально переменился. Но прежде чем рассказать о дальнейшей судьбе нашего героя, заглянем еще раз в Литву.
6. Литва после Довмонта
После того как князь попал в плен, Литве потребовался новый правитель. Им сделался Бутигейдис, или Будикид (1285 (?) – 1290 (?). Видимо, он по происхождению аукшайт, и с тех пор это племя перехватило инициативу у нальшанских вождей. Других соперников не было. Жемайты изнемогали в борьбе с немцами, и аукшайты расчетливо жертвовали этим племенем, если считали необходимым. Ятвягов физически истребили немцы и поляки; о соплеменниках Скуманда впору писать приключенческие романы-трагедии вроде «Последнего из могикан».
Итак, Будикид сделался князем. Удача сопутствовала ему не более, чем Довмонту; у власти новый князь продержался четыре или пять лет. За это время он вынужден был решать те же задачи, что и Довмонт, и – не решил. Следовательно, дело было не в таланте или бездарности отдельного князя, а в объективных причинах. Посмотрим, что творилось в Литве и вокруг нее.
Первым делом Литва вновь столкнулась с немцами в Земгалии. Война тянулась более десяти лет. В 1286 году рыцари, воздвигнув замок Гейлигенберг, заставили земгалов и литовцев оставить Тервете и отступить в литовскую крепость Ракен. Однако тотчас последовал ответный удар. Бальтазар Руссов сообщает, что земгалы осмелились сделать набег на саму Ригу – сердце германских владений в Ливонии. Они решились на это вместе с литвой. Князь Будикид должен был показать, что неудачник Довмонт не мог сделать того, что совершит он. И послал земгалам подмогу.
Об их намерении узнал гейлигенбергский командор и подал сигнал в Ригу. Рижане вооружились, неприятель не показывался. Лишь ночью в Великий пост земгалы, воспользовавшись оплошностью рижан, не затворивших городских ворот, вошли в город. Дерзкие балты напали на орденскую конюшню, подожгли ее, перебили встречных людей и ушли домой.
Через некоторое время литовцы и земгалы напали на Юкскюль и выжгли посады. Ландмагистр Вилликен фон Шурберг, имея 40 рыцарей, 60 бюргеров и большое вспомогательное войско из ливов и латгалов, пошел к Юкскюлю, не застал врага, погнался за ним через леса… и угодил в засаду. Достигнув местечка Грозе, ландмагистр был окружен земгалами и 26 марта 1287 года погиб в свалке. Ливы и латгалы, бывшие с ним, перешли на сторону литовцев. Очередной немец пал вдали от родины за процветание заморской колонии. Его не жаль.
После этого рыцари выбрали нового ландмагистра и получили крупные подкрепления из Германии. Ландмейстером стал Конрад фон Гертогенштейн (Хаттштейн, 1288–1290). Он предпринял решающее наступление на земгалов и не вкладывал меч в ножны два года. Обескровленные земгалы покорились, после чего немцы атаковали Жемайтию. На помощь опять пришла Литва, но вдруг… циничный Лев Галицкий стал угрожать ей ударом в спину. Узнав о тяжелой войне с немцами, он потребовал у Литвы город Волковыйск, «абы [он] с ними мир держал». Это был грубый и неприкрытый шантаж. Князь Будикид отдал требуемое, но литовская элита затаила обиду на русичей.
В Западной Руси дела шли своим чередом. В 1289 году умер волынский князь Владимир, сын Василька, после чего эта ветвь династии оборвалась. Владимир Василькович умирал страшно. Он заболел то ли проказой, подхватив ее у татар, то ли другой болезнью. Нижняя часть лица князя начала гнить. Отпал подбородок. Выгнили зубы и вся нижняя челюсть. Когда стало ясно, что смерть близка, он завещал свою землю луцкому князю Мстиславу Даниловичу, младшему сыну короля Даниила Галицкого и, надо полагать, представителю «русской партии». Знакомый нам князь Лев немедленно включился в борьбу за лакомый удел, стремясь либо заполучить Волынь сам, либо передать ее своему сыну Юрию. Владимир Василькович был непреклонен, утвердил завещание и скончался. Тело князя омыли, обвили «оксамитом с кружевами, как подобает царям», и положили в сани, по древнему языческому обычаю. Между прочим, при жизни Владимир Василькович, статный светловолосый мужчина, брил бороду на католический манер. Так во что верили тогдашние князья и кем себя ощущали?
Галицко-Волынский летописец отдельно останавливается на тех персонах, что провожали князя в последний путь. Это представители владимирской общины, но не только. «И так плакало над ним всё множество владимирцев: мужчины, и женщины, и дети, иноземцы, сурожцы, новгородцы, иудеи… нищие, и убогие, и монахи».
Почему толпы иноземцев собрались у гроба? Откуда иностранная привычка брить бороду? Вождь «русской партии» был, кажется, не вполне русским. Летописец пытается убедить нас в обратном. Владимир при жизни активно строил и реконструировал православные храмы, вносил дары. И всё же Западная Русь – это «открытый мир» для иностранцев. И в него, как в свежую рану, проникали бактерии, вызывающие болезнь и гниение.
Владимир-Волынский и Брест унаследовал, как мы говорили, Мстислав Данилович (1289 —?), о котором известно мало. Но про галицкого Льва известно еще меньше, потому что русское летописание там вообще прекратилось, а вестернизация элиты зашла гораздо дальше, чем на Волыни.
Мстислав Данилович правил в счастливое время. Монголы вообще не вмешивались в дела Западной Руси. Не обошлось, однако, без внутренней усобицы. Лев и его сын Юрий вознамерились присвоить Брест, но были отбиты. Можно с уверенностью утверждать, что на стороне Льва выступили литовцы. Но Мстислав их отбил и захватил у врага Волковыйск, после чего договорился с великим князем Будикидом Литовским о мире. Кстати, непонятно, у кого был взят Волковыйск – у литовцев или уже у галичан? Как мы только что видели, Лев Галицкий забирал этот город у Будикида.
Мстислав Данилович вел успешные переговоры с монголами и расширил свои владения далеко на восток. Ему подчиняется какой-то поросский князь Юрий, то есть волынские Романовичи ненадолго завладели Киевщиной, сумев, видно, выкупить часть земель у татар.
Вроде бы дела обстояли блестяще. Но… мы даже не знаем даты смерти Мстислава. В 1292 году он был жив, однако еще при жизни Льва, то есть в 90-х годах XIII столетия, княжеством уже управляет Юрий Львович. Линия Мстислава Даниловича вымерла.
Продолжается упадок русской культуры и русской мысли. Галицко-Волынская летопись внезапно обрывается. Это совпадает с приходом к власти на Волыни западников. Лев и его семья не имеют никакого интереса к летописанию. Их окружают немцы, евреи, армяне, которые, естественно, также не питают никакого интереса ни к прошлому, ни к настоящему Руси. Это дисциплинированные исполнители княжеских поручений, ценные торговые партнеры, искусные ремесленники, врачи, но… абсолютно равнодушные люди по отношению к правительству, которое их нанимает, и к коренному русскому племени, которое населяет страну. Историческая память и историческое чувство у западных русских начинают стираться. Западная Русь станет добычей Литвы и поляков. При этом литвинов русичи будут принимать как своих, не понимая смены обстоятельств.
Но пока мы видим равновесие сил в регионе. А что же Довмонт? Что произошло с ним после неудачной битвы в Тверском княжестве? Давайте посмотрим.