Далее Нифонт рекомендует наказание за сие прегрешение, надо сказать, уж вовсе мягкое по сравнению с Европой. Месяц строгого поста, не более.
То есть, сами понимаете, церковь не будет упоминать того, чего не существует.
К чему это я? А если Сашка с Забавой… Твою же мать, даже не знаю, как к этому относиться. А если просто паранойя? Да еще помноженная на сексуальные завихрения в моей башке? Лучше было бы так. Но в любом случае дело надо расследовать до конца.
– А если подумать? – сурово поинтересовался я у служанки.
– Ничего не знаю, княже! – решительно выпалила девушка.
– Выбирай… – Я подошел к столику, достал из мошны горсть серебряных монет и показал их Анюте. – Или вот это, или… пеняй на себя.
Служанка побледнела и отчаянно замотала головой.
«Экая партизанка… – умилился я про себя. – Думает, что добрый князюшка не осмелится, пожалеет или побоится трогать служанку жены. Как же ты ошибаешься, дурочка. Еще как посмею…»
– Шарль, Александр!
В двери немедленно показались оруженосцы.
– Ваша… – показал я пальцем на девку. – Можете приступать прямо здесь…
Гасконцы довольно осклабились и шагнули к девушке.
Анюта шарахнулась в угол и уже оттуда запричитала, заливаясь слезами:
– Не надо, молю, скажу все, княже, скажу…
– Так бы и давно. – Я жестом отправил из кабинета парней, надо сказать весьма разочарованных, потом подошел к служанке. – Итак, повторяю вопрос: как живут между собой Александра и Забава?
– Хорошо живут… – всхлипнула Нюта. – Поладили меж собой, не бранятся. Любят друг друга. Но приказано то в тайне держать, дабы никто не знал. Токмо мы… ну, девки челядные при оных, знаем. А ежели кто проболтает, ту сечь несщадно… Машку уже секли…
– Любят?.. – я еще больше охренел. – Это как?
– Ну, подружки оне… – Анюта часто заморгала. – Закадычные… У-у-у… Теперича и мне всю задницу розгами обдерут… у-у-у…
– Да не вой ты. Не скажу никому. – Я поднял ее за шиворот и подтолкнул к стулу. – Садись и ответствуй, гм… что вместе делают?
– Ну… – Нюта вытерла рукавом нос. – С дитями вместе бавятся, давеча наряды примеряли, в баню ходють всегда вместе. За грибами да ягодами тож. Бывает, и сплять вместе, как засидимся за рукодельем допоздна…
– В баню – и сплять? – Для меня все сразу стало ясно. Твою же кобылу в дышло! Сука, ведь недаром Сашка заставляла меня перечитывать ей эпизоды из прованских романтических сочинений о любви, где краешком упоминается возвышенная женская дружба. Мля…
– Угу, – закивала Нютка, с опаской смотря на меня. – Токмо ты, княже, не выдай…
– Не выдам… – пообещал я. – А они это… целуются?
– Ну… – Служанка наморщила лоб. – Ну было… княгиня поцалувала Забаву в уста, да грит: ты ж моя подруженька ненаглядная! Ничего не жалко для тебя! И смеялись обе потом.
– Звиздец! – вслух выругался я, не вполне соображая, как реагировать на известие.
– Ты уж не выдай, княже… – опять завыла Нютка. – Княгиня со свету сживет, ибо приказано тебя в неведении держать: боятся, что заругаешь…
– Все, заткнись. – Я насыпал ей серебра в ладошку и подтолкнул к двери. – Будешь мне все сообщать, а я не обижу. А пока иди, да смотри сама не проболтайся, что я у тебя выспрашивал. Не то отдам ратникам на потеху. Поняла? Свободна.
После того как служанка свалила, я немного подумал и решил, что пока никак не буду реагировать на новость. Пусть все идет своим чередом. Ничего особо страшного пока не произошло. А дальше видно будет. Хотя обидно, да, что меня в компанию не взяли, заразы эдакие.
А дальше стало не до баб, потому что я наконец соизволил принять своего казначея Уго Грубера и Ульфа Шайншталлера, главного обер-приказчика, ответственного за торговлю с Московией. А они, в свою очередь, так запудрили мне все мозги своими отчетами, кредитами-дебитами и прочей экономической хренью, что аж голову заломило.
Опасался, что улетаю к глубокий минус, но все оказалось не так уж плохо. Наша с Фебом компания в просто гигантских прибылях от торговли, а значит, и я, так как имею в ней долю, а вот по личным доходам и расходам с Двинской земли после уплаты налогов государю его сиятельство граф божьей милостью остается по нолям, то есть без прибылей, но и без убытков. Что и неудивительно с такими-то расходами. Впрочем, все только начинается, барыши никуда не денутся.
Разобравшись с экономикой, я вспомнил, что еще не завтракал, приказал подать еды, и, чтобы не терять время зря, вызвал к себе управляющего:
– Ну что там с бабами?
Яжук недовольно скривился:
– Я все сказал, как ты приказывал, княже, но крутят хвостами, заразы. Хотя и не отказываются. Грят, от погляда не убудет, посмотрим. Пара дурынд вой подняла, но я их приказал пока запереть в амбаре, чтобы других не смущали. Как оно все сладится, увы, не ведаю. Боязно бабам.
– Ладно, посмотрим. – Я тоже не особо был уверен в успехе затеи. – Что там с празднеством для людишек?
– Все почти готово, княже, – уверенно отрапортовал управляющий. – Пополудни можно начинать.
– Что еще?
– Дык набольшие чуди и корелов заявились, грят, хоть бы одним глазком на милостивца глянуть. Врут, сволочи, небось плакаться и жаловаться наладились. Гнать али как?
Я вздохнул. Ага, здесь вам не тут, не Европа ни разу. Всех поселений – раз, два и обчелся. Несколько поселков ниже и выше по течению да по притокам Двины пара деревень. Ну и стойбища аборигенов: корелов и лопарей. Вассалы, ептыть. В Заволочье, то есть Онежском крае, что мне отошел с Двинской землей, дела получше, но это далеко. Да… принять придется, с туземцами надо ладить, почти весь пушной ясак от них идет.
– Приму.
Переместился в большой зал, дабы выглядеть приличествующе, накинул парчовую ферязь, взял в руку посох и принял важный вид, заранее сгорая от любопытства, так как ни разу еще не сталкивался с «чудью белоглазой», так местные чохом обзывали всех туземцев.
Ожидал увидеть полудиких раскосых азиатов в мехах, но ошибся. Вожди, или кто они там такие, оказались по внешности вполне европейского вида, мало того, светлолицыми блондинами. Правда, росточком невеликие и кривоногие, хотя и крепкие. Рожи широкие, глаза без малейшей раскосинки, волосы стрижены в скобку, прихвачены по лбу плетеными ремешками, на ногах высокие бродни из сыромятной кожи, на щиколотке и под коленом подвязаны шнурками, штаны узкие, кафтаны длиной до колена, пошиты не в запах, с открытой грудью, оторочены по вороту, подолу и рукавам мехом. На шее ожерелья из звериных когтей, на поясах длинные ножи в деревянных ножнах, в руках посохи с затейливо вырезанными оголовьями: видать, знаки власти. Двое оказались среднего возраста, лет под сорок, а третий – где-то за пятьдесят, но тоже еще бодрый.
Разобрался я с ними быстро. Милостиво принял дары – мешки с отборной пушниной: соболями, куницей и горностаем, выслушал горячие заверения в верноподданстве, пообещал разобрать претензии, в основном на отжатие у них исконных звериных и рыбных ловов, нарычал в подтверждение на Яжука, обязался защитить от мурман, кои тоже пытались под шумок обдираловом заниматься, а потом отдарился охотничьими кинжалами из отличной стали. И пообещал, что в случае исправной выплаты ясака дам хорошую скидку на товары. А также намекнул, что буду способствовать их власти в племенах и в случае верной службы приближу сыновей да в люди выведу. А в завершение приказал поднести по чарке крепкого хмельного и пригласил остаться на праздник.
В общем, знатно потрафил аборигенам, те прямо светились, когда уходили. Дипломатия, ептыть! Ну а как по-другому? О народе надо заботиться, а не только обдирать как липку.
– Хитрый народец, скверный… – позволил себе тактично высказаться Яжук. – Их в ежовых рукавицах держать надо, а не милостями закармливать, вот тогда дело будет.
– Ничего ты не понимаешь, – благодушно ответил я. – Нет уже такой необходимости.
– Это как, княже? – вытаращился на меня управляющий.
– Теперь сами эти вожди, или как их там… – Я показал рукой на двери, куда вышли аборигены. – Будут свой народ держать в ежовых рукавицах да в нитку тянуться, дабы предо мной не оскоромиться. Понял, садовая голова?
– Угу… – Яжук уважительно закивал. – Хитро.
– Все просто. На сегодня все? Хочу посмотреть, как полоненные начали дорогу к Выяжозеру прорубать.
– Княже! – Управляющий, извиняясь развел руками. – Есть еще одно дело. Я сам не взялся разбирать, ибо зело заковыристое, твоего ума требующее.
Я про себя в очередной раз вздохнул. Ну да, князь на своей земле еще и судья высшей инстанции, никуда не денешься. Вот только под рукой никаких русских законов нет, судебник Иваном еще не написан, более древние своды законов мне неведомы. Так что придется судить по своему разумению.
Согласился и это разобрать, только приказал Александру позвать для присутствия при судилище, так как она формально владеет землей, а не я.
– Давай вкратце. И прикажи княгине сообщить, пусть явится при убранстве.
– Как прикажешь, княже. Такое дело, Ивашка Бредов да Митрофанка Гуляев…
Дело оказалось действительно заковыристым, если не сказать больше. Сашка рядом со мной даже покраснела как рак, едва удерживаясь от смеха. Ну сами посудите, жили-были два справных зажиточных мужика, и вот однажды ударил одному из них бес в ребро, и завел он шашни с женой второго. И все бы ничего, но тот второй, как выяснилось, тоже время зря не терял и вовсю блудил с благоверной первого. А когда все вскрылось, случился страшный конфуз и взаимное мордобитие, причем передрались не только мужики, но и бабы. Хотя перед конфузом были неразлейвода с детства. После чего дружно призвали друг друга к ответу перед князем, ибо церковные власти, в лице настоятеля отца Зосимы, не придумали ничего лучше, чем оставить все как есть, наложить на всех прелюбодеев скопом жесткую полугодичную епитимью да еще обобрать в пользу церкви. А еще дело осложнялось тем, что жены были сестрами, причем двойняшками.