– Ну да, ну да, отписывали приказчики, что вынаешь из землицы скарбы… – Иван, любовно поглаживая слиток, с прищуром посмотрел на меня. – Триста пудов, говоришь? Дык мои только две трети, зятек?
– По договору только половина будет, батя, – улыбнулся я широко. – Это ты что-то путаешь.
– А не многовато? Кажный объегорить норовит… – с напускной злобой пробормотал великий князь. – Ну давай, дальше хвались: вижу, еще чегой-то припас…
– Припас, припас… – Я брякнул на стол несколько мешочков с разными каменьями. – Но все это не самое главное. Главное – вот, – и последовательно выложил еще несколько слитков.
А потом добавил еще пару металлических полос.
– Медь, олово, свинец, – безошибочно определил Иван Молодой. А потом царапнул засапожником железную полосу, стукнул одну об другую, послушал и уверенно заявил: – Железо. И доброе!!!
– Разбирается… – с усмешкой прокомментировал великий князь. – Почитай, лучше, чем в государственных делах.
– Добрые знания, – сдержанно похвалил я. – Государь обязан разбираться во всем. Так вот, сие добро и есть главная ценность. Железо – это оружье, свое, не покупное. Медь и олово – это бронза, а бронза – это пушки. Коли будут пушки, загоним ворогов на небеси, ни одна тварь не пикнет…
В общем, уехали от меня гости дорогие далеко за полночь. Хотя все обсудить так и не получилось. Но это дело такое, успеем еще. Я планировал и с Феодорой пообщаться по душам, но не сложилось.
Проводив гостей, наведался в детскую.
– Княже!.. – Перепуганные мамки, Дунька и Манька, обе, как на подбор, гренадерской стати дебелые девки, с перепугу упали на колени.
– Да тише вы, дурищи!.. – прошипел я и ткнул пальцем в просторную люльку, где тихонько посапывали сыновья. – А чего вместе положили?
– Дык… – торопливо зашептала Маняша. – Тока их разъедини – такой ор подымают, прям страсть. Уж не гневайся, княже. Переложить?
– Я тя сам переложу! – и погрозил ей кулаком. – Пущай спят.
После чего побрел к себе в спальню ложиться, а там неожиданно обнаружил в постели еще одну сладкую парочку, Сашку с Забавой. Заподозрил было разврат, но не обнаружил даже его следов, дамы мирно спали каждая на своей половинке. Видимо, моей второй зазнобе челядь по незнанию не подготовила достойных покоев, вот девы и устроились вместе.
– Вот те раз. А мне кудой? – Я почесал затылок, подумал, потом быстро разделся и осторожненько втиснулся посередине.
И тут же, как по сигналу, Сашка и Забава развернулись, прижались и быстренько устроились на моих плечах. Да еще ноги на меня закинули.
«Может, похоти предаться?.. – неспешно подумал я. – Так это ж опять уговаривать придется. Не, лениво. Пусть их, хоть отдохну…»
И неожиданно быстро заснул.
А вот утреннее пробуждение ну никак на доброе не смахивало.
Сначала сквозь сон послышался чей-то громкий шепот, а потом вдобавок меня стали дергать за ногу.
Вот тут я уже окончательно проснулся, недоуменно уставился на Ванятку, застывшего возле постели, и спросонья рявкнул:
– Вконец охренел, щенок? Тебя куда принесло?
– Сир, молю, не гневайтесь… – горячо зашептал паж. – Тут такое дело… Боярин Старица прибыли… Дело важное…
– Что случилось, Вань?.. – во сне зашептала Александра.
– Спи… – Я осторожно высвободился из объятий, встал с постели и, на ходу накидывая поданный Ваней халат, вышел из спальни.
Старица уже стоял у двери кабинета.
– Зрав буди, боярин… – Я зевнул и крепко его обнял. – Ну и какого рожна тя с самого ранья принесло?
– Не гневайся, Иван Иванович… – Старица с пасмурным лицом отстранился. – Не по доброму делу я к тебе. Феодора Ивановна занемогла…
– Чего? – Я моментально окончательно проснулся. – Чем, когда?
– С рассветом ей худо стало. Вырвало чуть не наизнанку, даже воду принимать не может. Наших лекарей к себе не подпускает, велит твоего прислать.
– Ваня, живо Августа на ноги! Пусть собирается. Твою же мать! Отравили? Кто?
– Ежели бы ты не был ей отцом, на тебя могли подумать… – сурово ответил Старица. – Ужинала у тебя ведь. А дома пищу не принимала, тока пила. Вся ее челядь уже повязана. Мои дьяки ведут дознание. Но пока ничего путнего. Запираются.
– А как государь и княжич?
– Все хорошо, здравы. Но… – Боярин с досадой махнул рукой. – Свирепы, аки звери лесные – грят, ежели не дознаюсь кто… не сносить мне головы…
– Значит, не у меня отравили, – сделал я вывод. – Ибо ели все вместе, одно и то же. А в своем поваре я уверен. Так, жди. Сейчас облачусь, и поедем…
Через час я уже стоял у ложа Феодоры. Выглядела она – краше в гроб кладут, бледная как смерть, губы искусаны, скулы заострились. Но в глазах бушевала свирепая злость.
– Как ты, Федюнюшка?
– Сир… – Медикус взял меня под локоть и подтолкнул к двери. – Настоятельно прошу, покиньте покои. И вы тоже! Немедля…
Шепча дикие проклятия, я вышел из спальни. Ну, суки… на куски живьем попластаю, невзирая на лица…
Иван Молодой, обхватив руками голову, сидел на лавке рядом с дверью. Откуда-то из соседних комнат слышался грозный рык великого князя.
Я присел рядом и приобнял зятя.
– Не кручинься. Все будет хорошо. Август – лекарь знатный.
Говорил, сам себя убеждая. Лекарь-то хороший, спору нет. Но – по нынешним меркам весьма скромным.
Иван молча всхлипнул.
– Воды теплой побольше!!! – неожиданно завопил из спальни медикус. А потом сам высунулся, подал мне изящный серебряный кувшин и часто зашептал: – Видите, сир, белый налет на горлышке? Здесь отрава была. Да не вздумайте трогать руками…
После чего скрылся обратно.
– Что тут? – В горнице появился великий князь. В кафтане нараспашку поверх исподнего. – Не молчите, ястри вас в печенку!
– Питье было отравлено… – Я показал ему кувшин.
– Кто готовил?! – заревел медведем Иван на Старицу. – Чем там твои дьяки занимаются?! Дармоеды, мать вашу…
– Сейчас… – кивнул боярин и выбежал из комнаты. Через несколько минут вернулся и четко отрапортовал: – Кухарка Меланья, настой шиповника на цветочном меду. Ночное питье, всегда перед сном подавали. Уже на дыбе…
– Ты пил его? – быстро поинтересовался я у Ивана Молодого.
– Нет! – замотал тот головой. – Только Федюнюшка. Мне не по нраву солодкое, а она полюбляла.
– Что-то тут не сходится… – Великий князь дернул себя за бороду. – Бабка Меланья и мне готовит. Но то дело такое, мало ли что…
– Божится, что не она, – осторожно встрял Старица. – И есть еще… Питье относила… – Он замолчал и потупился.
– Говори! – яростно заорал Иван.
– Княжна Елена… – выдавил из себя Старица. – На кухне у бабки стряпать училась да сама вызвалась.
– Да что ты несешь, дурень? – зарычал великий князь. – Совсем страх потерял? Незаменимым себя почувствовал? Не мели ерунды, тяни жилы из бабки! – А потом, сбавив тон, обратился уже ко мне: – Глупость же, Ленка с Феодорой – неразлейвода. Лучшие подруженьки. Да и сама невестка как дочь родную ее приняла.
Меня кольнула догадка. Все сходится. Елена, дочь Палеологини, уже взрослая, девять-десять лет ей, если не ошибаюсь. А мать в ссылке по милости Феодоры. Так что могла и отомстить.
– А у матери она бывает? – как можно спокойнее поинтересовался я.
– Нешто я зверь?.. – Князь насупился. – Отпускал. Давеча ездили… – Потом осекся, круто развернулся и вышел из горницы, на пороге бросив: – Сейчас… я сам…
Через полчаса из спальни появился Август и, вытирая руки полотенцем, устало сказал:
– Хвала Деве Марии, пока обошлось. К счастью, контесса постоянно принимала противоядие, что я ей оставил. К тому же доза яда была очень большая. Организм сразу взбунтовался и отторгнул его. Но полное выздоровление будет долгим…
– Черти и преисподняя!!! – Я не удержался, подскочил к обер-медикусу, крепко обнял его и закрутил вокруг себя. – Проси чего хочешь, лекарская твоя душа!
– Отпустите, сир… – сипло прохрипел Август, болтая ногами в воздухе.
– Ну что там? – В горнице опять появился великий князь.
– Обошлось, – дружно ответили мы с Иваном.
– Слава тебе, Господи! – Государь широко перекрестился и поманил нас. – Ежели так, пойдем пропустим по маленькой, во здравие рабы божьей Феодоры, значица. Чегой-то перетрухал я, прям озноб бьет… – А потом спокойно бросил Старице: – А ты чего стоишь? Бабка это, больше некому. Пытать клятую, пока не признается. А потом удавить по-тихому. Выполняй.
Отвел нас в небольшую каморку при своем кабинете, усадил в кресла и разлил по чаркам даренный мной арманьяк. Сам молча выпил и сразу же снова подлил себе.
– Говори, батя, что хотел сказать… – сверля отца взглядом, неожиданно жестко поинтересовался Иван Молодой.
Великий князь еще раз выпил, отшвырнул стопку в угол и зло сказал:
– Ни при чем здесь Ленка. Все та, сука греческая…
Глава 13
– Так кто все-таки яд подложил? – Иван Молодой даже не прикоснулся к выпивке.
– Тебе мало того, что я сказал?.. – Великий князь неприязненно зыркнул на сына.
– Государь… – в очередной раз поспешил вмешаться я. – Я не сомневаюсь в твоих словах. Но тоже хочу знать, кто исполнитель. Дабы быть уверенным, что злодейство не повторится.
– Марья… нянька Ленкина… – нехотя выдавил из себя князь. – Встретила по пути, когда та кувшин несла, да тайком подсыпала яду. Елена заметила неладное, но та отбрехалась. Нет бы дуре тревогу поднять, так поверила… Ну дите, что с нее возьмешь. А Марья – та верна гречанке, как собака. Сбежала, гадина, ночью. Но уже приказал розыск учинить. Далеко не уйдет.
Что-то в словах князя для меня не сложилось. Почему тогда он приказал убить стряпуху? Дабы не наводить тень на дочь? Но она и так невиновна. Готов поспорить, эту Марью тоже удавят где-нибудь по-тихому, без особой огласки. А потом мне доложат, мол, призналась во всем злодейка. Н-да… как бы не сама княжна Елена яд подсыпала. Только в этом случае все сходится. Опять же мотивация девочки тоже понятна. Да и хрен бы с ней, княжной той, не хочу крови детской, но как исключить подобное в будущем? Ну и что делать? Во всяком случае, пока не стоит кня