— Это Вы, Евгений Осипович, по прообразу с Наполеоном предлагаете? Его значит на остров Святой Елены, а меня в Крым? А там ведь такой котел с нечистотами бурлит, что если рванет, вся Европа всколыхнется. Посудите сами. С одной стороны Турция, с другой Балканы с Австрией. И ни к тем, ни к другим, да и к третьим я пиетета и уважения не имею.
Я задумчиво помолчал и потянулся к чаю.
— А чем же вам Балканские народы-то не угодили. И тем более Австрия, она ведь союзник наш. А вы ее хулите. Да и балканские народы родственные нам, братья наши, Славяне.
— Балканские народы может быть и славяне. Да только выродились они. Мелкая у них душонка, продажная и ненужная. Предать они готовы. А Австрия только на бумаге союзник, а сама нож в спину готова сунуть. О том история за последнее столетие однозначный ответ дала. Нет им доверия, и дел с ними я иметь не желаю.
И вот тут меня заклинило. Не ожидал такого. Вспомнился мне сказ о Федоте стрельце Филатова. А к архивам я еще доступа не имею. Приходится своими мозгами шевелить, так ведь и мозги пока еще заемные. Когда они еще своими станут! А вспоминать я начал его усиленно, аж мозги задымились и заискрили. Видно надолго я завис, раз меня дядька ударом в плечо из такого состояния вывел.
— Петенька, что с тобой? — забеспокоилась матушка.
— Да вот вспомнилось. Нет, сложилось в голове. Сказку я сложил матушка, в уме вроде красиво получилось. А как на бумаге? Мне бы записать ее.
— Это как ту песню, что ты утром напел? — спросил дядька.
— Да что песня, я ее хоть сейчас на бумаге изложить могу. Тут сказка.
— Так ты же ее матушке напеть обещал, — возразил дядька.
— Пустое. Обещал, значит напою, — махнул я рукой.
— И что же за сказка? — заинтересованно спросил митрополит, — Не перескажите?
— Очень уж большая она, но вот отрывок сейчас попробую подобрать:
Скоморох-потешник.
А царь с послом уже сидят за столом.
Рядом — ты глянь-ка! — царевна да нянька.
И все ждут от Феди обещанной снеди.
Какая ж беседа без сытного обеда?
А на столе пусто: морковь да капуста,
Укроп да петрушка — вот и вся пирушка.
Гость скучает, ботфортой качает,
Дырки на скатерти изучает.
Царь серчает, не замечает,
Как Федьку по матери величает.
Вдруг — как с неба: каравай хлеба,
Икры бадейка, тушеная индейка,
Стерляжья уха, телячьи потроха —
И такой вот пищи названий до тыщи!
При эдакой снеди — как не быть беседе!..
Царь.
Вызывает антирес
Ваш технический прогресс:
Как у вас там сеют брюкву —
С кожурою али без?..
Посол.
Йес!
Царь.
Вызывает антирес
Ваш питательный процесс:
Как у вас там пьют какаву —
С сахарином али без?..
Посол.
Йес!
Царь.
Вызывает антирес
И такой ишо разрез:
Как у вас там ходют бабы —
В панталонах али без?
Посол.
Йес!
Нянька.
Постеснялся хоть посла б!..
Аль совсем башкой ослаб?..
Где бы что ни говорили —
Все одно сведет на баб!
Царь.
Ты опять в свою дуду?
Сдам в тюрьму, имей в виду!
Я ж не просто балабоню,
Я ж политику веду!
Девка эвон подросла,
А тоща, как полвесла!
Вот и мыслю, как бы выдать
Нашу кралю за посла!
Только надо пользы для
Завлекать его не зля —
Делать тонкие намеки
Невсурьез и издаля.
Нянька.
Да за энтого посла
Даже я бы не пошла, —
Так и зыркает, подлюка,
Что бы стибрить со стола!
Он тебе все «Йес» да «йес»,
А меж тем все ест да ест.
Отвернись — он пол-Расеи
Заглотнет в один присест!
Не знаю как митрополит сдерживался, но видно с трудом. Смех так и проскальзывал в глазах. Дядька просто положил голову на стол и в открытую смеялся. Мамка смеялась и закрывшись ладошкой, приговаривала.
— Вот ведь, и про меня не забыл.
Янковский отвернулся и ржал. Ржал, как гусарский Конь. Ну а матушка встала из-за стола, подошла ко мне и провела профилактическую работу в виде подзатыльника со словами:
— Что же ты такое говоришь бесстыдник. Мал еще такое говорить. Да и иностранцев позоришь на весь мир. Это же политический скандал может получиться.
Ну вот как можно проводить серьезные воспитательные беседы, еле сдерживаясь от смеха?
— Петр Алексеевич, Вы когда сказку на бумаге изложите, вначале мне ее представьте, — сквозь смех попросил Янковский.
— Я-то представлю. Да только ведь Вы ее потом мне не вернете.
— Это как водится, — подтвердил Янковский, — Но зато рецензию оформим, как положено, со всеми подписями от нашего ведомства. И даже в рамочку вставим.
— Вот ведь, — сделал я вид, что пригорюнился, — А у Ершова Петра Павловича, Конька-Горбунка читают. И ни к какой политике его сказку не привлекают. Все опять рассмеялись. — Ну и ладно. Мне и в Крыму будет чем заняться! Дядька, ты не знаешь, казачество на Дону еще не все мхом заросло? Найдутся желающие не только за зипунами, но и за славой и доблестью воинской пойти? Матушка, Вам нравятся благословенные берега Средиземноморья? Не хотите там княгиней быть? Вы не волнуйтесь народ тамошний на вас молиться и боготворить будет. Правда, наверное, придется новый вид алычи и инжира вывести, на ветвях которых янычары дозревать будут.
Дядька Николай рассмеялся. Митрополит, покачав головой, заметил:
— Это Вы, Евгений Осипович, не подумавши предложили Петра Алексеевича в Крым сослать. Скажите, Петр Алексеевич, а почему вы так матушку на трон посадить хотите? Землю вроде сами воевать пойдете, а на трон все равно матушку сажаете.
— Мал я еще, Ваше Высокопреосвященство, погулять хочу. Да и как представлю что весь день придется на неудобной табуретке сидеть, железную шапку тяжеленную на голову напялив, так передергивает всего. Там ведь и остается то, что весь день выкрикивать будешь: «Мороженное мне, пирожное!» Знаете как это называется? Тунеядство! За такое смело можно в Сибирь отправлять, на перевоспитание. Эх Сибирь, не край, а мечта!
Тут уже и Янковский не выдержал и рассмеялся. Митрополит махнул рукой и скомандовал:
— Так, давайте, отец Константин, отправляйте служек народ собирать. Вы, Петр Алексеевич, перед храмом крестик получите и клятву принесете. Бесов и одержимости в вас нет, так что только благодарственным молебном обойдемся. А выписку, что вы чисты перед Богом, я сам выпишу со всеми свидетельствами.
Все дело сделано. И молебен придется отстоять с малой кровью. Никаких ночных бдений. А уж служба при всем народе прикроет меня, как каменной стеной. Отыграть уже никому не получится. Да и заготовки есть у меня в рукаве. Осталось как-то пережить в ближайшем времени встречу с Романовыми. Они ведь при таких исходных данных могут изменить своим правилам. Могут ведь и матушку за Алексея Александровича выдать. Законы-то они пишут. А мне Восточные Княжества в не столь далеком будущем создавать. Что теперь вместо матушки его на трон сажать? Ладно попаданец я, или погулять вышел? Буду использовать основной Дар всех попаданцев, Дар убеждения. Главное к этому дару еще и револьвер с патроном крупного калибра приберечь. Договоримся как-нибудь.
Пока служки бегали оповещать народ, пока готовились к службе, время быстро пролетело. Настала пора выйти нам всем ко входу в храм. Митрополит, отец Константин и Янковский пошли первыми и с разу ко входу. Ну а я, матушка, мамка Николаевна и дядька Николай по договоренности обошли площадь, и подошли к храму сквозь народ.
Проходя по людскому коридору, стал накачивать ауру духовной энергией по максимуму. С жестким контролем на рассеивание. Мне случайности не нужны. Войдя в храм, нужно будет отпустить духовную энергию беря под контроль максимальную площадь храма как можно быстрее. Там придется четко работать, буквально по секундам совпадая со своим планом. Иначе вместо, Богом благословленным, стану антихристом, которому даже храмы не страшны.
Интересный момент, кстати, обнаружился. При плотной накачке ауры духовной энергией окружающие ее чувствуют и при эмоциональном окрасе соответствующе реагируют. Коридор хоть и был, но ведь народ-то у нас своеобразный. Хочется ему в первых рядах сидеть и все видеть, да и еще и каждое действие комментировать. Пока шли построение наше довольно оригинальное получилось. Впереди я, справа и чуть позади матушка, а слева, отставая от матушки шли дядька Николай и мамка вровень с ним. Получалось я как ледокол шел, своей духовной энергией всех раздвигая. Некоторые особо чувствительные аж отскакивали, теряясь в толпе, под смех той же толпы. Так и дошли до высокой комиссии нас встречающей.
— Петр Алексеевич, слышал я от народа, что несчастье с тобой случилось, — начал свою партию митрополит, — Молния в тебя ударила и крестик нательный испарила, отпечаток его оставив на теле твоем. Прими этот крестик от меня в святых местах намоленный, он сможет быть с тобой, даже при силе твоей.