Он сам, похоже, переживал случившееся - трясся и, кажется, плакал. О ком? О Сабнэке? О Венике?
Когда прощались, он забрал у меня нож:
- Вам незачем... На этом ноже много всякого нанизано!
Объясняй потом... Да и кто поверит?
Юзеф вел меня к тому месту, где Веник припарковал машину. Ольга бессильно висела у него на руках, словно зарезанный ягненок... Я смотрела на ее склоненную головку и думала... Думала, смогу ли я когда-нибудь перестать бояться ее?!
- Юзеф... Ольга привела меня к ним. И она хотела меня убить. Если бы Веник не... Она бы убила меня, - сказала я, когда мы сели в машину.
Юзеф был страшно бледен, глаза - больные, левое веко дергалось - нервный тик? - руки дрожали, никак не мог попасть ключом в зажигание. Но голос его, когда он мне ответил, был спокоен и тверд.
- Настя, я только что потерял сына. Я похоронил жену и дочь. Ольга единственное, что у меня осталось! Ольга - и вы... И, если мне понадобится вместо репетиторов и гувернанток нанимать для нее психиатра и тюремщика пусть будет так! Я все выдержу... И у меня хватит духу смотреть правде в глаза. Сейчас она еще ребенок... несчастный, безумный, преступный ребенок! Возможно, что-то изменится с годами, если мы увезем ее далеко отсюда, если она будет видеть вокруг себя только добро, общаться с нормальными детьми... Если нет - я найду для нее хорошую клинику в Швейцарии. У меня хватит средств. Но даже в этом случае - мы с вами будем жить неподалеку, чтобы я мог видеть ее каждый день... Чтобы я мог продолжать надеяться!
- Мы с вами?
- Но вы же не оставите меня?
Я не ответила, да он и не нуждался в моем ответе. Завел машину и вывел ее из переулка. И мы поехали...
Навстречу новой жизни?
По приезду домой я выкупала Ольгу - как всегда! только теперь мне не хотелось поцеловать ее или приласкать украдкой, потому что, несмотря на все доводы рассудка ( она - ребенок! - несчастный, искалеченный, больной ребенок, она не ответственна за свои поступки! ) я чувствовала, что никогда не смогу забыть того, что случилось... Никогда не смогу простить.
Потом я готовила кофе для Юзефа.
А Юзеф сидел в гостиной, в темноте, не подавал никаких признаков жизни, и я так переживала за него, что даже забыла о том, как сильно сама я устала и как болит моя ушибленная голова...
Я готовила кофе и думала о том, что здесь вот, на кухне, в мире вещей кастрюль, сковородок, чашек, терок, банок с чаем, кофе и специями - здесь все так же, как было вчера, так же, как было месяц назад, пол года назад... Когда был жив Веник... Когда был жив Андрей...
Я отнесла Юзефу чашку кофе с корицей и рюмку коньяка.
Села на ковер рядом с его креслом. Уткнулась головой ему в колени.
...И с блаженным облегчением ощутила на волосах его ласкающую руку!
Я так боялась, что он оттолкнет меня...
Что он обвинит меня в гибели Веника!
Меня - потому что он не может винить в случившемся Ольгу: она - последнее, что у него осталось...
Меня - потому что я, вроде как, взрослый человек, Ольга была со мной, а потому я несу ответственность за ее поступки!
Но Юзеф гладил меня по волосам...
А потом я услышала его голос:
- Я уже начал тревожиться, вы все не возвращались... Но я думал, что Ольга затащила тебя в кино или в какой-нибудь магазин...
- Она затащила меня в подвал.
- Да... Позвонил тот человек. Кривой... Не хотелось мне ему верить. Но пришлось. Кривой отказывался иметь дело со мной. Не доверял мне. Требовал встречи с Вениамином... В каком-то известном им обоим месте. Вениамина здесь не было...
Он отправился на дискотеку со своим... Со своим товарищем.
Вернее, собирался идти на дискотеку, уехал к себе, там они должны были встретиться... И я поехал туда. Они уже собирались выходить... Когда я приехал и рассказал, что случилось.
Я, кажется, был груб с ними обоими... Товарищ Вениамина обиделся и ушел. Вениамин тоже, кажется, огорчился... Надеюсь, он меня простил. Теперь мне остается только надеяться на что-то... Предполагать, что на самом-то деле мой сын понимал меня... И звонить в "Бюро несчастных случаев". Как посоветовал этот мерзавец. Я убил бы его, если бы не вы с Олей...
Убил бы! Ты ведь веришь, что я мог бы его убить?
- Да, да, конечно верю! - ответила я, наверное, с излишней горячностью и поспешностью, потому что Юзеф невесело рассмеялся моим словам.
- Да я сам-то в это не верю! Будь я даже один там... Я все равно не поднял бы на него руку. Не стал бы рисковать своею жизнью. Воспользовался бы любой возможностью, чтобы сбежать... Вернуться в этот мир, уехать в Краков, в мой дом, к моим воспоминаниям, к моим фильмам, к моему банковскому счету!!!
- Нет! Не надо так говорить, пожалуйста!
- Но это - правда! Хотя, на самом деле, не в банковском счете, на в краковском доме дело - этим я бы пожертвовал - но жизнь моя... Она всегда была не в детях, а в моих фильмах. Фильмы были важнее детей! Новый фильм, который я, возможно, смогу снять после всего случившегося, для меня важнее, чем месть за сына! Да и вообще... Месть - это гнусный атавизм. Проявление дикости. И я, как цивилизованный человек и христианин, должен отказаться от мыслей о мести и полностью положиться на Закон, который превыше всего. Так ведь, Настенька?!
Я кивнула с несчастным видом. Разумеется, я не была согласна, но спорить с ним я не осмеливалась!
- А что самое печальное, я ведь знал этого человека...
Неплохо знал когда-то!
- Кривого?
- Нет. Того, которого убил мой сын. Того, которого они называли Сабнэком. У него очень характерное лицо... И прежде он тоже носил бороду, только она имела более пристойный вид... И голос... Голос я узнал в первую очередь. Дармолатов. Вадим Дармолатов. Писатель, между прочим... Наш с вами коллега.
( ...Я ненавижу, когда Юзеф говорит о ком-то "наш с вами коллега" или обо мне, как о "коллеге" - ведь понятно же, что он насмехается надо мной! Я неудачница... А Юзеф... ) -И теперь я понимаю, откуда у них вся эта мистика! Сатанизм... Вельзевул... Сабнэк... Аластор... Жертвоприношения... Откуда вся эта чушь и мерзость! Дармолатов интересовался всем этим еще в те времена, когда интересоваться чем-то подобным было не принято. Разве что - с критической точки зрения... И все равно - рискованно. Он был членом Союза Писателей. Выпустил четыре неплохие книги для юношества - тайны там всякие, приключения... Собирая материал к одной из книг, наткнулся на какой-то манускрипт... Как член Союза Писателей, он имел доступ к таким книгам в Ленинке, которые обычному человеку не выдали бы... Знаете, ведь раньше для того, чтобы получить в библиотеке Евангелие, требовалось особое разрешение и рекомендация! Сейчас вам в это сложно поверить, но так было! Дармолатов сошел с ума. В медицинском смысле... И это было помешательство на религиозной почве. Он жаждал получить доказательство существования Бога. Лично для себя! Сначала он хотел бросить все и поступить в семинарию, несмотря на возраст... Тогда его как раз исключили из партии... Но потом он решил идти "от обратного", то есть - оскорбляя Бога, совершая всевозможные злодеяния... В надежде, что Бог докажет свое существование, покарав грешника. И его тяга к детям... Ведь его уже сажали за растление, но он был признан невменяемым, попал в больницу, оттуда - вернулся, потом его жена ( несчастная женщина - любила его, считала непризнанным гением и оставалась с ним несмотря на все его гнусности ) была найдена убитой, буквально выпотрошенной, а Дармолатов - исчез! Был в розыске... Наверное, с тех самых пор и сидел под землей... Так вот, его влечение к детям...
Он считал, что в них - Христос. Сказано же в Евангелие что-то относительно "малых сих". И он, наверное, пытался таким образом одновременно приблизиться к Богу и оскорбить Его. Не знаю... Но, после гибели его жены, при обыске в квартире нашли его незаконченную рукопись, этакий философский роман. Говорили - гениальная вещь! Впрочем, сам я не читал. Так было там что-то о Повелителе Мух, о жертвоприношениях, о детях... И о том, что главное для верующего чтобы Бог заметил тебя. А к этому - два пути: первый стать святым, завоевать Господне внимание и благоволение подвигами во имя веры - но этот путь слишком тяжел для многих, и тогда остается вступить на второй путь - преступлениями против веры и человечности добиться Господнего проклятия, которое тоже есть внимание... Главное, чтобы Бог заметил тебя! А потом - Он простит... Он всех прощает!
- Жиль де Рэ... Жиль де Рэ тоже... Убивал детей, чтобы оскорбить Бога, заслужить его внимание... И прощение. В конце-то концов, Жиля де Рэ простили...
- Да, что-то общее есть. Но в пятнадцатом веке люди, наверное, были добрее и мягче. Потому что я не способен простить. Ни его, ни себя! Себя - в первую очередь... Если бы я понял раньше... Понял, как я все-таки люблю Веньку...
Знаешь, когда он был маленький... Он был такой забавный...
Красный, сморщенный... И все время орал. Как же он действовал мне на нервы! Уже тогда...
- Сабнэк кричал, что Бог вспомнил о нем и послал ангела, - всхлипнула я.
- Я слышал это.
- Венька...
Глава 11
МЕЛКИЙ
Венька!
Я думал, мы могли бы стать друзьями. Черт побери, а ведь мы кажется УЖЕ стали друзьями за те полтора суток, ведь не было бы мне иначе так...
Господи, ну почему не могло все кончится так, как мы хотели?! Почему он должен был умереть?! Почему в этом мире добро не побеждает НИКОГДА?!
Я чувствовал себя как во сне.
Как будто меня сильно ударили по голове, так, что даже не больно уже, потому что все функции атрофировались. Я, как машина, повинующаяся приказам, делал все, что говорил мне Кривой.
Его голос, как программа, которую я исполнял инстинктивно, потому что уже рефлекс такой выработался, и думать не надо было, все получалось само собой.
Мы шли молча. Я - впереди, за мной отец Веньки с девочкой на руках, и эта женщина - жена Крушинского.