Й воскликнули запуганные и задобренные военачальники Бледы:
- Десять тысяч лет великому кагану Аттиле!
После этого Аттила вошёл в свой шатёр и на руках вынес мёртвого брата. Положил на щит. И подняли щит с телом своего повелителя военачальники Бледы и понесли вдоль его войска, взывая во всеуслышание;
- О преславные воины наши! Внезапная смерть от излишка выпитого вина поразила кагана Бледу! Смотрите - ни единой капли его крови не пролилось! Умер он своей смертью… Десять тысяч лет великому кагану Аттиле, отцу всех гуннов!
Аттила шёл первым за мёртвым братом, а за ним - вся его свита. И каждый острым ножом надрезал себе щеки, ибо по обычаю гуннов по умершему кагану следует плакать кровавыми слезами.
И никто больше не поднял руку на убийцу. Никто не захотел начинать братоубийственную войну, хотя уже тогда многие подозревали Аттилу в убийстве брата.
Но разве видел это кто своими глазами?
Сняв осаду Сингидуна, гунны похоронили Бледу в чистом поле, а Аттилу провозгласили верховным каганом, которому покорились все роды и союзные племена.
И с этого времени Аттила один владел огромнейшей державой. Много кровавых походов провёл он, разоряя и грабя разные страны, не одно племя согнал с обжитых земель, не одну тысячу людей посёк, распял, спалил и замучил. Чёрная слава летела далеко впереди его боевого коня!…
Но непрестанно вопияла, взывала к отмщению кровь безвинно убитых им людей и кровь брата Бледы, - сколько ни тешился он властью, богатством и славой, а всему пришёл страшный конец. Боги избрали для этого подходящий момент, подходящих людей и покарали Аттилу в самый неожиданный для него час.
В мире много держав. Но самая могущественная и прославленная среди них держава Ромеев… Раскинулась она в тёплых краях, за Дунаем, за высокими горами, на берегу синего моря. Живут в ней многие народы. И правят ею два царя - один в далёком Риме, почему и называется держава Ромейской, а второй в Константинополе, который за величие, богатство и пышность назывался Царьградом.
И вот в то самое время, когда Аттиле исполнилось лет двадцать-тридцать, у царьградского императора Констанция родилась дочь. Приходилась она племянницей взошедшим на трон его братьям Гонорию и Аркадию, и сестрой будущего императора Рима - Валентиану.
Едва исполнилось ей лет семь или восемь, как Валентиана посадили на престол в Риме, а её из Царьграда перевезли в далёкую Италию и навечно поселили в роскошном, но унылом дворце. У неё, ещё неразумной, взяли тогда торжественный обет: навсегда, до самой смерти оставаться девой, не выходить замуж, чтобы её дети не смогли стать соперниками брату и его наследникам на царский трон.
Прошло немало лет. Выросла Гонория, расцвела, как пышная роза, превратилась в красавицу. Жила в довольстве, в роскоши, ни в чем не испытывая недостатка. Но не радовалась всему этому, а чувствовала себя ещё более несчастной, чем последняя римская плебейка.
Хотелось ей свободы, счастья. Хотелось большой светлой любви, но всего этого она была лишена. Потому и грустила, томилась. Днём плакала, а по ночам грезила о прекрасном принце, который в один счастливый день вызволит её из ненавистного заточения и назовёт женой.
Но принц не появлялся, а годы безвозвратно уплывали. И начала увядать краса принцессы и угасать надежда…
И был у неё верный друг - старый слуга Гиациант. Он любил девушку, как дочь, и старался помогать во всём, чем мог. Обучал её читать и писать, рассказывал о далёких, никогда не виданных ею краях, о высоких горах и быстрых реках, о безбрежных синих морях и больших городах на их берегах, о множестве племён, живущих в ромейском царстве, и о варварах, которые своими нападениями привели это царство на грань гибели. Чаще всего рассказывал про Аттилу, о том, как он стал исполнителем кары божьей для ромеев и всего их мира, о походах и победах Аттилы.
И спросила его как-то раз Гонория.
- Скажи мне, Гиациант, справедливо ли поступил брат Валентиан, заточив меня в этом ненавистном мне дворце?
- Нет, несправедливо, - ответил тот. - Ты родилась свободной, как все люди на земле, кроме рабов.
- Как же мне освободиться? Где найти такую силу, которая преодолела бы власть Валентиана?
- В империи такой силы нет… Никто не отважится выступить против воли императора.
- А за пределами империи?
Слуга в замешательстве посмотрел на девушку. Ответил не сразу.
- Лишь Аттила имеет силу для этого, Гонория… Только Аттила… Но неужели ты могла бы решиться на такое? Неужели призовёшь варвара, чтобы он разорил твою отчизну, чтобы лишил брата трона, а может, и жизни?
Не долго раздумывала Гонория над ответом. Кровь отхлынула от её лица, губы свело от ненависти, а глаза вспыхнули гневным огнём.
- Разве могу я назвать отчизною ту землю, которая обрекла меня, слабую и безвинную на вечное заточение и нестерпимые муки? Разве могу я называть братом человека, поступившего со мною так жестоко? Разве есть в нём хоть капля братской любви к своей несчастной сестре?
- Нет, этого нет.
- Так почему же я должна проявлять к нему родственные чувства?
- И вправду - не должна.
- Долго я думала над тем, кто сможет освободить меня. По всему выходит, только Аттила… Для всех он страшен, для всех он - гнев божий. Его нарекли погубителем христианского мира - а меня влечёт к нему, потому что он сильный. Потому, что только он и может вырвать меня их этих опостылевших каменных стен и дать мне свободу!… Я долго думала ой этом, и ты сейчас подтвердил мои мысли.
- Но почему же ты, Гонория, думаешь, что Аттила захочет ради тебя одной затевать войну с могучей империей, вести своё войско в далёкую чужую страну?
Гонория гордо выпрямилась.
- Ты забываешь, Гиациант, что я не простая девушка, а принцесса ромейская! И принесу ему немыслимое приданое - всю Западную империю!
- Прости, я, и вправду, не подумал об этом… Но есть и ещё причина, которая должна удержать тебя от опасного шага.
- Какая?
- Аттила уже стар… И у него столько жён, сколько камешков на морском берегу… Наконец, он безобразен - низенький, большеголовый, с реденькой седой бородкой… Неужели ты смогла бы пожелать себе такого супруга?
- Я хочу получить волю! - воскликнула с горечью Гонория и зарыдала.
Всем сердцем преданный ей слуга тоже прослезился.
- Бедная моя девочка! - погладил он её маленькую нежную руку. - Если ты уже решилась на всё, даже на замужество с Аттилой, то я согласен тебе помочь… Что я должен сделать?
У Гонории радостно заблестели глаза. Она обняла своего верного слугу, прошептала:
- Я никогда, никогда этого не забуду!… Возьми вот этот мой перстень - мчись к Аттиле! Скажи ему, чтобы пришёл и вызволил меня. К стану его женой, а всю Западную империю отдам ему в приданое… Скажи: пусть не медлит - принцесса ждёт его!
С этими словами сняла она перстень с руки, дала золото на дорогу, и Гиациант, оседлав ночью коня, тайно покинул дворец…
Долго ли, недолго ли длилась его опасная поездка, но добрался он наконец к Аттиле… и был принят им для беседы наедине.
Вспыхнуло радостью сердце старого кагана, жадным огнём загорелись упрятанные в щёлочках век его черные как угольки глаза. Не властителем дикой степной орды, а императором полумира и мужем юной принцессы сразу представил себя. И тут же повелел собирать войско…
Любимец Аттилы, старший его сын Эллак, владетель племён гуннов на громадных просторах от Волги до Дуная, привёл тысячные конные отряды. Прибыли и остальные сыновья со своими ордами. Подошли дружины готов, гепидов, даров, словенов, венетов и других подвластных гуннам племён.
Все направлялись к главной ставке Аттилы - городу, построенному по его велению на реке Тисе.
Дружину полян вёл молодой тогда князь Божедар. В месяце березоле[23] поднялся он на Карпаты, перевалил через хребет и по-над Тисой добрался до столицы гуннов.
Давно прошли те времена, когда каганы, как и простые гунны, жили в кибитках да юртах. Они насмотрелись на селища и города ромеев, на их роскошные жилища и дворцы, и начали сами строить такие же, тем паче, что пленённых мастеров-умельцев было более чем достаточно.
Город Аттилы раскинулся на высоком ровном берегу Тисы, что мерно несла свои мутные воды с Карпатских гор в Дунай.
Был ясный весенний день, когда поляне подошли к нему и ещё издали залюбовались его величием и красотой. Повсюду стояли прекрасные дома знатных гуннов. А на холме, над рекой, высился пышный дворец самого кагана - с причудливыми пристройками и надстройками, разукрашенными крылечками и большими блестящими окнами, с множеством вырезанных из дерева фигур зверей и птиц, которые украшали его.
Дворец был огорожен высокими деревянными стенами из гладко оструганных досок, так пригнанных друг к другу, что в месте соединения не вошло бы и лезвие ножа.
Этому жилищу грозный каган отдавал предпочтение перед всеми крепостями и городами, которые покорял силой, потому что живя в роскоши, оставался в то же время поблизости от стойбищ гуннов и своего войска.
Сюда теперь собрались орды гуннов, дружины всех племён, подвластных Аттиле. Окружающая город степь дымилась тысячами костров, содрогалась от топота конских копыт, рёва верблюдов, криков воинов.
Аттила разделил всю эту громадную силу на две части. С одною двинулся сам по левому берегу Дуная, вверх по его течению, а другую во главе с Эллаком послал по правому берегу - покорять города и села ромеев.
Шли и поляне вопреки своей воле и желанию, шли завоёвывать гуннам новые земли, покорять для них чужие племена, а кровожадному Аттиле добывать молодую жену и корону императора ромеев.
Дружина полян была в войсках Эллака.
Стояла весна. Цвели сады. Свежей зеленью покрылись поля, леса и горы. Только там, где прошли гунны, оставался за ними страшный след. Земля затоптана, селения разграблены и сожжены, казалось бы несокрушимые твердыни крепостей с их огромными земляными валами и мощными каменными стенами взяты приступом и дотла разрушены. И повсюду - трупы, трупы, трупы… Теперь, только заслышав о приближении гуннов, ромеи бросали всё на произвол судьбы и бежали куда глаза глядят…