Тамира съела уху, протянула чашку Кию:
— Налей ещё. Такая вкуснятина.
— А всё, — просто ответил он. — Сопливых вовремя целуют.
— Как-как? — переспросила она.
— Раньше надо было попросить добавки. Я собакам отлил, а свою съел, — и перевернул чашку вверх дном.
— Нет, нет, как ты сказал? Сопливых вовремя целуют? — И она залилась звонким смехом. От её голоса из ближайших кустов вспорхнула стайка пташек и низко промчалась над рекой, чётко отразившись в ровной глади воды.
— Да нет... Я хотел сказать, — оправдывался он... Но она продолжала заливаться неудержимым смехом:
— Ой, не могу! Сроду не слыхала такого выражения!
Потом они уложили вещи и пошли к лошадям. Шли близко друг к другу. Как-то само собой взялись за руки. Потом он притянул её к себе и поцеловал в щёку. Пошли дальше, молча, глядя в землю. Возле коней остановились. Она взглянула ему в глаза. Взгляд её синих глаз был серьёзным и глубоким, она словно чего-то ждала. Тогда он взял её за тонкую талию и притянул к себе, а потом поцеловал в мягкие податливые губы. Она тотчас прижалась к нему и ответила страстным поцелуем, слегка прикусив зубками нижнюю губу. По его телу пробежала горячая волна возбуждения, он стал целовать её щёки, губы, шею!
Она упёрлась ему руками в грудь и немного отстранилась, а потом прижалась щекой к его груди, замерла. Они молчали, часто дыша. Наконец она взглянула снизу ему в лицо — широко поставленные глаза вблизи заметно косили — и спросила лукаво:
— Сопливых вовремя целуют?
И тихонько засмеялась — радостная.
VIII
Утром к Тамире зашёл отец и сказал, что Анахарсис хочет извиниться за своё поведение на пиру.
— Откуда ты знаешь, папа, что он считает себя виноватым?
Отец, не привыкший лгать ей, ответил смущённо:
— Он уже был у меня. Просил моей поддержки.
— Он просто трус! — возмутилась она. — У него хватает духу хамить, но недостаёт решимости прийти к девушке и извиниться!
— Он объяснил свой визит ко мне серьёзными намерениями относительно тебя. Он просит твоей руки.
— И ты?
— Я ответил, что последнее слово за тобой.
— Спасибо. Я думаю, ты догадываешься, каким оно будет.
Отец прошёлся по горнице, задумчиво постоял у окна. Тамира поняла, что отец приготовился к длительному разговору, уже предполагала, в каком направлении он пойдёт, и сжала губки, готовясь к отпору. Она догадывалась, что он будет уговаривать её изменить своё решение и дать согласие выйти замуж за этого прощелыгу, потому что такое решение в значительной степени повлияет на его карьеру: отец был на хорошем счету у начальства и его обещали перевести в столицу.
— Ты, конечно, права, он вёл себя недостойно, — издали начал он. — Но надо знать атмосферу, которая царит сейчас в столице. Разложение нравов в Константинополе, которое приняло колоссальные размеры, перекинулось и на Ольвию. Ты не поверишь, но там стало обычным, когда муж и жена изменяют друг другу, знают об этом и закрывают глаза. Иметь любовников и любовниц стало модным. Иначе тебя просто перестают уважать! Пятнадцать-двадцать лет назад никто бы на такое не решился! А сегодня это стало в порядке вещей. Разврат и пьянство захватили и молодёжь. Так что поведение Анахарсиса здесь не выходит из правил, принятых в столице. Но к его чести надо отметить, что он один из немногих столичных юношей осознал своё дурное поведение и обещает больше не позволять ничего подобного впредь.
— Пусть будет так. Но я-то при чём?
— Ты ни при чём. Но я тебя убедительно прошу поговорить с ним. Хотя бы выслушать его извинения...
— Хорошо, папа.
— И подать ему маленькую надежду. Нет-нет, никаких обещаний, ничего конкретного. Но как вы там, девушки, умеете: «Я подумаю», «время терпит», ну и прочее. Ах, как всё это нехорошо, как нехорошо...
Тамира очень любила и уважала своего отца и хорошо знала, что, если он так настоятельно просит её, значит, надо уступить. Поэтому ответила:
— Я поняла, папа. Я сделаю так, как ты советуешь.
Анахарсис явился в полдень, очень не вовремя, на это время у неё было назначено свидание с Кием, они договорились совершить прогулку на конях по дубовой роще, расположенной за городом. Но явилась служанка и доложила о приходе столичного гостя. Делать нечего, пришлось задержаться.
Анахарсис ворвался в её комнату с букетом цветов, эффектно бросил их к её ногам, встал на одно колено и произнёс напыщенно:
— Видят боги, как я стремился к тебе, чтобы кинуть к твоим ногам не только цветы, но и свои извинения за своё недостойное поведение. Я прошу наложить на меня любую кару. Я же со своей стороны наказал себя каждодневным горьким раскаянием, разве что голову пеплом не посыпал!..
— Полно, — прервала она его излияния. — Я давно забыла о происшедшем. Встань.
— Пока не получу прощения, буду стоять на коленях.
— Хорошо, прощаю, — ответила она, через силу улыбнувшись.
Он присел на диванчик рядом с ней.
— Поверь, все эти дни после нашего расставания я только и думал о тебе. Перед моим взором были твои прекрасные глаза, чудесное личико, твой обворожительный голос. Я не могу жить без тебя!
«Однако молодой человек разошёлся не на шутку, — с беспокойством подумала она. — Он может мне сорвать свидание с Кием. Как бы побыстрее от него отделаться?»
— Не надо преувеличивать моих достоинств, — ответила она скромно. — В столице наверняка есть много девушек красивее меня...
Но Анахарсис придвинулся ближе, взял её руку и прижал к груди. Сказал прерывистым голосом:
— Никого нет прекрасней тебя! Ты должна быть милостивой и откликнуться на мои горячие чувства! Любовь захватила всё моё существо! Я никого никогда так не любил! Моя любовь к тебе диктует все мои поступки! Если мы не будем вместе, я всю жизнь буду несчастным человеком!
— Но согласись, — перебила она его, — каждая любовь предполагает взаимность. Ты не находишь?
— Я надеюсь, что заслужу её своим безукоризненным поведением и искренней привязанностью...
— Ты должен знать по себе, что любовь нельзя заслужить или купить. Она приходит сама собой — и тогда уж ничего не поделаешь.
— Но известно немало случаев, когда жёны влюбляются в мужей после свадьбы, во время семейной жизни!
— Как! Ты предлагаешь мне выйти замуж за тебя?
— Не сейчас! Я прошу подумать. Я надеюсь на положительный ответ!
Время перевалило за полдень. Кий наверняка заждался её. И чтобы отвязаться от настойчивого ухажёра, она ответила:
— Хорошо, я подумаю.
— Значит, я смею надеяться?
— Каждый человек живёт своей надеждой, — уклончиво ответила она.
— Нет, я так не уйду. Я должен услышать твоё обещание, что будешь ждать меня как невеста.
Она вспомнила просьбу отца и ответила:
— Хорошо, если ты так хочешь.
А про себя подумала: «Это обещание ни к чему не обязывает. Потом как-нибудь выкручусь».
— Я улетаю на крыльях! — воскликнул Анахарсис. — Ты — моя невеста! — Он раскланялся, отбежал к двери, сделал новый поклон, послал воздушный поцелуй.
— Люблю, люблю! — И скрылся за дверью.
Немного обождав, Тамира спустилась вниз, прошла в конюшню и оседлала своего любимца. Поскакала быстрой рысью. Миновала крепостные ворота и, стегнув коня, помчалась по Ольвийской дороге. Кое-где она проходила по низменной местности, поэтому была замощена камнем, в иных местах была посыпана галькой. Вдали показалась дубовая роща, там должен ожидать её Кий. Так и есть. Стоит возле дерева. Спрыгнув с коня, она кинулась к нему в объятия.
— Заждался? — спросила она, влюблённо глядя ему в лицо. — Отцовские дела задержали.
— Главное, ты со мной.
— Какое дерево ты выбрал! Наверняка ему тысяча лет...
И действительно, над ними раскинул свои ветви толстый дуб. Ствол его был в несколько обхватов и сгнил внутри, многие сучья посохли, но над ними зеленела ещё густая крона.
— Наверно, он повидал много влюблённых и помнит их нежные признания, — сказал он.
— Ты тоже будешь признаваться мне в любви? — лукаво глядя ему в глаза, спросила она.
— Ну что ты! Я никогда никого не любил.
— Я тоже. И почему мы стоим иод этим дубом?
И они забылись в поцелуе.
— Так вот как моя невеста бережёт свою целомудренность! — вдруг раздался над ними яростный голос, и они отпрянули друг от друга. Над ними, сидя на коне, нависал Анахарсис. — Не успела поклясться в вечной любви, как тотчас кинулась в объятия другого мужчины! Нет, я этого так не оставлю!
Анахарсис по Ольвийской дороге возвращался домой и случайно наткнулся на влюблённую парочку. Круто развернувшись, он отъехал на пару десятков шагов, соскочил с коня и, выхватив короткий меч, двинулся на Кия. Тамира, зажав ладонью рот и расширив от ужаса глаза, словно парализованная прижалась к дереву. Кий повернулся к противнику и стоял набычившись, следя за каждым его движением.
— Сейчас я выпущу кишки из этого молодчика, — поигрывая мечом, приближался к нему Анахарсис. — Я никого не прощаю, кто становится на моём пути. Так что готовься, любезнейший, кормить червей в одной из могилок на этой грешной земле.
Кий начал отступать, настороженно оглядываясь по сторонам и ища какое-нибудь средство защиты. Анахарсис разгадал его намерение.
— Неосторожно, неосторожно, голубчик, идти на свидание с чужой девушкой и не брать с собой никакого оружия, — язвительно продолжал он. — Обманутые мужья или влюблённые в одно мгновение превращаются в зверя, хищного и беспощадного, и способны...
Но на что способны обманутые мужья и влюблённые, Анахарсис договорить не успел. Кий стремительно наклонился, схватил камень-голыш и влепил его говорливому сопернику между глаз. Тот упал плашмя на дорогу, не издав ни звука. К нему подбежала Тамира, припала ухом к груди. Сказала: