— Вот всегда так, — не выдержала Нежана. — Только заведи о чём-нибудь разговор, как мой супруг такое наговорит, что невольно думаешь: ещё чуть-чуть — и в небесную высь полетим!
— Ладно, ладно, — примирительно проговорил Кий. — Разве плохо немного помечтать? Но вот с чего надо начать прямо сейчас, это совершенно ясно: новое жильё следует закладывать. Сколько можно брату надоедать?
— Что ты, что ты, брат! — запротестовал Хорив. — Я так рад, что вы ко мне наконец-то приехали! Живите сколько хотите! Наконец-то наша семья вместе! Вот бы наши родители увидели такое! Вот были бы рады!
Отцовский дом был просторный. Кию и Власте были отведены две комнаты с видом на Днепр.
Власта первой вошла и осмотрела все комнаты, остановилась в спальне, сказала:
— Нет, это не так. Я переставлю всё по-своему, — взялась за стул, передвинула его в угол, потом перенесла скамейку.
— Я позову челядь, всё сделают как скажешь, — шагнул к двери Кий.
— Нет, я сама. Хочу сама, — нахмурив лоб, разымчиво протянула она. — А этот стул я поставлю сюда...
Он впервые после похода рассмотрел её и удивился переменам, которые произошли в ней после родов. Из угловатой, долговязой девчонки она превратилась в красивую женщину. Округлились налились плечи и бёдра, из кофточки выпирали полные груди, изящной была её белая гибкая шея мелкими пушистыми завитушками. Изменилась её походка, она стала плавной, вкрадчивой, непышной, в глазах появилось что-то затаённое, даже загадочное.
Кий взглядом провожал каждое её движение. Когда она взялась за кровать, подошёл к ней:
— Давай вместе.
Они передвинули кровать к стенке, стояли друг перед другом запыхавшиеся. Лицо её разрумянилось, глаза заискрились, полураскрытые полные губы притягивали его взгляд. На него пахнуло сладковатым женским потом, вызвало желание. Он взял её за плечи, легонько привлёк к себе. В её глазах вспыхнул испуг, она машинально упёрлась ему в грудь, сказала придушенно:
— Не надо...
Но он только сильнее притянул её поближе и поцеловал в горячие губы, которые тотчас ответили на поцелуй; она тесно прижалась к нему трепещущим телом...
С этого дня в их отношениях всё переменилось. Она ни разу не напомнила ему о Зимаве, глубоко в сердце загнав боль ревности и обиду. Она стала жить только Кием и только для него. Сама того не замечая, она постоянно следила за ним, где он находится, что делает. Улучив минутку, подходила к нему, присаживалась на колени, обвивала его шею гибкими руками и целовала жадными губами его щёки, глаза, губы, пробуждая в нём желание. И он с удивлением стал замечать, что сам стал тянуться к ней, скучать без неё, радовался, когда видел после недельной разлуки. Он был не первым и не последним мужчиной, который влюбился в свою жену во время семейной жизни. Как и мечтал, стал ходить на берег реки, садился на бережок, смотрел вдаль. Но долго не сиделось. Ему чего-то не хватало, что-то подмывало изнутри. Через некоторое время вставал, бесцельно ходил вдоль Днепра, бродил по городу, наведывался в поля. Однажды набрёл на кузницу. И что-то ворохнулось в груди. Он думал, что на всю жизнь возненавидел рабский труд кузнеца, что никогда не возьмётся за молот. А тут увидел горн, наковальню и другие принадлежности, до боли знакомые с детства, и страстно захотелось ощутить в своих руках знакомую тяжесть молота.
Он вошёл в кузницу, поздоровался с кузнецами. В нос ему ударил неповторимый запах калёного железа, он ощутил знакомую сухость во рту. Немногое постоял молча, наблюдая за работой. Затем попросил у подручного молот и, чувствуя блаженный трепет во всём теле, стал бить по раскалённой заготовке, подчиняя силу удара командам мастера.
А потом они втроём сидели вокруг врытого в землю столика и пили горячий навар из трав. Старшему кузнецу было лет пятьдесят. Волосы у него были пострижены в кружок и перевязаны голубой ленточкой, круглое лицо обрамляла чёрная бородка. Поглядывая на Кия живыми синими глазами, он опрашивал дружелюбным голосом:
— И где так наловчился нашему ремеслу?
— Далеко, отец. В Аварии.
— Драганом меня звать. А его Сидаркой.
Тридцатилетний Сидарка, очень похожий на отца, только без бороды, весело подмигнул Кию.
— А меня Кием нарекли. Хорошо у вас здесь.
— Не жалуемся. Главное, работы всегда достаточно. Идёт к нам народ.
— Возьмёте в помощники?
— С большим удовольствием. А ты случаем не тот Кий, что через всю Аварию с войском прошёл?
— Вроде бы он.
— Так вон ты какой... А в народе говорят, что ты колдун. Только добрый колдун, — поправился он тотчас.
Кий усмехнулся, промолчал.
— Да, чего в народе не скажу!. А кузнец ты хороший, это я могу точно подтвердить.
Давно так крепко не спалось Кию, как в ту ночь. Встал с ясной головой и хорошим настроением. И сразу после завтрака отправился в кузницу.
Так продолжалось с неделю. А потом его отвлекла новая забота. С собой в своё селение он взял Вострогора, придумавшего панцири из пластинок конских копыт. Для него он купил дом, нанял с десяток человек, которые рыскали по округе в поисках конских кладбищ и добывали копыта. Под руководством Вострогора пятеро работников особыми ножами нарезали пластинки, а две женщины нашивали их на многослойные кожаные безрукавки. Пока таких панцирей поступало в племенное войско немного.
Но это было только начало.
В средине лета явился нежданный гость — князь северян, горячий, непоседливый тридцатилетний красавец Кияр. Подбоченясь, он картинно подъехал к терему Хорива, ловко соскочил с коня и, тряхнув кудрявой шевелюрой, крикнул залихватски:
— Есть живые в этом доме?
Из терема в распахнутой рубашке — даже застегнуться некогда — выскочил Щёк, кинулся обнимать давнишнего друга.
— Входи, входи, гость дорогой. Да как же без предупреждения? Послал бы весточку, встретили, как надо!
— Не люблю пышных встреч. Решил накоротке заскочить по пути из Родни. Завтра же утром домой отбуду, дел невпроворот...
Тотчас накрыли стол. Вышел степенный Хорив, пожал сухощавую, но крепкую руку гостя, завёл с ним неторопливый разговор. Следом явился Кий. Кияр вскочил с кресла, подбежал к нему, стал говорить, не скрывая своих чувств:
— Следил за твоими подвигами! Ловко вы провели аварских военачальников! Жалею, что не было меня с вами! Погуляли бы мы...
Выпили, закусили. Разговор вёлся вокруг различных эпизодов похода войска Кия, сражений с аварами.
Вошла Лебедь. Кияр порывисто встал и проговорил удивлённо:
— Как! Неужто это Лебедь? Да когда же она успела вырасти?
Братья оглянулись на сестрёнку, засмеялись.
— Да, вот она уже такой стала, совсем взрослой, — сказал Щёк.
Та стояла в двери в светло-жёлтом платье, подпоясанном золотистым поясом, стройная, статная. На губах её блуждала робкая, несмелая улыбка, в глазах таились невинность и любопытство, и вся она была столь красива и привлекательна, что Кияр не утерпел, подбежал к ней, взял за руку и посадил рядом. Братья только переглянулись между собой.
Кияр не только на другой день не уехал, но прожил ещё целую неделю, ловил каждое мгновение, чтобы побыть с Лебедью. Они подолгу гуляли по окрестностям, сидели на берегу Днепра, катались на лодке по его водным гладям. А перед отъездом Кияр собрал братьев в отдельной комнате и объявил решительно и серьёзно:
— Что хотите со мной делайте, но потерял я голову из-за вашей сестрицы. Жить без неё не смогу. Ждите вскорости сватов. Не отдадите, умыкну! Клянусь Перуном-громовержцем, где бы ни спрятали, найду и увезу Лебедь с собой!
Братья хорошо знали и любили этого честного, прямого и откровенного человека, и поэтому Хорив ответил за всех:
— Засылай сватов, Кияр. С радостью породнимся с тобой. Люб ты нам.
Свадьба Кияра и Лебеди состоялась 3 жовтеня (3 октября) в праздник Перуна и Роси, когда закончились сельскохозяйственные работы, гуляли целую неделю, а потом молодожёны отбыли в Чернигов, столицу северянского княжества.
Вскоре после этих событий в Родне состоялось племенное вече. Со всей округи приехали его участники. Соседние с площадью улицы запрудили кони, двуколки, телеги, арбы. К полудню вся площадь была заполнена народом.
Мелькали островерхие шапки и разноцветные кафтаны мужиков, красочные платки и кофточки женщин.
Ровно в полдень на помост вышел кудесник племени, принёс жертвы верховному богу Роду. Затем поднялся племенной вождь Годин, полный, длиннобородый старик, поднял над собой знак власти — особой формы серп. Говор постепенно стих.
— Соплеменники! — произнёс он хрипловатым голосом. — Ровно год назад вы избрали меня вождём племени. Целый год мы мирно жили. Вырастили и собрали хороший урожай. Нам удалось избежать многих бед и потрясений. Сейчас вы оцените мой труд и выберете себе нового вождя. А я слагаю перед вами символ власти, — и он положил на стол знак вождя.
Некоторое время стояло молчание. Потом на помост выскочил молодой парень, энергично тряхнул светлой шевелюрой, крикнул в толпу:
— Да что там говорить! Довольны мы правлением Година! Спасибо ему за всё! Только сейчас мы хотим Кия! Всё племя стоит за Кия!
И разом зашумела площадь, и дружно стали выкрикивать:
— Кия! Хотим Кия!
Тут же на вече Кий объявил — племенной центр переносит из Родни в своё родовое имение и приглашает всех именитых и простых людей селиться на его землях; кому надо, он окажет поддержку как рабочими руками, так и средствами.
— А как будет называться новая племенная столица? — выкрикнули из толпы.
— Не знаю. Не придумал, — растерянно ответил он.
— А чего тут думать? — продолжал тот же голос. — Киевом и назовём. В честь нашего племенного вождя! Добре я говорю, господа поляне?
— Добре, добре! — поддержала толпа.
II
Нежана встретила Щёка у крепостных ворот, опрометью бросилась навстречу. Он нагнулся, подхватил её под мышки и кинул в седло перед собой. Она, тонкая, гибкая, обвила его руками, прижалась пылающими щеками к его лицу. И так они ехали среди людского ликующего моря, радостные и счастливые. У Щёка исчезли последние сомнения. Чего греха таить, разное думал он за год разлуки с ней, порой навевались сомнения в её верности. Но теперь чувствовал, как ждала она его, как соскучилась по нему. Неожиданно она отстранилась и спросила деловитым голосом: