Щёк понял, что затронул больную тему, замолчал, а потом тихонько встал и удалился, оставив Кия одного со своими мыслями.
Когда кабан был готов, устроили пир рядом с тушей. Слуги раскинули на земле холстину, принесли хмельное, и началось веселье. Надвинулась ночь, засияли высокие звёзды, темнота подступила к самому костру, и так это было знакомо: будто снова в военном походе, будто снова собрались после удачной военной операции боевые товарищи и пируют во славу новой победы над врагом!
— Сколько мы друзей потеряли! — обнимая Кия, говорил Щёк, и пьяные слёзы текли по его щекам. — Как станешь вспоминать, так сердце болью исходится...
— Но во имя чего переносили такие тяготы, потеряли друзей, шли на жертвы? Неужели во имя того, чтобы продолжать платить дань Аварии и быть у неё в услужении, как многие века?
— Нет! Конечно нет! — стучал кулаком по своему колену Щёк.
— Вот в этом и соль! В этом гвоздь вопроса!
— Выпьем ещё, брат!
— Выпьем, братишка, мой боевой друг!
Серьёзный разговор между ними состоялся на следующий день. Как ни странно, начал его Щёк.
— Был у меня Колыван на днях, — отложив в сторону кусок мяса и тряпкой вытирая губы, проговорил он. — Выпили мы с ним за встречу, за наши боевые успехи. Крепко выпили. И склонял он меня к нашей старинной племенной вольности. Дескать, за счёт её держалась и держится наша Русь. Я тоже того же мнения держусь и ему об этом сказал. А в душе что-то скребёт. Будто не так я поступаю. Как ты на это смотришь?
Кий крякнул, ощерился, взглянул на Щёка.
— Что-то скребёт, говоришь? В душе свербит? И не случайно. Ответь мне, друг сердечный, ради чего, мы воевали против Аварии?
— Чтобы отучить нападать на нашу страну.
— И только?
— «только»?
— Разве не говорили десятки раз, что мечта наша — Освободить Русь от аварской дани, а славян от рабства?
— Говорили, конечно. Да мало ли о чём мы мечтали!
— Нет, нет, не уходи от вопроса. Если не свобода Руси, если не избавление от рабства славян, то ради чего мы столько жизней положили? Как же ты быстро забыл, вернувшись к сытой, спокойной жизни!
— Ты прав, брат! Скотскую жизнь я веду. Лишь бы повкуснее пожрать да на бок завалиться! Истинная скотина...
— А разве можно добиться победы над аварскими войсками разрозненными силами племён? Ответь мне, братишка. Ответь как на духу, потому что мы с тобой братья.
— Нельзя, Кий. Никак нельзя.
— Вот в том-то и дело.
Кий прошёлся по горнице. Щёк, наблюдая за ним, невольно отметил, как изменился он за последние два года: лицо его возмужало, посуровело, вокруг губ прорезались глубокие складки, в голубых глазах появился стальной блеск, взгляд их стал жёстким, движения приобрели решительность и властность. Многое дали Кию сражения и битвы с врагами. И у Щёка невольно возникло огромное уважение к своему командиру и старшему брату, желание помочь ему.
Наконец Кий опустился на скамейку прямо перед Щёком и, глядя ему в глаза, проговорил твёрдо:
— Не прав Колыван. Не прав, призывая к племенной вольнице. Если мы пойдём по его совету, то обречём себя на вечное подчинение Аварии. Жизнь неумолимо требует объединения всех русов вокруг князя. Другого пути у нас нет. Ты согласен?
— Согласен, Кий, — горячо ответил Щёк.
— А раз гак, то слушай план, который мы выработали с князем Яросветом. Колыван был в Родне, отказался действовать сообща. Мы решили двинуть против него войска...
— Воевать против Колывана я не буду! — отрезал Щёк.
— Никто воевать и не собирается! Мы только объединим силы всех племён, княжескую дружину и войдём в пределы владений племени древлян. Колыван не такой дурак, чтобы затевать безнадёжное сражение. Он будет вынужден принять наши условия. Согласен со мной?
— Пожалуй, да.
— Какое «пожалуй»? Какое «пожалуй»? Ты должен выступить сообща с нами! Или у тебя другая задумка? Тогда выкладывай, я тебя с интересом выслушаю.
— Других мыслей у меня нет.
— Так вот. Если мы принудим к подчинению Колывана, тогда получим возможность создать хорошо вооружённое и обученное войско и совсем по-другому заговорим с той же Аварией!
— Под твоим знаменем, Кий, я не только против Аварии, против самого чёрта пойду!
— Ну вот и договорились. Значит, докладываю о нашем разговоре великому князю. А ты готовь воинов своего племени к скорому походу. Не в наших интересах терять время. Надо ковать железо, пока горячо. Это я тебе как бывший кузнец говорю!
VI
Расставшись с Кием, Яросвет некоторое время занимался княжескими делами: рассудил двух бояр, споривших о лесном массиве; принял дань от северян; наконец, отправился в конюшню, с удовольствием потрепал холки и погладил по мордам любимых лошадей. И вдруг, будто бес толкнул, приказал оседлать белого жеребца и поскакал к терему Щёка.
Сначала на крыльцо выскочила челядь. Узнав князя, тотчас скрылась за дверью, и почти тут же вышла хозяйка. Нежана была одета по-домашнему — в расшитое узорочьем голубое платье, подпоясанное вязаным поясом; волосы заплетены в две толстые длинные косы. Бывают же такие женщины, невольно подумал князь, что всё в них красиво: и стан, и лицо, и одежда. Но особенно обворожительными были глаза — большие, сияющие, они как будто притягивали к себе.
— Не дома ли случайно хозяин? — здороваясь, спросил он.
— Как осенью уехал в Смоленск, так ни разу не заявился, — ответила она, вздохнув. — Уж так он службу княжескую исполняет, уж так исполняет, что про дом свой родной забыл.
— А я и не знал, — притворно вздохнул князь. — Так что же мне делать? Разворачиваться у ворот вроде неудобно, хозяйку обидишь...
— Милости просим! Чем богаты, тем и рады!
Она пошла вперёд. Он, молодцевато прыгая по ступенькам, догнал её, коснулся руки. Её будто обожгло, она взглянула на него всполошёнными глазами, поспешно отвернулась. «Эге, — подумал опытный до женского сословия князь, — да ты совсем изголодалась по мужской ласке, голубушка».
А Нежана и вправду чувствовала, что неладное с ней творится. Ждала-ждала она своего Щёка из похода, думала, насовсем приехал, а он махнул хвостом и укатил в свой Смоленск, оставив её в холодной постели. И тут заметила она за собой, что ловит взгляды каждого мужчины, от нечаянного прикосновения их вздрагивает, и её обдаёт жаром, что ночами просыпается и не может уснуть, а от ласкового слова волной подпирает в горле клокочущее чувство. Она совсем растерялась и ходила, точно во сне, взволнованная и потерянная. Ей очень хотелось, чтобы кто-то её пожалел и приласкал, и никакими средствами не могла она избавиться от этого состояния.
Проворными мышками зашмыгали холопы, накрывая стол. Хозяйка умело руководила ими. Наконец были поставлены яства и питьё.
— Присаживайся, Нежана, почти гостя.
— С удовольствием, князь.
Яросвет налил медовуху в два стакана. Щуря хитроватые глаза, предложил:
— Выпьем за благополучие этого дома!
— Спасибо. Не пью, князь.
— Но немного можно...
— Разве что чуть-чуть.
Выпили.
— А теперь, Нежана, по обычаю хозяйке следует поцеловать гостя.
Нежана вздрогнула, долго смотрела на князя глубоким, взволнованным взглядом внезапно потемневших глаз, потом, словно очнувшись, поднялась, подошла к нему и прикоснулась жаркими губами к его щеке. Он тотчас взял её за плечи, притянул к себе и стал целовать в губы. Она охнула и ослабела. Тогда он подхватил её на руки и понёс в спальню.
Зачастил с той поры Яросвет в дом Нежаны, а по столице пополз нехороший слушок, будто спуталась жена Щёка с самим великим князем...
VII
Подготовка к походу заняла две недели. Северяне прислали полтысячи всадников. Князь взял с собой тысячную дружину, Кий — пять тысяч хорошо обученных и вооружённых воинов своего племени. Зато Щёк расстарался, под его рукой оказалось около пятнадцати тысяч воинов.
— Хочу проверить боеготовность племени, — гордо подбоченясь на коне, заявил он князю и Кию.
Объединённые силы переправились через Днепр и двинулись по степи и через сутки встретились с воинством Колывана. С возвышенности, где остановились княжеские войска, оно виделось как на ладошке. Колыван собрал сколько смог, не менее пятнадцати тысяч. Кия это не удивило, он знал, что его бывший помощник использует все возможности и будет торговаться до конца.
В первый день он вообще на переговоры не пошёл, ссылаясь на нездоровье. На другой день попросил личной встречи с великим князем, причём во второй половине дня. Он явно тянул время, неизвестно почему.
А Колыван ждал известий из Родни. Несколько дней назад он узнал от своего человека, что столица полнится слухами о любовной связи князя и Нежаны, жены Щёка. Едва выслушав, он кинулся к сундуку и стал бросать в кожаный мешок драгоценности.
— Не медля ни минуты, скачи в столицу! — приказывал он слуге. — Я распоряжусь выделить тебе две лошади. Найди в доме Щёка Ерумила. Он прошёл рядом со мной все походы, сейчас в услужении Щёку. Щёк верит ему. Отдай все драгоценности, что в этом мешке. И скажи, что он получит в два раза больше, если на пару дней приедет ко мне. Привези его с собой! Во что то бы ни стало! Щедро награжу и тебя! Разбейся, но Ерумил должен быть здесь!
И, наконец, он их дождался. Усадил Ерумила, невысокого жилистого мужичка с умными глазами перед собой за стол, сказал:
— Сейчас я позову сюда Щёка. Ты должен ему сказать правду об отношениях князя и Нежаны.
Ерумил степенно помолчал, убрал руки со стола, вздохнул глубоко:
— Не могу. Поэтому не буду.
— Но ведь об этом говорит весь город!
— Пусть говорят. Мне до этого нет никакого, дела.
Колыван встал в тупик.
— Чего ты хочешь? Ещё больше драгоценностей? Я согласен.
— Ничего мне не надо.