Князь Кий: Основатель Киева — страница 42 из 43

Ворота главной крепостной башни, через которую его ввозили на повозке мальчиком-рабом, были открыты настежь. Ни охраны, ни рабов, никого. Улицы города тоже пусты. Только раздавался глухой дробный стук копыт лошадей. Где люди? Где жители крупного города?..

Кий промчался по центральной улице и въехал в Акрополь. Вот он, дворец начальника гарнизона Каменска, вот здесь жила Тамира. Может, она и сейчас находится в своей светлице?

Кий соскочил с коня, взбежал по знакомым ступенькам, широко раскрывая двери, стремительно прошёл по всем комнатам дворца. Вымерший дворец. Вымерший город. Может, мор пронёсся?

Кий, обессиленный, присел на ступеньку крыльца. Перед ним стояла его сотня.

   — Доставьте ко мне любого, кого найдёте, — устало сказал он.

Вскоре привели двоих измождённых стариков в драной одежде. Оба пали на колени.

   — Поднимите их.

И по-аварски:

   — Кто такие?

   — Рабы мы, господин...

   — Где остальные рабы?

   — Утекли, господин.

   — Почему?

   — Не гневайся на нас, господин, мы люди маленькие, мы с самого детства находимся в рабстве.

   — Я объявляю вас свободными людьми. Говорите правду. Вам ничего не грозит.

   — Три дня назад, господин, прошёл по городу слух, что идёт страшное войско Кия, которое уничтожает всех аваров. Вот все собрались и бежали куда глаза глядят.

   — А вам, рабам, чего бояться? Вы же не авары!

   — Мы выросли в этом городе, наши деды и прадеды тоже жили в нём. Мы разучились говорить на родном языке. А Кий, как нам сказали, убивает всех, кто говорит на аварском языке. Вот рабы, забрав свой скарб, бежали, спасая свои души.

Кий понял всё. Авары сумели запугать его именем даже рабов. Безмерная жестокость его войска и восставшего населения сгубила промышленный центр Аварии, на который он так надеялся, когда мечтал о дальнейшем процветании Руси. Он лишился главного — умельцев, мастеров своего дела, которые теперь рассеялись по белу свету.

Он уже хотел отпустить бывших рабов восвояси, но потом решил задать ещё вопрос:

   — Что вам известно о дочери начальника гарнизона Каменска?

   — О какой дочери? Их у него, кажись, целых три было, — ответил один из стариков.

   — Чего ты балаболишь! — возразил ему второй старик. — Не три, а две. Так рассказывали у нас в бараке.

   — Ладно! — прервал их Кий. — Две или три, не это важно. Мне надо знать о той, которую звали Тамирой.

   — Да мы вообще не знали их имён. Они жили здесь, а мы — там, — и старик махнул рукой в сторону бараков. — Кто их знает! Может, которую и Тамирой звали.

   — Замуж, наверно, вышла, какая у них ещё судьба может быть, — рассудительно сказал низкорослый старик.

   — Да, конечно, — согласился Кий. Он понял, что его мечты увидеть кого-либо из старых друзей рушатся на глазах.

Он встал и, бросив на ходу: «Рабов накормить, отпустить и никакого вреда не причинять!» — пошёл по городу. В первую очередь он посетил кузницы, где пришлось работать самому. Всё было знакомо, всё напоминало его рабские детство и юность. Казалось, прошлое приснилось или сейчас он спит и ему видится необыкновенный сон; вот он проснётся, и надсмотрщик кнутом погонит его махать кувалдой...

Но нет, это не сон... Он трогал инструменты, оборудование. Некоторые горны были ещё тёплыми, валялись молот, другой подсобный инструмент. Вроде бы оставили рабы своё дело на один денёк и ушли, может, на праздничное гуляние, или хозяин куда-то позвал, и вот-вот вернутся и возьмутся за привычное дело. В других мастерских та же картина: тигли со следами зелёной окиси на внутренних стенках, бронзовый и железный шлак, железная руда, полуостывшие плавильные печи, валялись в беспорядке остатки литейного и кузнечного ремесла, и всё это в огромном числе...

Кий нашёл свой барак. За прошедшие годы он обветшал, но было видно, что его неоднократно ремонтировали. Нары кое-где были заменены на новые. То место, где они спали с Дажаном, было отгорожено новыми досками, значит, в последнее время здесь жила семья. И всё тот же тяжкий, настоянный запах множества людей. Он угнетал и давил, и Кий поспешно вышел на вольный воздух.

Он приказал поставить палатку вдали от города, в тенистом саду одного из аварских вельмож. Здесь им было получено важное известие: булгарские войска наголову разгромили аваров на реке Дон и стремительно движутся на соединение с русами.

Встреча произошла через три дня. Ликованию воинов не было предела, сила союзников удвоилась, все верили в скорую победу над общим врагом. Кий и Кубрат уединились в княжескую палатку и стали обсуждать план предстоящего сражения. Оно должно было стать решающим. Обе стороны понимали, что от него зависело всё: поражение аваров означало потерю всех восточных владений, а разгром русов и булгар вёл к восстановлению аварского ига и уплату позорной дани.

Кий и Кубрат решили совместно руководить боем, но верховное командование Кий отдал булгарскому царю, который был почти в два раза старше, его. Войска русов было решено расположить на левом краю, в центре Кий поставил свою фалангу, которую углубил до 25 рядов; булгары заняли правое крыло составили запасные полки.

Позади войска для Кия и Кубрата была устроена пирамида из телег, с высоты которой они внимательно наблюдали за перестроениями аваров, в центре противник поставил свой железный клин, конницу разместили по обоим флангам; между клином и левым флангом конницы встали наёмники.

И вот всё замерло. Над полем установилась зловещая тишина, которая обычно предшествует кровавому сражению.

Послышались отдалённые звуки труб, и аварское войско медленно двинулось в наступление. Набирая темп движения, вперёд выдвинулись закованные в латы всадники; рядом с ними шли огромного роста наёмники, теперь Кий узнал их — это были лангобарды, в бытность службы в аварском войске он встречал их и знал, какие они сильные и мужественные в бою воины.

Исход боя во многом решал удар железного клина, это понимали все. При его приближении передняя шеренга фаланги русов встала на колени и, уперев копья в землю, выставила острия на уровне лошадиных грудей; вторая шеренга положила копья на плечи воинов первой и их острия целили зуда же; воины третьей шеренги повторили действия второй. Таким образом, фаланга встречала конников врага частоколом острых пик, которые зашевелились, задвигались, заученно-точно нацеливаясь на незащищённые места воинов и лошадей противника.

Вот передний ряд клина коснулся фаланги и стал вдавливаться вглубь неё. Теперь всё решали мужество, упорство и военная выучка русских воинов.

На правом фланге конница противника опрокинула булгарские отряды, но по ней ударили всадники Щёка. Он первым мчался на вороном коне в красном кафтане и островерхой шапке; на нём не было никакого защитного вооружения, кроме щита; меч он держал на уровне плеча, готовясь к встрече с противником. Который раз замечал Кий его безрассудную храбрость и удивлялся, что из самых жарких схваток он выходил без единой царапины. Ах, братишка, братишка, да хранят тебя боги!

Внезапный удар конницы смял противника. Щёк погнал конницу аваров в степь. Но почти тут же возникла новая опасность. В бой пошли лангобарды. Высокорослые, с ярко блестевшими щитами, в сияющих поножах, одетые в чёрные хитоны, они, потрясая железными щитами и огромными мечами, вдруг с громкими криками яростно кинулись на подразделения русов. Удар был настолько сильным, что русы не выдержали и стали подаваться назад.

Но лангобарды, увлёкшись лёгкой победой, кинулись вперёд, не заботясь о своём правом фланге. И тут Кий спрыгнул со своей вышки, вскочил на коня и во главе дружины ударил в бок лангобардов. Началась безжалостная рубка заметавшихся по полю гигантских воинов.

Удача не приходит одна. Из степи вырвалась конница русов. Это Щёк, разогнав аварских конников, не стал увлекаться погоней и вернул своё подразделение к месту боя. Он ударил во фланг железного клина, расстроил и смял его ряды. Создалась противоречивая обстановка: на левом фланге наступали авары, а булгары в свою очередь теснили противника. Победа могла склониться как в одну, так и в другую сторону.

К Кию склонился булгарский царь.

   — Кажется мне, великий князь, что пора вводить в дело все наши запасные силы.

Кий чуть подумал, ответил:

   — Пора.

Массы свежих войск решили исход сражения. Авары сначала начали пятиться на всех направлениях, а потом отступление превратилось в беспорядочное бегство. Началось беспощадное преследование врага.

Радость победы была омрачена гибелью Щёка. Кию об этом сообщили сразу после окончания сражения.

   — Где он? — спросил он у сотника.

   — Там, на пригорке...

Кий ударами пяток послал коня вперёд. Пригорок зарос по-весеннему свежезелёной травой, среди этой травы он и увидел брата. Короткий аварский меч достал его сзади, почти надвое развалил левое плечо.

Он склонился перед Щёком, прикрыл его глаза, безжизненно глядевшие в небо. Кто сейчас скажет, чем руководствовался его братишка в последние дни и недели своей жизни: то ли мстил за поруганную честь жены и разграбление родного дома, то ли стремился найти смерть в ожесточённых схватках, чтобы покончить с угрызениями совести, обвиняя себя во многих бедствиях своей страны? Может, то, может, другое, а может, всё, вместе взятое, кидало его с безрассудной храбростью в самое пекло сражений.

И вдруг пронзил память один случай из детства. Произошёл он на Вербное. Был шутливый обычай среди детей в этот день встать пораньше, чтобы пучком вербных веток постегать засонь и ленивцев.

Шустрее всех среди братьев был Щёк. Он поднялся ни свет ни заря и уже взялся за прутья, но мать ему посоветовала:

   — Ты хоть руки вымой перед действом...

Щёк удалился в умывальню, а она разбудила Кия и Хорива, они перешли на другую кровать, а на прежнюю она накидала одежду и закрыла одеялом.

Явился Щёк, взял в руки прутья и уже хотел снять одеяла, но мать остановила: