— Отец совсем заболел, и Радогаст остался около него.
Разговаривая, они медленно шли к поселку.
Из хижин выбегали люди — издалека рассматривали приезжих.
— О чем сообщает из степи сторожа? Гуннов не слышно? — спросил Кий.
— Не слышно…
— У нас тоже не слышно… Тем более неожиданным может быть их нападение!
— Не послушали меня. Я поехал бы — и обо всем договорился бы миром!
— Чтобы мы добровольно подчинились гуннам и стали их рабами? — Кий почувствовал, как в груди нарастает негодование. — Кто бы же согласился на такое?
— Вспомни судьбу уличей… Чего они добились?
Разговор медленно перерастал в спор. Молодая горячая кровь каждого мгновенно могла вспыхнуть огнем, и Кий, понимая это и не желая ссориться с гостем, стал думать, как бы спокойнее ответить княжичу. Но здесь вдруг на тропе, которая извивалась от реки к поселку между кустами калины с корзиной выстиранного белья в руках появилась Цветанка.
Увидев перед собой Кия в сопровождении нарядно одетого незнакомца и целый отряд воинов, девушка смутилась и остановилась, не зная, что делать — пропустить их вперед себя или идти дальше? Но мгновенно опомнилась, гордо выпрямилась, вспомнив, по-видимому, что она дочь князя, — быстро пошла к хате, где проживала ее семья.
Черный Вепрь остановился и пораженно провел ее длинным пристальным взглядом.
— О, Перун ясный! Какая красавица! — на Цветанке белела вышитая рубашка, которая красиво облегала ее стройную фигуру, на шее красная связка стеклянных бус, а в косах синели мелкие полевые цветы. — Кто это? Твоя сестра?
О споре княжич забыл. Стоял и смотрел вслед девушке, взволнованный и смущенный, будто увидел какое чудо.
— Нет, это княжна Цветанка, дочь князя Добромира, — нахмурился Кий. — Мой отец отдал их семье наилучшую хату, а сестра одела княжну в наилучшую одежду.
Ему было неприятно, что Черный Вепрь заприметил девушку и так сразу увлекся ею. От недоброго предчувствия холодная волна прокатилась под сердцем.
Но княжич не замечал этого.
— Дочь князя Добромира! Какая хорошая! — воскликнул еще раз восхищенно. — Гм! Из-за одной такой встречи стоило ехать сюда!
Кий промолчал, потому что не хотел сказать что-нибудь резкое, а Черный Вепрь не отрывал взгляда от стройной фигуры девушки и все причмокивал языком, пока княжна не исчезла в темном проеме дверей наибольшей хижины, что стояла посреди поселка.
Старейшина Тур встретил княжича, как сына, — обнял, поцеловал в голову. Приказав отрокам напоить и накормить коней, пригласил в хату, где Лыбедь, красиво одетая и причесанная, подавала на стол.
— Моя дочка, — показал на нее Тур.
Черный Вепрь без внимания поклонился девушке и скользнув по ее лицу безразличным взглядом, сел к столу.
Это ужасно возмутило Кия. «Свинья! Хоть бы учтивое слово сказал девушке»! — выругал его мысленно. Он понимал, что обидным было не то, что Черный Вепрь с первого взгляда не полюбил Лыбедь. Напротив, когда бы полюбил, то это было бы даже неприятно и больно, потому что Лыбедь с Ясенем любили друг друга и они собирались в ближайшее время пожениться. Обидным и возмутительным было холодное невнимание к дочери старейшины, который пытался проявить самое искреннее гостеприимство и любовь к сыну своего давнего друга и соратника.
Так думал Кий.
А еще он думал и понимал, что это невнимание вызвано неожиданным увлечением Цветанкой и даже потрясением, которое испытал Черный Вепрь во время встречи с княжной. И осознавать это Кию было более наиболезненно, досаднее всего.
После угощения княжич пожелал увидеть князя Добромира.
— Проведи, Кий, — глянул на сына Тур. — И не задерживайтесь долго около больного. Едва дышит.
Кий кивнул головой.
— Ладно, отче.
В хате было полутемно и прохладно. Пахло мазями волхва Ракши и свежим аиром, разбросанным по полу.
Князь лежал в углу, на мягких овчинах, прикрытый шерстяным одеялом. Княгиня Искра поила его из деревянной чашки теплым козьим молоком а Цветанка и Боривой стояли в ногах и грустно смотрели на желтое лицо и похудевшие костлявые руки отца, которые лежали на груди поверх одеяла.
Привыкнув к полумраку, Черный Вепрь поздоровался:
— Здоровый будь, князь! Мой отец, князь Божедар, приветствует тебя.
Князь Добромир открыл припухшие глаза, с интересом посмотрел на пришельца.
— Садись, княжич. Будь гостем, — сказал он слабым голосом. Боривой подал гладко обтесанную липовую скамейку.
Черный Вепрь сел, спросил:
— Отец прислал узнать, не нужно ли тебе и твоей семье чего? И как твое здоровье?
Добромир слабо усмехнулся.
— Как мое здоровье?… Пока что живу… А как будет завтра — одному Световиду ведомо… Спасибо князю за беспокойство, однако ничего нам не надо. Старейшина Тур позаботился и обо мне, и о княгине, и о наших детях…
— Это хорошо, — Черный Вепрь на какое-то время смолк, будто прикидывал, как спросить о том, что больше всего интересовало его, за чем сюда, собственно, приехал. Потом тихо сказал: — А еще мой отец, князь, хочет знать, правда ли это, что гунны разгромили уличей?
По измученному лицу князя промелькнула болезненная тень.
— Да, это правда, — прошептал едва слышно. — Сам видишь.
— Какая же сила у гуннов? Неужели такая большая, что могучим уличам не было чего противопоставить им?
— Сила у Ернака большая. Мы бились храбро, но этого оказалось маловато. Почти все наши полегли.
Видно было, что князю трудно вспоминать черные дни своего поражения. На лбу у него выступил холодный пот, и княгиня смахнула его влажным полотенцем.
— Чего же хочет каган Ернак?
— Стать новым Аттилой. Объединить гуннов и подчинить соседние племена.
— Неужели мы, поляне, не дадим ему отпора?
— Не знаю… Сила у него большая… Собрана в один кулак… А ваша разрознена… Вот когда бы вы заручились поддержкой соседей…
— Что же случилось из уличами? Гунны истребили их?
— Не думаю… Ернаку нужная дань, а не мертвая, безлюдная земля…
— Значит вместо тебя он дал уличам другого князя?
— Не знаю… Но без князя не обойтись…
В разговор вмешался Боривой.
— Уличи другого князя не признают! У них один князь — Добромир!
Черный Вепрь снисходительно улыбнулся.
— Видишь, княжич, теперь много чего изменилось. После победы над уличами каган Ернак сделает с ними все, что захочет. И князем поставит того, кто верно будет служить ему! Может, кого-то из вашего рода…
— Из нашего рода никого там не осталось. Мои братья погибли, а мы с Цветанкою здесь.
— Тогда кого-то не из вашего рода…
— Законным князем уличей является наш отец Добромир!
— Бесспорно!.. Как бесспорным является и то, что наследниками князя Добромира являешься ты, отрок, и твоя милая сестра, — Черный Вепрь так пристально глянул на девушку, что та аж смутилась и опустила глаза. — Такой красавице подобает быть княгиней!
Цветанка покраснела и от этих слов и от того, что полянский княжич не сводил из нее черных пронзительных глаз. Княгиня Искра стушевалась со своей деревянной кружкой в углу хаты, Боривой так растерялся, что не знал, что сказать, а князь Добромир в изнеможении затих и прикрыл лицо рукой. Кий тронул Черного Вепря за плечо.
— Княжич, нам пора! Мы утомили разговорами князя!
Тот неохотно поднялся, попрощался.
— Выздоравливай, князь! И пусть боги берегут тебя и твою семью! — А когда вышли из хаты, спросил Кия: — Ну, что скажешь?
— Совсем ослабел князь Добромир за эти дни…
— Я не о том. Князю — кукушка откуковала годы. Это каждому видно… Я про княжну — какая красавица! А?
— Конечно, красавица, — согласился Кий и вдруг почувствовал в сердце глухую тревожно щемящую боль. — Хорошая девушка!
Ему не хотелось говорить, и они шли молча.
Был ясный вечер, и солнце еще не село за лес. А Киевых глазах померкло, будто перед бурей, солнце поблекло и все вокруг стало каким-то серым, не интересным. Он корил себя. Почему молчит? Надо сказать княжичу, что он раньше заметил красоту девушки. Надо сказать, что то он с братьями спас ее от смерти или гуннской неволи, привез сюда, на Каменный Остров и предоставил убежище. Что девушка с первого взгляда понравилась ему, а она тоже заприметила его.
Но Кий молчал. Что сказать? Какое он имеет право на Цветанку? Что с того, что он спас ее и ее семейство? Разве на его месте этого не сделал бы первый попавшийся полянский воин? Ну хотя бы тот же Черный Вепрь? Бесспорно, сделал бы. Тогда почему же он считает, что отроковица-княжна должна принадлежать ему? Он спрашивал ее? Узнавал о ее чувстве? Заручился ее согласием?
Конечно, было бы неумно и жестоко сейчас, когда умирает ее отец, говорить с ней об этом. Поэтому и молчал.
А Черный Вепрь? Будет ли молчать он? Кажется, он не считается ни с чем!
На другой день, под вечер, в княжескую хижину забежала Лыбедь — в новой вышитой рубашке, со связкой красных бус на шее и золотыми пружинистыми кольцами на висках. Хорошая, радостная, улыбающаяся… Вместе с ней сквозь приоткрытые двери влетела песня:
А вже ж тего та Купайла ми діждалися,
а вже ж дши у віночки, ой, дід-ладо,
ой, дід-ладо, увібралися!
Цветанкина рука с кружкой воды для отца застыла в воздухе.
— Ой, Лыбедько, что это?
— Ты забыла — сегодня же святой Купала!.. Парни и девушки идут на Рось, в лес… На игрища!.. Пойдем с нами, Цветанка! И ты, Боривой! — защебетала радостно девушка.
Цветанка грустно глянула на исхудавшее отчее лицо. Взглядом показала на него:
— Как же я пойду?
Но князь, что, казалось, дремал, вдруг раскрыл глаза.
— Идите, дети! Идите! — сказал тихо.
— Отче, а ты? — кинулась Цветанка и поднесла ему кружечку с водою. — Как же мы тебя оставим?
— А чего вам около меня все время быть?… Мне стало лучше, ничего уже не болит, даже в груди перестало печь… Матушка посмотрит за мной… Идите!