Он сидел на вороном коне отяжелевший, усталый, смотрел молча на лес, который без конца и края протянулся в обе стороны, что-то долго думал. Никто из его окружения не проронил ни слова.
Поляне тоже молчали, притаившись в зарослях дикого первобытного леса. С тревогой ждали — что сделают гунны? Атакуют? Повернут назад?
Кий положил руку на плечо Щека.
— Ернак колеблется… Сейчас он и сам не знает, что делать. Если бы в степи — растоптал бы нас лошадьми, посек бы саблями… А здесь непроходимая для конницы стена! Лес!.. А для нас — это спасение!.. Сейчас я думаю; пока мы не соберемся с силами и не разгромим гуннов, путь на Рось нам заказан. Будем жить в лесах, как древляне, северяне или дреговичи…
— Живут же люди… И мы как-нибудь проживем, — согласился Щек, вытирая рукавом пот со лба. — Только бы избавиться от этой напасти!..
Гунны стояли в поле, словно темное облако. Действительно — напасть… Было их так много, как воронья перед ненастьем. Когда подъехали те, что отстали, и выстроились в два крыла, то орда закрыла собой полгоризонта. Впереди нее белела лишь небольшая кучка воинов Черного Вепря.
Только теперь и Кий, и все поляне поняли, какой опасности избежали, вовремя достигнув леса.
Долго размышлял каган. Затем подал знак. Сразу же раздался чей-то резкий гортанный окрик — и гунны расступились, образовав посередине узкий проход. Каган тронул коня и двинулся назад, в степь. За ним, медленно вытягиваясь острым клином, повернула вся орда…
Гунны больше не тревожили отступающее войско Кия своими нападениями, ибо не могли они в бесконечных густых лесах ни чувствовать себя в безопасности, ни свободно маневрировать, как в степи, ни собраться в один кулак, чтобы нанести противнику удар. Ернак это прекрасно понимал, поэтому оставил преследование полян.
Кий облегченно вздохнул. Это была уже вторая, бескровная, победа, и она радовала его не меньше, чем кровавая битва на поляне.
Догнав на реке Стугне свои роды, Кий собрал вече старейшин. Здесь порешили разойтись и искать хороших свободных земель, где никто не сидел. Одни остались на Стугне, вторые двинулись к Днепру, третьи — на закат, в Ирпень, а Кий с русами ушел в тот почти безлюдный уголок полянской земли между Днепром и Ирпень, расположенный покрытыми исконными борами и непроходимыми зарослями и где жил его дядя Межамир. Договорились — всем дружинам на первый же зов собираться на Почайне.
Прошло несколько дней.
Племя русь, поредевшее, усталое, вышло к Днепру. Здесь были хорошие места, но Кий настойчиво вел людей дальше на север.
Продвигались медленно, пробираясь холмами и оврагами. Повозки, на которых женщины, старики и дети уехали из Поросья, давно сломались, и их пришлось покинуть еще в степи. Гнали скот, несли младенцев на руках, а домашний скарб в больших мехах навьючили на коней, которых вели в поводу.
Кий со своим родом шел впереди. За последние дни он осунулся, на скулах выделялась блестящая загорелая кожа, а в пригасших глазах затаилась грусть. Подумал о Цветанке, Хореве и Боривое. Где они? Что с ними? Живы?
Иногда поглядывал на Щека и Рожану. Какая красивая пара! Крепкий чубатый Щек, кажется, совсем не устал. Нес на себе, кроме оружия, какой-то узел, да еще и помогал молодой жене продираться сквозь заросли, перепрыгивать через сгнившие бревна или переходить в оврагах через холодные ручьи.
А Лыбедь и Ясень! Которые они оба светлоглазые и русые! Как дети, держатся за руки и не замечают вокруг себя ничего, кроме своей любви! Пережили страшное лихолетье — и сразу забыли о нем. Для них наступило утро бесконечного счастья.
Кий ловит себя на мысли, что завидует брату и сестре. Счастливые! А он?… А Хорев?…
В полдень спустились с холма в широкую долину, по которой текла небольшая ясноводная речушка. Никто не знал ее названия, но впадала она в Днепр, и в ее обширном, поросшем кувшинками и роголистником устье аж кишела рыба, плавали лебеди, а в лесу, по взгорью, в дуплах старых деревьев, роились пчелы. Остро пахло воском и медом.
Остановились на отдых.
Лошадей и скот пустили пастись. Заполыхал костер, забулькал в котлах пшенный кулеш. Солнечная долина наполнилась веселым гамом.
— Красиво как! — сказала Лыбедь, садясь на зеленый берег и опуская в воду усталые ноги. — Я хотела бы здесь жить…
— Где ты, там и я, — просиял в улыбке Ясень и повернулся к Кию: — Здесь действительно красиво и уютно. Там, на той стороне, под горой, на солнце, поставили бы хижину, а вокруг нее — укрытия для скота. Трава здесь по пояс — хватило бы и для выпаса, и на сено. Рыбы и меда — хоть лопатой греби. У нас на Роси и не снилось такого… Как ты думаешь, князь? А?
Кий еще не привык, чтобы его величали князем, и ответил не сразу. Ему тоже понравилась местность, — благодатная земля! Вот только пространства нет: по эту сторону гора, по ту сторону гора… Но каждому свое. Если Лыбедь и Ясень облюбовали, то пусть остаются. Им свой молодой род заводить…
Он обнял Ясеня за плечи.
— Оставайтесь!.. А мы с Щеком и Хоревом, если жив, будем приезжать к вам на рыбу и на мед… угостите?
— Щек с Рожаной, Хорев с Малушей, а ты с Цветанкой, — добавила Лыбедь. — угостим!
Кий грустно улыбнулся, поискал глазами Малушку. Она сидела в стороне от всех, обняв ноги руками, а подбородок положив на колени, застывшими глазами смотрела вперед и, кажется, ничего не видела. Бедная девушка! Это он виноват, что взял Хорева с собой и что неизвестно куда он делся. Чем же можно ей сейчас помочь?
Он подошел к ней, сел рядом. Обнял за плечи. И вдруг почувствовал, как они дрогнули под его горячей рукой, в ее груди что-то глухо заклокотало, девушка, уткнувшись ему лицом в грудь, зарыдала навзрыд.
— Ну, не плачь, не горюй, девонька, — погладил он ее ладонью по спутанным волосам. — Вернется Хорев… Не маленький же…
— Не вернется, — заплакала еще сильнее девушка.
— Я найду его! Вот только с родом остановлюсь — и сразу пошлю отроков на поиски! Недалеко уже… Найдем мы твоего Хорева, голубушка! Найдем!
Подошла Лыбедь, села рядом с девушкой, обняла ее. И она склонилась ей на плечо и еще громче зарыдала.
Кий нахмурился. Действительно, если Хорев и Боривой погибнут, виноват он. Зачем оставил их, зная, что вокруг полно врагов? Надо немедленно где-то остановиться и послать на розыски. Самому ехать! Вызволить ребят! Или же узнать, что с ними произошло!
После обеда он собрал лучших мужей и сказал:
— Начнем селиться здесь, на этой окраинной земле, над Днепром… Людей здесь совсем немного. А если встретим, — обиды никому не чинить! Всем хватит места… Моя сестра Лыбедь со своим мужем Ясенем и его родом желает сесть по берегам этой небольшой уютной речушки — в ее устье… Кто хочет — пусть идет и садится вверх по течению… А я с другими родами пойду дальше — за ту гору… Сядем здесь и переждем лихолетье — пока не соберемся с силами и не выгоним гуннов и Черного Вепря с Роси. Потом вернемся в родительские края… Согласны ли?
— Согласны! Согласны! — загудели лучшие мужи.
— Тогда пусть Лыбедь и Ясень со своим родом остаются, а мы — в путь!.. Поднимайте людей!
Кий первый двинулся дальше и, поднявшись на гору, вступил в старый темный бор. Утомленные родовичи спешили за ним.
— Недалеко уже, совсем недалеко, — подбадривал он тех, которые отстали. — Еще немного — и там отдохнем!
Люди едва пробивались сквозь заросли и бурелом. Кто никогда не бывал в этих краях, то удивлялся необыкновенному лесу. И действительно — стройные высокие сосны острыми верхушками упирались в голубое небо. Густо пахло смолой и земляникой, которая, как капли крови, краснела между травой. Где-то, напуганное голосами людей, ломилось напролом, через заросли, стадо зубров. Все здесь было непривычно: широкий Днепр и стремительные холмы над ним, резкий запах хвои и ласковое солнце, изредка проглядывало в пробелы между ветвями, какая невинность, первозданность всего и рыжий суглинок под ногами вместо жирного чернозема… Окружающая природа казалась мощной, буйной, величественней, чем дома. И это захватывало… Несмотря на усталость, люди с интересом присматривались к новым местам, на которых им, возможно, придется не один год прожить.
Перебравшись через несколько глубоких оврагов, поляне перед вечером остановились на широком возвышении, тоже, как и все окрестности, поросшем лесом. Кию местность показалась знакомой, и он дал знак готовиться к ночевке, а пока родовичи располагались, кто где хотел, по своему обыкновению, решил осмотреть окрестности.
С той стороны, откуда они только что пришли, темнел глубокий узкий овраг с обрывистыми стенами, ветвистыми деревьями, непролазными кустами и небольшим ручьем посередине. Поэтому Кий в сопровождении Щека и нескольких отроков повернул налево, на закат, и вскоре спустился пологим склоном в широкую долину, густо покрытую болотной растительностью. Здесь протекала небольшая речка, в нескольких местах перегороженая бобровыми запрудами, росли ивы и ольха. Тихо шелестели камыши, крякали утки и гоготали дикие гуси, которые при приближении людей срывались облаками в небо. На бобровых прудах плавали величественно спокойные белоснежные лебеди.
— Сдается мне, что это та речка, на которой поселилась наша Лыбедь, — сказал Кий, переступая через сгнившую вербу и подходя к берегу. — Течет она как раз в ту сторону…
— Да, это она, — согласился Щек. — Если будем жить где-то поблизости, то этим берегом проще будет добираться к сестре…
Кий, тем временем, еще раз внимательно присмотрелся к окружающей местности, в бобровые запруды, в лес, который рос по взгорьям, и радостно воскликнул:
— Друзья! Да ведь это земля дяди Межамира! Добрались наконец! Вот и тропинка, по которой мы с Хоревом и Ясенем поднимались на гору, под которой примостился его поселок! — И он показал на едва заметную в зарослях зверинную тропинку. — Идем скорее туда, пока не зашло солнце!
Они поднялись крутым склоном на гору, и Кий уже уверенно вывел их на знакомую стремительную кручу.