Однако он тут же одернул себя: в конце концов, большинство браков заключается безо всякой оглядки на подобные мелочи. И к его выгоде, как оказалось.
– Я полагаю, что участие твоего уважаемого супруга в деле о подделке печатей подарит нам немало приятных встреч, – тонко улыбнулся он.
На заднем дворе господина Тоя ее ждали неприметный паланкин с двумя высоченными немыми рабами. Выехав со двора и покинув Девятый Чертог – квартал высшей знати, рабы, довольно долго покружив по улицам, доставили Ы-ни к небольшому изящному домику рядом с рекой. Этот домик принадлежал ее мужу, и был подарен им ее матери, когда госпожа У-цы изъявила желание увидеться с дочерью. С некоторых пор Ы-ни весьма часто посещала уважаемую матушку, которая по причине слабого здоровья не торопилась домой, в Нижний Утун, и всемерно нуждалась в почтительной дочерней опеке.
Поболтав с матерью до заката, Ы-ни прихватила с собой корзинку колобков со сливовой начинкой, и уже на своих расшитых золотыми фазанами носилках вернулась домой, – снова в Девятый Чертог.
Уже больше года они жили здесь, – вскоре после того, как ее муж занял должность Главы Дома Приказов после вследствие неожиданной смерти своего предшественника. Теперь господин Гань Хэ являлся не только одним из высокопоставленных чиновников императорского двора, но и главой небольшой, но влиятельной "партии судей", которая последнее время весьма убедительно демонстрировала свою лояльность Партии Восьми Тигров, возглавляемую бессменным фаворитом и пестуном императора – евнухом Цао.
Столь резкий скачок в положении мужа не прошел бесследно и для Ы-ни: уже два месяца она состояла фрейлиной четвертого ранга при высочайшей особе императрицы-матери. Двери Шафранового Чертога распахнулись для нее, еще так недавно едва осмеливавшейся мечтать о столь высокой чести. Воистину, ее отец был мудр, когда составил ей такую партию, – хотя в то время эта партия не казалась и вполовину столь блестящей. Многие женщины куда более родовитые теперь только завистливо вздыхали ей вслед, и Ы-ни, словно не замечая их спрятанных за комплиментами колкостей, довольно жмурилась в ответ. Быть влиятельной, молодой и красивой оказалось еще приятнее, чем даже представлялось. Это чувство пьянило сильнее изысканных цветочных вин.
Кроме того, у нее были сотни маленьких тайн, без которых жизнь протекала бы намного скучнее.
Ы-ни подождала, пока ее слуги бережно опустят паланкин и помогут госпоже выйти, приподняв тонкие шелковые занавеси. Начало зимы в столице обычно сопровождалось длинными, сводящими с ума по ночам своим шелестом дождями, однако нынешний день выдался сухим и прохладным. Отсюда, с крыльца своего нового дома, Ы-ни видела широкую извивающуюся ленту реки, волны рыжего тростника по ее берегам и крошечные, кажущиеся игрушечными лодчонки рыбаков и торговцев, снующих вверх-вниз по течению. В ранних сумерках на носах некоторых лодочек уже зажгли масляные фонари, и темная вода казалась усеянной гирляндами крошечных огней.
" Это похоже на Праздник Осенней Воды", – подумала Ы-ни, и память опрокинула ее в тот далекий, полный невероятного и прекрасного чувства день на озере Луэнь, когда она впервые поняла, что любит Юэ. Внутри, в груди, что-то дрогнуло пронзительно и невыносимо.
Кривая улыбка скользнула по ее лицу и Ы-ни, решительно тряхнув головой, отвернулась. Ей вовсе ни к чему бередить свою никак не заживающую рану.
Она пересекла внутренний двор, покрытый мелкой светлой галькой, и напрямую прошла в покои мужа.
Гань Хэ был в своем кабинете и писал. Его худое бесстрастное лицо с внимательными и холодными, лишенными всего человеческого глазами, многих пугало, но Ы-ни давно сделала вывод, что ей его опасаться нечего. Она сложила губы в милую улыбку и принялась неслышно красться вдоль бумажной стены, намереваясь поддразнить мужа.
– Как поживает господин Той? – спросил Гань Хэ, не поворачивая головы.
Ы-ни в притворной досаде ударила кулачком по низенькой лакированной этажерке.
– Почему я никогда не могу застать вас врасплох? – капризно спросила она.
– Потому что ты слишком шумишь, – спокойно ответил Гань Хэ. Его уши, довольно большие для головы и слегка заостренные, и впрямь, казалось, слегка подрагивали, – Так что?
Ы-ни скорчила гримаску.
– Он хочет предложить господину Цао привлечь вас к делу о подделке печатей. Что до остального, то северная война, как мне кажется, весьма беспокоит его. Он сказал, что считает ее глупостью.
Глаза Гань Хэ на мгновение сузились.
– Уж не он ли внушает схожие мысли своей племяннице?
– Ах, этой ученой мышке в коротких детских штанишках? – Ы-ни презрительно дернула верхней губой, – Спору нет, два года назад этот ход, – обрезать девочке волосы и представить ее императору как очаровательного ученого мальчика, – был хорош, но сейчас это же просто смешно! И…неприлично!
– Тем не менее, она все еще рядом с Господином Шафрана, – Гань Хэ проницательно посмотрел на нее, – Это возносит ее куда выше любой из женщин при дворе…
Ы-ни фыркнула.
– Я не готова становиться из-за этого посмешищем. Кто теперь возьмет в жену эту… не совсем женщину? – последнее она протянула с нескрываемым ехидством.
– Ну… тот, кто захочет пробиться поближе к трону, – многозначительно понизил голос Гань Хэ, – Глядя на тебя, уважаемая жена, я недоумеваю.
– Отчего же? – Ы-ни привычно стрельнула в мужа глазами исподлобья.
– От того, что у тебя, моя дорогая жена, намного больше ума и красоты, чем у этой глупой девчонки, начитавшейся старых военных трактатов, – улыбнулся Гань Хэ. Улыбался он редко и так, что улыбка на его лице всегда выглядела словно бы нарисованной.
– И нечего удивляться, – Ы-ни скривилась, – Мне и в голову никогда не приходило даже попытаться привлечь императора, хотя за время, что я служу Госпоже Хризантем, я видела его не меньше трех раз. И даже нашла довольно привлекательным мужчиной, – Ы-ни кокетливо улыбнулась, но тут же капризно надула губки, – Ни для кого не секрет его склонность к…э… южному поветрию… Мальчики, которых поставляет ему Цао, после смерти его последнего фаворита, меняются по меньшей мере раз в луну!
– И тем не менее эта О-Лэи остается, – медленно протянул Гань Хэ. – Ты могла бы хотя бы подумать над этим…
– Занять место О-Лэи? – она подняла брови, задумчиво теребя в руках конец вышитого шелкового пояска, которому еще совсем недавно нашлось весьма неожиданное применение. Мысли об этом занимали ее сейчас куда больше.
– Разве тебе не наскучил господин Той? – вкрадчиво спросил Гань Хэ, – Разве тебе бы не хотелось однажды оказаться на месте этой выскочки, за правым плечом императора, и посмотреть, как господин Той ползет через зал к тебе на коленях?
– О, – лицо Ы-ни на мгновение стало задумчивым и мечтательным, она ярко представила себе такую картинку, – Это было бы забавно. Однако я не вижу способов совершить это…
– Тебе стоит всего лишь захотеть, моя дорогая, – голос Гань Хэ был мягче пуха, – Всего лишь захотеть…
Евнух Цао, наперсник императора, всегда знал, с какой стороны ждать беды. Это чутье было присуще ему с детства, когда они еще совсем мальчишками воровали сливы в саду наместника провинции. Именно Цао всегда угадывал, с какой стороны появится дворцовая стража, что не раз позволяло ему уходить невредимым, в то время как многим его друзьям приходилось, как говорится, " отведать бамбукового лекарства".
И сейчас тонкий, неуловимый запашок надвигающейся беды, витающий в воздухе, беспокоил его. Всегда в предчувствии этого Цао становился вялым и сонным, жаловался на одышку и всевозможные недуги, порождая новую волну слухов о том, что старик вот-вот преставится. Однако заплывшие жиром, узкие и острые, как бритва, глаза евнуха Цао продолжали следить за окружающим миром с терпеливостью кошки, подстерегающей мышь. В эти дни он, против обыкновения, проводил аудиенции с менее значимыми сановниками двора: Цао считал, что, подобно тому, как мелкие рыбешки позволяют акулам ориентироваться, такие встречи иногда могут оказываться весьма полезными.
Сегодня в списке лиц, которым была назначена аудиенция у всесильного " распорядителя внутренних покоев", появилось имя судьи Гань Хэ.
Надо сказать, с некоторых пор судья интересовал "почтенного дядюшку", – это был официальный титул наперсника малолетнего императора, и Цао предпочитал, чтобы к нему до сих пор так обращались (что, если подумать, несло в себе глубокий смысл для тех, кто что-то понимает в дворцовых интригах). Цао некоторое время уже следил за его карьерой, и навел о судье осторожные справки. То, что он узнал, его заинтересовало: из Западных Лянов, рода среднего достатка и не честолюбивого, до сорока лет он, казалось, ничем особенно не отличался. До того момента, как судья Гань Хэ получил задание расследовать смерть стратега Фэня, столь взбудоражившую императорский двор три года назад и даже пошатнувшую позиции самого Цао, которого (правда, негласно) обвиняли в опасных злонамерениях. Расследование, следует сказать, завершилось вполне обыкновенно, – невнятным и притянутым за уши приговором, парой показательных казней людей, скорее всего, вполне невинных. Судья, обзаведшийся в своих странствиях прелестной молодой женой, дочерью главы провинции Нижний Утун (неплохая, хоть и ожидаемая партия, эти провинциалы всегда переоценивают ранг столичных чиновников), вернулся в столицу. Осведомители донесли Цао, что при очень странных обстоятельствах у судьи за день до его возвращения умерли одновременно мать и наложница. Это было необычно и не поддавалось объяснению, а такие факты не веривший в совпадения Цао всегда предпочитал хранить в памяти "на верхней полке". А потом начали происходить весьма удивительные вещи: менее чем за полгода судья стал любимцем бывшего главы Дома Приказов, проявил удивительную прыть и усердие в деле " зернового заговора" и правителя Лю, расследовании последствий засухи, заговоре "синих шапок" и иных делах, требовавших большой сноровки в добывании показаний у нескольких весьма несговорчивых заговорщиков. Судя опять же по донесениям осведомителей, с некоторых пор узники боялись судьи больше, чем прилюдного посажения на кол, что было весьма и весьма удивительно, учитывая, что человек он был не слишком выдаю