Зато он нашёл кое-что другое.
Точнее — кое-кого.
Башня могла произвольно меняться, перераспределяя живой обсидиан, из которого она состояла, внутри себя в любые формы. Время от времени (обычно — по желанию её хозяев) в Башне возникали новые помещения и исчезали старые, комнаты превращались в залы, лестницы — в коридоры, и наоборот.
Просматривая текущее состояние Башни, на нижних этажах Фремберг обнаружил несколько новых комнат. В пяти из них лежали мумифицированные останки вооружённых людей. В шестой и последней находился живой пленник.
Фремберг удивился.
На вопрос, как ему удалось обойтись без воды и пищи более семи лет (по его собственным словам), пленник отвечать отказался и вообще повёл себя, с точки зрения Пепельного Мага, нагло и высокомерно. Фремберг решил не церемониться, но… с помощью заклятий сломать волю и проникнуть в сознание этого человека он так и не смог. По всему выходило, что пленник — или кто-то из его мёртвых дружков — исхитрился-таки уничтожить Стража, после чего в действие вступила сама Башня, организовавшая путём перераспределения массы внутри себя, шесть превосходных новых тюремных камер. Фремберг знал, что в некоторых случаях Башня способна действовать самостоятельно, однако за прошедшие годы так и не сумел до конца понять «логики» её поступков.
Башня поймала воришек, но кормить их, конечно, не стала.
Тем не менее один выжил.
И даже не особенно исхудал. За семь с половиной лет.
…И вот теперь уже целую неделю хозяин Обсидиановой Башни размышлял, как ему поступить с наглецом: обречь на идиотизм, но любыми способами выкачать нужные сведения, убить или просто отпустить.
Немного постояв на балконе, подышав влажным морским ветром и полюбовавшись закатом, Фремберг пришёл к выводу, что жестокие решения рождаются от бессонных ночей, выматывающей интеллектуальной работы и долгих часов, проведённых в закрытых помещениях. Пепельный Маг и сам не так давно находился в схожем положении, кроме того, пленник показался колдуну довольно любопытной личностью. И Фремберг решил отпустить его.
Но не бесплатно.
Комната. Гладкие чёрные стены, без дверей и без окон. Ни табуретки, ни матраса. Нет даже вороха соломы.
Человек, лежавший, закинув ногу за ногу, на полу камеры, равнодушно смотрел, как в гладкой стене появляется крохотное окошечко. Обсидиан оплывал, словно чёрный воск. В образовавшемся отверстии показалось лицо хозяина Башни.
Со своей стороны Фремберг рассматривал пленника — худощавого, высокого воина в добротной кожаной одежде, расположившегося прямо в центре камеры на собственном поистершемся синем плаще.
— Тебе не надоело молчать, Эдрик? — спросил он наконец.
Этот вопрос Эдрик пропустил мимо ушей.
— Ты испытываешь моё терпение.
— А ты — моё, — хмыкнул пленник.
Фремберг почувствовал как в нём, против воли, поднимается раздражение. Кем вообразил себя этот наглец?..
— Хочешь остаться тут навсегда? — пригрозил он.
— Нет, — спокойно, почти равнодушно ответил пленник.
— Тогда отвечай на мои вопросы.
— Я уже всё рассказал.
— Не всё.
— Всё, что мог. В остальном меня связывает клятва. И нарушать её я не намерен.
— Клятва кому? — Фремберг криво ухмыльнулся. — По твоим же словам выходит, что твой господин мёртв.
— Ты плохо слушал меня, колдун. Я служил герцогу Ульфилу, потому что мне это было выгодно, но клятвой молчания меня связал не он.
— А кто?
— Неважно.
— И что же теперь прикажешь делать мне? Дожидаться, пока твоему учителю не придёт в голову блажь снова послать кого-нибудь в мою Башню?
Эдрик усмехнулся.
— Можешь не беспокоиться: мой учитель не имеет к этой неприятной истории никакого отношения.
— Он что, выгнал тебя?
— Нет.
— Он тоже служил Ульфилу?
— Нет.
— А что же произошло?
— Где?
— Перестань валять дурака, Эдрик. Как ты оказался на службе у герцога?
— Пришёл и нанялся.
— Для чего?
— Все мы хотим хорошо жить, вкусно есть и мягко спать, — философским тоном заметил заключённый.
— Что, твой учитель не смог дать тебе всего этого? — фыркнул хозяин Башни, надеясь, что хотя бы его презрительный тон спровоцирует Эдрика на неосторожный ответ.
Фремберг просчитался. Эдрик, будто бы ничего не заметив, спокойно пожал плечами.
— Не знаю. Может, и мог. Но я предпочитаю сам добиваться поставленных целей.
— И в какой же момент твоей «целью» стал мой дом?
— Он был не моей целью, а герцога, — возразил Эдрик. — Я всего лишь сопровождал Ульфила.
— В прошлый раз ты сказал, что он обещал тебе баронский титул. Очевидно, он очень рассчитывал на твою помощь…
— Возможно, — ни скорби, ни раскаянья в голосе пленника не отразилось.
— А ты его так подвёл… — Фремберг осуждающе прищёлкнул языком.
Губы Эдрика растянулись в улыбке.
— Так что же произошло? — спустя некоторое время спросил Пепельный Маг.
— По-моему, я уже рассказал тебе.
— Историю про то, как Ульфил надеялся найти в моей лаборатории эликсир вечной молодости?
— Именно, — пленник кивнул.
— В таком случае, я не понимаю, почему так мало трупов.
— Мало? — Эдрик удивился.
— Всего пятеро. Добавим ещё тебя.
Несколько секунд Эдрик над чем-то размышлял.
— Шестеро нас осталось после боя, — вспомнил он.
— Какого боя?
— С этой здоровенной тварью… кажется, ты называл её Стражем.
— А где трупы остальных?
— Не представляю, — хмыкнул пленник. — Ты же тут хозяин.
— Хочешь сказать, вы оставили их на месте? Там же, где была драка?
— Ну да. При всём желании мы не успели бы вынести их наружу. Стены пришли в движение сразу после того, как сдох твой Страж.
— Как вам удалось его прикончить? Он ведь был неуязвим ни для оружия, ни для человеческого колдовства.
— Я уже говорил… — заключённый тяжело вздохнул.
— Что? — насторожился Фремберг.
— Что не могу ответить на твой вопрос.
Почти минуту Фремберг молчал.
— Ладно, — произнёс он наконец. — Совершенно очевидно, что так у нас ничего не выйдет. Ты ещё не успел настолько меня разозлить, чтобы заставить перейти к пыткам, а я слишком себя уважаю, чтобы сознательно опуститься до такого состояния. Посему… Предлагаю тебе сделку.
Фремберг терпеливо ждал, пока пленник взвесит это предложение.
— Что ещё за сделку? — равнодушно поинтересовался заключённый.
— Я тебя отпускаю. А ты выполняешь моё поручение. Надо расследовать одно странное дело и попутно, быть может, немного покопаться в библиотеке… Я не ошибусь, если предположу, что ты знаешь Искажённое Наречье?
Эдрик кивнул:
— Не ошибёшься.
— Очень хорошо. По ряду причин сам я сейчас заняться этим делом никак не могу… а когда время у меня появится, следы могут уже остыть. Мне бы этого совсем не хотелось… Но, может быть, нам будет удобнее обсудить это в другой обстановке? Ты согласен?
Эдрик привстал. Потянулся. Рассмеялся.
— А почему бы и нет?
Нескоро Эдрик насытил свой голод. Ел бывший пленник с удовольствием, а вот вина почти не пил, предпочитая напитки, не туманящие разум — морсы и соки, каковых на длинном обеденном столе имелось немало. Фремберг смотрел, как Эдрик поглощает одно блюдо за другим, и не удивлялся. Ещё бы, после семи-то лет голодовки…
Пока длилась трапеза, Фремберг наблюдал за своим гостем. Тот являлся загадкой, которую Фремберг хотел разгадать — и не мог. Поведение Эдрика не укладывалось в рамки ни одной социальной группы, на которые делилось человеческое сообщество. Слишком вольные манеры Эдрика не выдавали в нём аристократа — скорее наоборот; но ещё меньше он был похож на простолюдина, торговца или книжного червя. В нём ощущалась незаурядная сила — не только внутренняя, но и телесная, — но трудно было понять, на чём основано это впечатление: рельефной мускулатурой Эдрик не отличался.
Впервые увидев заключённого, Фремберг отчего-то счёл его воином, и чувство, что он был прав, не покидало колдуна до сих пор.
В камерах, созданных Обсидиановой Башней для шестерых «везунчиков», уцелевших после столкновения со Стражем, сохранились их личные вещи. У мертвецов было оружие, у живого Эдрика — нет. «Хорошо, — размышлял Фремберг, — допустим, меча он лишился во время боя… Но где его доспехи? У остальных они были, и не такие уж плохие… у него — ничего, кроме куртки».
Исследования, незаметно проведённые хозяином Башни на более «тонких» планах, ясности не добавляли. Энергетическая сущность пленника вряд ли могла принадлежать обычному человеку, но то, что Эдрик не был и магом, так же становилось ясным с полувзгляда. Части Тэннака и Келата, отвечавшие за «захват» и перенаправление внешних потоков силы у Эдрика не были как-то особенно развиты. В то же время, его души — по крайней мере, те три, которые мог видеть Фремберг — в целом были гораздо более сильными и чистыми, чем у большинства людей. Келат и Шэ смертных подобны ветхим покрывалам, вывалянным в грязи, — они слабы и непрочны; внутренние каналы, по которым течёт эфирная кровь, забиты шлаками; от поверхности до самой сердцевины души изъедены болезнями и язвами. Это происходит от того, что люди, в большинстве своём, не разбирают потребляемой ими душевной «пищи»: безудержно предаваясь страстям и полагая зачастую, что порабощенность собственным желаниям — это и есть подлинная свобода, они не замечают, как собственные влечения разъедают их изнутри. Души — в первую очередь, конечно же, Шэ, жизненная сущность — разлагаются или ссыхаются; душа, называющаяся Тэннак, как правило, так и не вызревает.
«Чистота» незримых сущностей Эдрика вовсе не означала, что он был хорошим человеком. Чистота душ и их целостность свидетельствовали лишь о том, что он контролировал свои желания, а не они его — и только. В нём не было мелочности, но на проверку он мог оказаться подонком высшего разряда, ясно осознающим, что творит. Таковыми, в известном смысле, были боги Тьмы (с некоторыми из н