Или единственная дочь.
Хаздор передал ей ключ два года назад, когда его ранили стрелой… нет, не скайферы. Обычные бандиты, разобраться с которыми городская стража не могла несколько месяцев подряд.
«Мало ли что…» — неопределённо сказал отец, вручая Сазки колдовской ключ. Он взял с неё клятву, что она не станет пользоваться им никогда, если только не возникнет непосредственной угрозы городу или королевству.
Теперь Сазки собиралась эту клятву нарушить.
Она считала, что это королевство серьёзно задолжало её семье. А поскольку королевство, судя по всему, долги возвращать не собиралась, Сазки собиралась взять то, что ей причиталось, самостоятельно.
В дверь снова заколошматили.
— Сазки, открой!!! — захлёбывающийся крик Норбака. — Не сходи с ума!.. Не делай этого!..
Поздно.
Незримая сеть, которая пронизывала комнату насквозь, изогнулась. Перед Сазки возникло пятно тьмы — и свет, исходящий от лампы, не был способен её разогнать.
Ощущение жути. Скрытая мощь. Что-то бесстрастно, безмолвно, но внимательно разглядывало её. Смутные очертания парящей в воздухе человеческой фигуры в длинной тёмной мантии.
Она выпрямилась и сколь могла твёрдо произнесла:
— Найди этих двоих, — она показала ему Склепок одержимого. — Найди и убей их.
Склепок — особый комплекс ощущений, который с помощью простенького заклятья может быть отделён колдуном от себя и передан другому. Это не изображение плотского тела (хотя и оно может присутствовать в Склёпке), но отпечаток состояния энергетических тел во всём неповторимом их своеобразии. Иные называют это «запахом», другие — «чувством».
Склепок можно «поймать» не только после личной встречи с человеком или демоном, но взяв в руки предмет, которым он длительное время пользовался, или поработав на месте, где он недавно творил свои чары.
Сазки не один час провела там, на берегу, где до сих пор висел «аромат» сотворённого Льюисом колдовства. И, как она надеялась, её усилия не пропадут зря.
Она услышала вздох и холодный голос, раздавшийся прямо у неё в голове.
— Я не могу.
— Я приказываю тебе.
— Я привязан к этому месту. Человека, которого ты ищешь, в пределах моей досягаемости нет. Он был здесь. Но сейчас я бессилен.
Сазки помедлила. Она была готова к такому ответу. Ах, если бы только отец сразу воспользовался услугами кадёта, всё было бы иначе!.. Но он никогда не сделал бы этого, не зная с чем столкнётся — а узнать это он мог только одним способом. Хаздор слишком боялся силы, заключённой здесь, в недрах Агимора, и ни разу не прибегал к ней.
Она же собиралась сделать то, за что отец, несомненно, проклял бы её — если бы только был жив.
— Дай клятву своим подлинным именем, что найдёшь и убьёшь этого человека. А также его спутника… или спутников. Дай такую клятву, и я освобожу тебя от уз.
— Сазки!!! — кричал где-то далеко Норбак Шуртальт. — НЕТ!!!
Она не слушала. Солдаты начали ломать дверь, но это было уже не важно. Она знала, что они не успеют.
И когда кадёт поклялся именем, заключавшим в себе его колдовскую сущность, она расплела удерживающий узел. С её стороны это сделать было совсем легко. С его стороны — невозможно. Хотя он и превосходил силой, знаниями и способностями дочь Хаздора в десятки, а то и в сотни раз.
Оказавшись на свободе, он поднялся в небо и помчался на юг — по следам человека, убить которого кадёт поклялся.
Но перед тем как покинуть Агимор, он выпил душу Сазки Киправельт и убил всех людей, толпившихся за дверью. Он уничтожил колдовскую систему, которая так долго удерживала его в себе, словно в клетке, и обрушил подземные этажи цитадели.
Он ведь не давал обещания этого не делать.
Глава семнадцатая
Мы ехали на юг. Местность дичала, со стороны пустыни дул горячий сухой ветер. Десятого июня мы увидели на противоположном берегу Иклин — последнее крупное поселение в юго-восточной части страны. Южнее его — только крепость Льяр, стерегущая истоки Велаты; но она расположена в горах, слишком далеко от нашего маршрута, и полюбоваться на неё, даже издалека, мы не сможем…
Прошло ещё два дня, и мы потеряли реку из виду. Раскалённое солнце пылало в небе, как чудовищная печь. Мне было дурно днём — энергии, которые изливало на землю дневное светило, были чужеродны всему моему естеству. Дальше будет ещё хуже. По моему настоянию мы изменили время движения: теперь мы ехали ночью, а отдыхали днём. Эдрику было всё равно. Жара его не волновала. Похоже, он был способен усилием воли поддерживать температуру тела на обычном уровне, не потея и не допуская перегрева. Пару раз я заметил, что он смотрит на полуденное солнце, не закрывая глаз. Яростный блеск, приводивший меня в полуобморочное состояние, его даже не слепил.
Когда до летнего солнцестояния оставалось всего десять дней, Эдрик сказал:
— Завтра увидим Врата Тедхара.
«Значит, успеем», — подумал я. До берегов Пустого Моря осталось совсем немного.
Врата Тедхара — руины древней крепости, возведённой хуриджарами во времена Войны Остывших Светил. В легендах говорится, что здесь до сих пор бродят неупокоенные тени прошлого, а в подземельях спят могущественные древние демоны, ожидая конца времён, чтобы пробудиться и вновь вступить в битву с обитателями небес. Люди боятся этого места и считают его проклятым, скайферы — наоборот: с их точки зрения, это нечто вроде святыни. Неожиданно у меня возникло чувство, что в те дни, когда я жил среди детей пустыни, меня приводили к Вратам Тедхара — по крайней мере, один раз. Зачем, почему, для чего, что я тогда видел — не помню совсем. Эти воспоминания украла Ночная Тень. Всё, что осталось — смутное ощущение, что здесь я уже был, и уверенность, что местность, которую проезжаем мы с Эдриком, должна быть мне знакома.
Ночью приснился сон. К счастью, не из той серии, где я встречался с существом в маске — или, что ещё хуже, переставал быть собой и становился им. Нет, это был добротный кошмар из той категории, когда вы теряетесь в лесу, начинает темнеть, и кажется, что отовсюду за вами пристально следят злые голодные глаза. Твари, которые смотрят, подбираются осторожно, всегда со спины — но сколько не оглядывайся, не увидишь их до тех пор, пока не зайдёт солнце и не настанет наконец их время… За мной следило что-то бесформенное и злое — детские страхи, но когда я проснулся, ощущение чужого внимания осталось, хотя и перестало быть таким отчётливым. Я понял, что это не просто кошмар.
Меня всё-таки нашли.
Я поддерживал защиту, препятствующую магической слежке, с тех самых пор, как выбрался из темницы Яртальского князя. Защита отнимала силу — не так много, но у меня не было лишней. Когда я истощался, приходилось идти в открытую. Однако если бы я не ставил её вовсе, уверен — оборотень разыскал бы меня гораздо раньше. Да и маги, работающие в городской страже, быстренько меня бы локализовали.
Защита была не самая плохая — одно то, что мне удалось пройти с ней всё Речное Королевство, уже кое о чём говорит — однако теперь, похоже, нашёлся умелец, способный меня переиграть.
Я выругался.
— Что-то случилось? — спросил Эдрик. Услышав мои объяснения, поинтересовался:
— Ты можешь определить, этот колдун… находится в городе и следит за тобой с помощью каких-нибудь приспособлений?.. Или по нашему следу едет отряд?
Похоже, на этот раз его ясновидческие способности не сработали. С другой стороны, магическое наблюдение вели за мной, а не за ним.
— Подозреваю, будь отряд поблизости, ты бы и сам его почувствовал, — сказал я.
— Так значит — отряд?
— Не знаю, — я потёр середину лба. — Не уверен, что это вообще человек…
— То есть? — В голосе появился лёгкий интерес.
Я не стал рассказывать о своём сне. Ощущения, которые испытываешь в кошмарах, довольно сложно описать. Страх — это слишком расплывчато, неопределённо. Есть множество видов страха. И множество переживаний, которые сам отличаешь друг от друга достаточно ясно, но сообщить о них кому-либо не можешь — в человеческом языке нет подходящих слов. Система кодировки состояний предусмотрена в Искажённом Наречье, однако Наречье — язык формул, для повседневной речи он не годится (если, конечно, ты не извращенец-сингайл, которому по жизни больше нечем заняться).
Первое, чему учится маг (и чему он продолжает учиться всё время, пока живёт) — внимательному отношению к своему внутреннему миру. Хаос ощущений, обычным человеком неосознаваемый или осознаваемый лишь поверхностно, для мага — многомерная вселенная, которая тем богаче и удивительнее, чем тоньше обращённое к ней внимание. Это волшебные струны мира, которые пронизывают всё, что есть, и нас самих в том числе — прикасаясь к ним, мы создаём свои заклинания. Хотя этот мир и непредставим для обычного человека, между «внутренней вселенной» и внешней поверхностью вещей нет непреодолимой границы. Внешнее переходит во внутреннее и наоборот. Суженное, неподготовленное сознание различает лишь самые простые, самые ощутимые движения этого внутреннего мира — голод, жажду, похоть, веселье, гнев, любовь, злобу, печаль… Эти состояния — как волны, тревожащие поверхность: только поэтому они и видны обитателям поверхности. Но есть ещё и глубина, о которой простые смертные ничего или почти ничего не знают. Невозможно стать магом, не научившись погружаться в неё.
Я упоминаю об этом для того, чтобы объяснить, каким образом самый обыкновенный кошмар вкупе с ощущением чужого внимания позволили мне сделать кое-какие выводы относительно того, что же за тварь спустили по нашим следам. «Кошмар», «чужое внимание» — слова, известные и на поверхности. Я не знаю, как передать сопровождавшие их «глубинные» ощущения. Поскольку время не ждало, и мы не собирались исписывать страницу за страницей формулами на Искажённом, я выдал Эдрику готовый результат моих ощущений-предчувствий-предположений:
— Похоже, это какой-то демон, — сказал я. — И довольно сильный. Демон-охотник, вероятно… слыхал о таких тварях?