Он закончит дело, которое начал, а затем вернётся в Рендекс — или, может быть, возвратится в Школу, чтобы получить ответы на кое-какие вопросы, начавшие его беспокоить. В этой истории с Вельнис было что-то не то, он только не мог понять — что. Впрочем, о девушке и Школе в те дни, когда они пересекали Ханнарок по заброшенной Дороге Слёз, Эдрик почти не думал. Хотя он не уставал, не нуждался в пище и воде, его начинал раздражать запах, исходивший от Льюиса: это был не обычный запах пота и грязи, а аромат разложения. Тело Телмарида, которое должно было умереть ещё три месяца тому назад, и до сих пор жило только благодаря наложенным на него заклятьям, всё больше приходило в негодность.
Двадцатого июня они уловили влажный морской ветер, прилетевший с востока; но к влаге — как пятно порчи на теле младенца — примешивался горьковатый нечистый вкус. Запах Пустого Моря хранился в глубинах памяти Эдрика более десяти лет, теперь он вновь дышал этим ветром, и воспоминания, связанные с ним, пробудились… Из пятерых учеников Школы, отправившихся к Пустому Морю для последнего испытания, пройти его смог только он один. Остальные погибли.
— Осталось два дня, — сказал Льюис. Его губы казались похожими на лохмотья, по которым сочилась красноватая слизь. Борода кое-как прикрывала то, во что превратилось его лицо, но недостаточно. Разложение зашло слишком далеко. — Мы успеем добраться до моря?
— Нет, — ответил Эдрик. — Но нам необязательно подходить к самому берегу для того, чтобы совершить переход. Достаточно оказаться в зоне бисурита.
Слово, употреблённое Эдриком, колдуны Кельриона использовали для обозначения особого рода энергетических образований, появлявшихся там, где отдельные единицы — как предметы, так и живые существа — сохраняя свою обособленность, складывались в общность более высокого порядка. Так, например, бисурит леса составлялся из энергетических сущностей отдельных деревьев, кустов, птиц и животных. Камень не мог иметь бисурит, но горный хребет — имел. Существовали аналогичные общности у городов, наций, стран, времён года, масштабных природных явлений, у пустынь и морей. У каждого мало-мальски известного и почитаемого божества был свой бисурит.
Никто не мог сказать наверняка, что первично: какая-либо группа, просуществовав некоторое время, создаёт свой бисурит — или же рождающийся бисурит организует для своих нужд группу, становящуюся как бы его воплощением в видимом мире. Спорить об этом бессмысленно; всё равно решать вопрос, что было раньше: курица или яйцо. Можно легко обосновать и то, и другое мнение — всё зависит от исходных посылок.
Бисуриты играли в организации Сальбравы чрезвычайно важную роль, ведь и сама Сальбрава, как совокупность Сфер, могла быть рассмотрена в качестве вселенской общности, некоего целого, которое больше, чем просто сумма его составляющих. Возникнув, бисурит становился особым способом организации пространства, продолжая расти, он всё более и более усложнялся, проникая на всё новые «этажи» сущего. В его внутреннем пространстве появлялись сначала отдельные устойчивые области, а затем и целые миры; там рождались свои Источники силы, формировались сложные магические системы, доступ к которым обеспечивал их адептам весьма значительные преимущества на «своей» территории.
— …Когда мы войдём в его зону? — спросил Льюис.
Эдрик сделал глубокий вдох. Влажного горьковатого привкуса больше не было, он снова дышал сухим и холодным воздухом гор, но он помнил о том, что ветер Пустого Моря был здесь ещё несколько мгновений назад.
— Мы на границе, — промолвил Эдрик. — На ту сторону перейдём завтра… нет, лучше послезавтра на рассвете.
Льюис долго молчал, глядя на восток. Затем тихо сказал:
— В последний день…
— У тебя всё равно есть только один шанс, — ответил Эдрик. — Другого не будет.
Чародей медленно, будто через силу, кивнул.
«Он предчувствует смерть, — подумал Эдрик. — Предчувствует, но не хочет в неё верить…»
Они шли всю ночь и утро, остановившись только днём, чтобы отдохнуть и дождаться сумерек. Когда солнце стало клониться к закату, они продолжили путь; последняя из гор Ханнарока, Пик Низвергнутых, больше не закрывала обзор, оставшись слева и сзади. Теперь воздух дышал горчащей влагой; из-за темноты они не видели моря, но чувствовали его дыхание далеко впереди. Они остановились в предгорьях, на вершине одного из ступенчатых, выдубленных временем холмов. Собрав сухой кустарник, развели огонь.
— Нельзя ли перейти сейчас? — спросил Льюис. — Хотелось бы осмотреть это место перед тем… перед тем, как идти.
— Врата можно открыть только на рассвете или на закате, — объяснил Эдрик. — Закат уже был, а завтра — последний рассвет. Да там и нет ничего такого, что стоило бы рассматривать. Длинный мост, выложенный из тел умирающих людей, демонов и животных. Каркас состоит из гибких игл. Они кажутся металлическими, но двигаются, будто живые. Как ты собираешься проходить его?
— Я надеялся, Ягодка меня перевезёт.
Эдрик усмехнулся.
— А теперь?
— Я хотел демонизировать лошадь, — произнёс Льюис. — Придать ей заклинаниями некоторые особенные качества. Теперь… мне придётся демонизировать себя. Сделаю сущность не такой устойчивой. В любом случае это тело долго не протянет, — он погладил одну руку другой. Плоть под кожей колыхалась от его прикосновений, словно кисель. Спросил:
— Какой длины этот Мост?
Эдрик не смог ответить сразу. Он думал, вспоминал…
— По-разному, — произнёс он в конце концов. — Со стороны, сбоку он кажется не таким уж большим. Но когда ты вступаешь на него и начинаешь идти — он всё удлиняется и удлиняется, и кажется, что конца этому никогда не будет. Поэтому я не могу ответить на твой вопрос.
— Но ты ведь его проходил!
— Я уже говорил тебе — нет. Во всяком случае, не так, как собираешься пройти ты.
— А как ещё его можно пройти?
Эдрик помолчал, а затем сказал:
— Не доходя до конца. Мы пробегаем лишь половину или треть пути.
— А потом? — Льюис засмеялся. — Возвращаетесь обратно?
— Нет. Прыгаем вниз, в реку. Это единственный способ в неё попасть.
— И… что?
— Это и есть последнее испытание.
— Постой… — Льюис поднял руку, как будто неосторожное слово могло спугнуть мысль или воспоминание. — В памяти Шальги эта река названа Кипящей. Более того, она…
— С тем же успехом её можно было назвать Кровавой Рекой. В ней содержится чистейшая эссенция страдания, которая собирается из боли и крови тех, кто корчится на Мосту. Эта река, текущая вокруг Слепой Горы, впадает сама в себя. Если смотреть сверху, её круг похож на колесо с восемью спицами — заводями, образованными там, где камень горы выщерблен. Погружаясь вниз, мы минуем каждую из заводей до тех пор, пока не пройдём всё. Страдание, которое скапливается там в течение тысячелетий, неописуемо, его невозможно выдержать…
— Но ты выдержал.
— Нет, — Эдрик покачал головой. — Ты не понимаешь. Никто на это не способен. Можно лишь отказаться от всего, что способно страдать, — от памяти, от чувств, от тела, от сущности, от всех привязанностей, от ненависти и любви… От всего, что ты считаешь самим собой, от всего, с чем ты свыкся, но чем ты — на самом деле — не являешься. И когда от тебя остаётся только точка — чистое «я», не имеющее ни свойств, ни качеств — тогда ты перестаёшь мучаться и поток возносит тебя обратно.
— Так ты стал мечом? — спросил Льюис.
Эдрик кивнул.
— Может быть, мне стоит пройти этот путь? — Чёрный маг задумался.
— Нет. Ты не сможешь. Даже у нас… большинство учеников погибает, хотя их всю жизнь готовили к этому испытанию. Тебе не понять, что это, но эта дорога — не для тебя.
— Уверен?
Ещё один кивок.
— Поверь мне. На мосту у тебя, возможно, будут хоть какие-то шансы. Внизу — нет.
— Ну хорошо, — Льюис вздохнул. — Может быть, хотя бы теперь ты дашь мне прочесть эту треклятую книгу? Куда я теперь сбегу…
— Нет.
— Почему?
— Потому что книги у меня давно нет.
— Объяснись.
Эдрик улыбнулся. Оказывается, этот человек считал, что вправе требовать от него какие-то объяснения. Наивность Льюиса была под стать только его самомнению. Тем не менее Эдрик не стал спорить. Пусть думает, что хочет. Всё равно это не имеет уже никакого значения. До рассвета осталось менее четырёх часов…
— Я отдал её одному демону… слуге бессмертного волшебника, который нанял меня для того, чтобы выполнить для него кое-какую работу.
— Какую? — настороженно спросил Льюис.
— Найти вот эту самую книгу.
— И для чего она ему нужна?
— Наверное, для коллекции.
Некоторое время оба молчали.
— Расскажи. Подробности моей истории я не скрывал.
— Мне нужно подготовить Круг Врат. А тебе не мешало бы отдохнуть.
— Ты всегда находил какие-нибудь отговорки, когда я спрашивал тебя раньше. Полагаю, ты можешь создать путь достаточно быстро — иначе бы ты не стал трепаться о жизни здесь со мной, сидя у костра.
Эдрик вновь улыбнулся. Человечек ещё и пытался дерзить. Тел-ан-алатрита забавляла эта игра.
— И всё же потребуется время, — почти смиренно произнёс он.
— Хотя бы сокращённую версию.
— Некоторое время назад, — разглядывая Льюиса, Эдрик продолжал улыбаться, — случилось так, что я оказался в плену в одной довольно-таки необычной башне…
…Они были готовы за полчаса до рассвета.
Льюис окружил себя несколькими слоями заклинаний, которые собирался задействовать сразу, как только они переместятся к Слепой Горе, венчающей собой вершину Мирового Столба. Вся энергия, которую он собирал так долго, вольётся в заклятья, и на несколько минут наделит его тело невиданной силой и скоростью. Потом… Льюис не хотел думать о том, что будет потом. Слишком много надежд и страхов связывалось с этим «потом».
Достав нож, Эдрик начертил круг на вершине холма. Круг был неровным, местами — там, где из-под тонкого слоя земли и песка показывался камень — линия скорее предполагалась, чем присутствовала на самом деле, но всё это не имело никакого значения. Для некоторых действий — вроде ясновиденья или превращения в меч — Эдрику не нужны были заклятья. Здесь ему требовалось лишь зафиксировать точку перехода — ритуальное действие, необходимое лишь для того, чтобы перетянуть на ту сторону обычного человека. Захоти он переместиться один, ему не нужно было совершать даже таких минимальных приготовлений. Он не был ни человеком, ни демоном, и не принадлежал миру так же, как мир не принадлежал ему. Границ между Сферами для него не существовало, по ступеням бисуритов он мог бы взойти до Эдема или спуститься до Дна. Правда, он никогда не был ни там, ни там: во-