По возвращении из Будапешта царь вызвал Гарденберга и в присутствии Фридриха Вильгельма быстро прижал его к стене. Прусский король торжественно заявил, что полностью поддерживает российского императора в польских делах. Гарденбергу оставалось лишь повиноваться своему монарху. Уступая давлению царя и короля, он раскрыл свои контакты с Меттернихом и Каслри. Возмущенный Фридрих Вильгельм запретил ему вести с ними какие бы то ни было переговоры. Царь же был потрясен неблагодарностью пруссаков, однако в конце концов склонился к тому, чтобы приписать все это проискам Меттерниха. Чтобы углубить разлад между прусским и австрийским министрами, Александр сообщил Гарденбергу, будто Меттерних сам предлагал ему уступки по польскому вопросу, если в решении судьбы Саксонии Россия примет сторону Австрии[398].
Репутация Меттерниха была такова, что Гарденберг вполне мог поверить утверждениям царя. Узнав о сомнениях своего прусского коллеги, Клеменс решается на весьма серьезный шаг. 7 ноября он пишет Гарденбергу письмо, в котором фактически обвиняет российского императора во лжи: «Я узнал, мой дорогой князь, что император России в ходе беседы, которую он имел с Вами и королем, сказал, будто Австрия дала ему понять, что пойдет навстречу в польских делах, если императору Александру удастся спасти Саксонию. Я не только отрицаю, что подобный факт имел место, но и готов подтвердить противоположное в присутствии самого императора»[399]. Каких-либо письменных подтверждений у царя не было, и Меттерних мог писать Гарденбергу: «Разделять и властвовать кажется легче, когда имеют дело с державами, привыкшими полагаться на слово»[400]. Мимоходом можно заметить, что и царь, и особенно прусский министр были глуховаты.
Запретив Гарденбергу вести переговоры с Меттернихом и Каслри, Фридрих Вильгельм III полностью поддержал царя и подтолкнул тем самым Австрию на сближение с Францией. Каслри со своей пятичленной системой эквилибра был готов к этому еще раньше. Начинают просвечивать контуры тройственного союза.
Царь фактически объявил Меттерниху войну. Это еще более осложнило деятельность конгресса, который к исходу октября был открыт официально. Клеменс избрал единственно верную манеру поведения. Он держался твердо, с достоинством. Сцену, разыгравшуюся между ним и царем, он многократно излагал в своей собственной интерпретации; она и стала доминирующей. Настроение в Вене, если не считать заклятых противников канцлера, стало меняться в его пользу. По донесению хагеровского агента ситуация выглядела так: «Многие люди, которые до сих пор были против князя Меттерниха, теперь хвалят его за то, что он показал характер по отношению к русскому императору. Говорят также, что князь Меттерних диктует свои условия Пруссии и России, требует, чтобы конгресс работал спокойно. Но Россия и Пруссия показывают зубы. Это означает, что он не обычный, а великий министр»[401]. Между тем престиж Александра из-за распрей с австрийским министром существенно понизился. Венцев к тому же стала раздражать его ненасытность по части развлечений, плохо сочетавшаяся со стремлением выглядеть поборником высокой нравственности и филантропом.
В венском обществе был одобрительно воспринят остроумный отпор, который дала царю графиня Сеченьи. «Мадам, — сказал он ей на балу, — я вижу, что здесь нет вашего мужа; не позволите ли вы мне такое удовольствие, как временно занять его место?» «Ваше величество принимает меня за провинцию?»[402] — находчиво парировала графиня. Вызывало негодование поведение великого князя Константина Павловича. Так, в качестве почетного шефа австрийского кирасирского полка он буквально замучил его парадами, смотрами и маневрами. Однажды, в конце октября, будучи недоволен действиями кавалеристов, он грубо оскорбил командира полка, которым был не кто иной как князь Альфред Виндишгрец. Тот прислал великому князю секундантов. Знатность рода давала ему право на дуэль с членом царского дома. Александр I распорядился, чтобы его брат принес извинения, а затем отправил Константина из Вены в Варшаву.
Противостояние в лагере великих держав становилось все жестче. На балу у лорда Стюарта (7 ноября) Генц столкнулся с Талейраном, который не без удовлетворения сообщил ему о «предательстве Пруссии»[403]. В этот день Гарденберг полностью капитулировал, отказался от проведения собственной линии и в секретном меморандуме призвал Каслри признать притязания России на Польшу. Он был уверен, что Англия твердо поддерживает прусские притязания на Саксонию.
Вслед за этим российский военный губернатор Саксонии князь Н. Г. Репнин заявил о выводе русских войск и передаче Саксонии под управление Пруссии. При этом он ссылался на согласие Англии и Австрии. Но те соглашались на временную оккупацию королевства только в случае согласования позиций по польскому вопросу. Каслри и Меттерних решительно дезавуировали действия Репнина. К ним тут же присоединился Талейран. Людовик XVIII, связанный узами родства с саксонским домом, поддерживает своего министра: «Я отдаю приказ, чтобы войска были готовы к действиям»[404].
Царь попытался переманить Талейрана на свою сторону. С большой тревогой Меттерних и Каслри ожидали, чем кончится беседа Талейрана с царем во время ужина у графа Зичи. Но французский дипломат не изменил выбора. Тотчас же он постарался рассеять подозрения быстро превращавшихся в его союзников Меттерниха и Каслри.
Царь убеждал Талейрана (как и Гарденберга), что Австрия уступит Саксонию. Но французского министра трудно ввести в заблуждение. Он спокойно парирует утверждение царя: «Князь Меттерних, которого я видел вчера вечером, развивал передо мною взгляды, которые находятся в противоречии с тем, что ваше величество сделали мне честь изложить»[405]. Когда же царь сорвался на угрозы, Талейран указал, что Франция имеет под знаменами 130 тыс. солдат и еще 300 тыс. только что отпущенных из армии. Французский король не бросит саксонского родственника на произвол судьбы, тем более что Испания, Бавария и другие страны поддерживают его в этом намерении. К концу беседы у Талейрана сложилось впечатление, что царь «в глубине души хотел бы под благовидным предлогом выпутаться из этого дела»[406].
Изоляции от Австрии и Англии боится Гарденберг, ему не хочется быть в полной зависимости от благоволения царя, да и желание получить часть Польши тоже достаточно сильно. Он пытается несколько снять напряжение и убеждает Александра умерить притязания на Польшу, а Меттерниха — согласиться на то, чтобы саксонского короля перебросили в Рейнланд. Ради этого Гарденберг готов поступиться в пользу Австрии кусочком Силезии. Но даже если бы сам Меттерних согласился на это, кайзер Франц не санкционировал бы поглощения всей Саксонии Пруссией.
В этой запутанной ситуации более всех доставалось Гарденбергу, которого осыпали упреками и обвинениями с обеих сторон. В вербальной ноте Меттерниху от 2 декабря он делает отчаянную попытку достигнуть согласия: Пруссия должна получить Саксонию целиком, Майнц должен стать крепостью Германского союза, а не Баварии, царь отказывается от Кракова и Торна, которые станут свободными городами-республиками по образцу ганзейских. Саксонского короля предполагалось компенсировать за счет Вестфалии с 350 тыс. душ населения (население же Саксонии — свыше двух миллионов). Гарденберг обещает никогда не укреплять Дрезден, а Австрии предложена часть Верхней Силезии со 143 тыс. душ населения[407].
Чтобы помучить Гарденберга ожиданием, Меттерних не спешит с ответом. Прусский министр умоляет его ответить быстрее. 5 декабря — напряженный, но безрезультатный разговор царя с Клеменсом. Раздраженный Александр I обращается непосредственно к императору Францу. Тот непоколебим: «Никто не может лишать государя его владений. Если же он отрекается, его права переходят к законному наследнику. Он не может быть лишен их, и вся Европа не имеет на это права»[408]. Тем не менее, чтобы уязвить канцлера, царь утверждает, что одна беседа с Францем более ценна, чем десять — с Меттернихом.
Наконец 10 декабря в ответной ноте Гарденбергу Меттерних занял еще более жесткую позицию по саксонскому вопросу: он чувствовал теперь за собой поддержку Англии и Франции. В ночь на 6 декабря курьер с большим опозданием доставил Каслри депешу от премьер-министра лорда Ливерпуля. Британский кабинет, учитывая общественное мнение, отказался жертвовать всю Саксонию пруссакам. Интересно, что Ливерпуль сформулировал позицию своего правительства буквально словами Меттерниха: «По крайней мере ядро должно быть сохранено»[409]. На сей раз Каслри незамедлительно поставил своего австрийского партнера в известность о новых инструкциях. Пруссия лишилась прежней поддержки со стороны Англии. В порыве негодования Гарденберг на другой день знакомит царя с тайной нотой Меттерниха. Александр опять жалуется Францу на козни его министра. Франц отвечал, что если канцлер написал неподобающее письмо без его разрешения, то будет призван к ответу.
На сей раз потрясен уже Меттерних. В 2 часа ночи 12 декабря он дописывает свое оправдательное письмо. В нем он предлагает очную ставку с Гарденбергом. Клеменс собирался действовать совместно с Каслри. В переписке с англичанином Гарденберг тоже был весьма откровенен, поэтому они могут извлечь из нее достаточно компрометирующих материалов. Интересно, что при всем этом Меттерних не хотел устранения прусского канцлера: «Мы ничего не выиграли бы, если бы мы сломали шею этому государственному деятелю, он был бы заменен еще худшим»