— Алеш Барда! — представил его полковник. — Самый занятый сотрудник отделения.
Послышались смешки.
— Что там, Ал? Еще одна студентка? — хохотнул Чапкович.
— Ну ладно, хватит, парни. Хватит! — Вит указал на часы над дверью. — Давайте в темпе, мне сегодня в мэрию. В общем, вы уже слышали про ценные указания из министерства.
Он начал перекладывать бумаги, словно ища письмо. Алеш хорошо видел черно-золотую эмблему: на самом верху большой стопки, у стены.
— В общем, мы это придумали с Алешем, с нашим Алешем, — полковник бросил на него взгляд, будто ища поддержки. — Прошла неделя, как все началось, мы еще ничего не понимали, ну и задумали кое-какой эксперимент. Хотели знать, как действует чертова сила. Хотели взять заключенных из Кирицкой колонии.
Полицейский сжал зубы. Будь он проклят, если коллеги хоть что-то поняли — но все взгляды тут же устремились к нему.
— Мы копали по двум направлениям, — между тем, продолжал Вит. — Петер Стелик, это раз. Нужно было о нем все выяснить. И второе: Алеш состряпал план эксперимента. Ну, чтоб узнать о силе больше. Я не такой старый пень, как вы думаете, я сразу понял, что это опасно. Мы сделали план и послали наверх. А тем временем взялись за то, что попроще, за Стелика.
— Милос… — произнес кто-то у самых дверей.
Тяжелое лицо Вита окаменело. На лбу, над двумя морщинами, выступил пот.
— Да, парни. Наш розовощекий новичок отправился в Марице, копать на ублюдка. По приезде с утра еще вышел на связь, а потом исчез. Был в Марице один вердикт, «Любопытство»… Мы бросили все эксперименты. Все бросили… Пьющие, лодыри и те, кто думает, что ему здесь не место — вы все мои парни. Мои. Я никого и никогда не подставлю. И теперь вот этот чертов приказ…
Он утер со лба пот.
— Что там, полковник? — подал голос Ришо. — Вы не держите нас за дурней. Пока что вы ничего не сказали.
— Там наш с Алешем план, — проворчал Вит. — От которого я больше месяца отбрыкивался. Эксперимент на заключенных, убийцах и насильниках, чтобы понять пределы силы. Вот, чего там наверху хотят.
В комнате быстро поднялся гвалт. Говорили все: и пьющие, и лодыри, и те, кто думает, что ему здесь не место — у каждого нашлось свое мнение.
— Тихо! — Вит пару раз треснул по столу, пока все не унялись. — В приказе сказано вот что, — он, наконец-то, взял бумагу и вперил в нее взгляд, словно ожидая знака. — Взять заключенного и прямо в робе вывезти за город, в Енашов или еще дальше, в Бальцерец, на усмотрение. Дальше выпустить и продолжить наблюдение, на машине, а также пешее. В течение дня — а я скажу, часа — он совершит кражу, потому что в робе по нашей погодке не больно-то походишь. Затем подделка следа, прямое давление к совершению преступления и прочее, всего тридцать семь пунктов на пять страниц.
Полковник встал, навис над ними, предупреждая возражения.
— Мы можем похоронить приказ среди бумаг? — первым подал голос Лаврык.
— Да! Потерять его…
— Точно!
— Кто знает, может, завтра будет новый министр?
— А что, по-вашему, я делал последний месяц? — Вит обвел всех взглядом с таким выражением, будто хотел больше никогда их не видеть. — Именно это, парни. Вы слышали, что хочет президент? Кодекс он хочет, по лестнице спустилось и к нам тоже. Все. Край. Играть уже не получится.
— А если мы напишем рапорты? — выкрикнул Чапкович.
— Пиши, — полковник оперся кулаками на стол. — Ты полицейский, ты знал, куда идешь. Но пиши. Я возьму рапорт и слова не скажу.
Желающих уйти не нашлось.
Интересно, что Вит намерен делать? Бросить жребий, предложить обман? Своей властью решить, кому подставлять шею? Полковник долго молчал, под хорошо знакомым льдисто-серым взглядом слова застревали в глотках — но долго так продолжаться не будет.
В глазах Вита как раз заплясали нехорошие искры, инстинкт подсказывал Алешу: сейчас начнется — когда послышался неуверенный голос.
— Ну, я могу…
Лейтенант Гужар набрался храбрости и повторил:
— Да, я могу! Я готов вызваться.
Полковник, еще секунду назад занимавший полкабинета, вдруг сразу съежился, сдулся, превратился в простого мужика средних лет. Он снова сел и сложил на столе руки, как в молитве. Воцарилась долгая, совершенно невыносимая тишина.
— Так что? Вы ведь этого хотели? — прервал молчание лейтенант.
— Чего я хочу, сынок, тебе знать не положено. Да. А хотел сказать я вот что: это опасно, действительно опасно. Но не факт, что смертельно.
Снова заговорили все разом. Заметив, что Вит в бешенстве сжал зубы, полицейский громко напомнил о себе:
— План придумал я! Так что поясню слова полковника: мы до сих пор не видели, чтобы кто-то пострадал за намерения. Люди исчезают только в момент преступления. Профилактически, — Алеш усмехнулся, — проклятие не действует, сами вспомните все известные случаи, и вы тоже согласитесь.
— Да, черт возьми! — снова заговорил Вит. — Да, это опасно. Но я честно предупредил, с самого начала. Сегодня вам повезло, парни, вызвался доброволец. Но скажу еще раз: я никого не держу. Тем более, в наше безумное время. Если хоть раз будет так же — пишите рапорты. И без вас все катится в полную срань.
Он смерил отдел взглядом и бросил:
— Свободны. Барда, Гужар — останьтесь.
Алеш молча ждал, пока все покинут кабинет, пока Вит надиктовывал лейтенанту указания. Парень стоял навытяжку, твердо глядя поверх седого затылка начальства. Когда и Гужар ушел, полковник обернулся к полицейскому. Ослабил воротник, поведя толстой шеей.
— Ну, что скажешь?
— То, же что и вы, — Алеш пожал плечами. — Сегодня пронесло.
— Нет. Почему он вдруг вписался, когда все струсили?
— Совесть? Энтузиазм? — предположил полицейский. — Кажется, Гужара перевели к нам за отличную службу.
— Патрульную службу, — Вит фыркнул. — Хорошо бы, если дело в совести. Чертовски хочу в это верить!
— Мы все когда-то начинали в патруле. Даже вы.
Алешу показалось, сейчас полковник накричит на него — но тот, видно, передумал. Закрыв глаза, Вит буркнул:
— Важно, не где мы начали, а в какой дыре закончим.
Он так и сидел с закрытыми глазами, пока полицейский не сообразил: это сигнал, что и ему пора заняться делом.
И все-таки — до чего же быстро опустел Даниц! Прошла едва ли пара месяцев. Городские власти и сейчас время от времени издавали бравурные сводки: и продажи продуктов, и нормы по вывозу мусора — все говорит, что в городе семьдесят три процента жителей. Черт знает, как там с мусором… на глаз казалось, что людей на улицах вдвое меньше.
Ришо клятвенно уверял, что это только в центре так:
— Ты же у нас ихтиандр! Я имею в виду, ископаемое, — напарник хмыкнул и вывернул руль на повороте. — Получил в наследство жилье, на блюдце, и туда же! А, если не в курсе, то в Ворошской дельнице живут богачи. Они все сразу побежали, еще в первую неделю.
— В старом центре службы и головные офисы. Сюда стекаются со всех окраин.
— Нет, ты съезди в Будынскую дельницу! Или в Текстильный ряд… Подними задницу! Увидишь, сколько людей на рынках и остановках.
— И на вокзалах, — Алеш отвернулся.
— Да ну тебя!
Полицейский отчасти все же верил ему. Ну что решишь первым делом, когда такое творится? Сбежать. Спрятаться. Как можно дальше в глушь, подальше от других людей… Да только эта мысль пришла в голову миллионам, и первыми заперлись в загородных виллах богатеи. Негде спрятаться, когда бегут все. Некуда бежать. Везде одно и то же.
Пожалуй, что и для Мира слишком поздно. Но попробовать стоит.
Низкое белое солнце сперва клонилось к закату, но вскоре запуталось среди голых ветвей. Люксембургская превратилась в речное русло с грязными, усыпанными листвой берегами. По хлюпающим кочкам, по шуршащим листьям — они добрались до череды двухэтажных кирпичных домов. Сто лет назад здесь селили рабочих, потом сделали общежития, а после кто-то выкупил крошащиеся здания, покрасил оранжевым, поставил новые окна — и тут же начал сдавать жилье.
— До кампусов рукой подать, — Алеш оглянулся через плечо. — Говоришь, эта Ягорлыцкая в Национальном училась?
— Ну да. А он ей вроде парня, — Ришо спрятал лицо за воротником и говорил невнятно. — Но это не он поселился ближе. Это его мать снимает квартиру.
— И смотри, тот перекресток совсем рядом…
— Да, ей от кампусов два шага пройти! Даже странно, где шлялась до пяти утра.
— Вот и узнаем, не здесь ли, — Алеш первым вступил в тихий, пахнущий кошками подъезд.
В квартире тоже пахло кошками. А еще застарелым запахом спиртного. Сперва полицейский решил, что разит от парня, который открыл дверь — но нет: запах впитался в обои, в стены, в потертый коврик на полу.
— Мартен Крайчик? — грозно рявкнул Ришо. — Полиция!
— А, вы насчет матери…
Студент близоруко сощурился. Он отступил в тень прихожей, пропуская их внутрь. В соседней комнате блеклый свет сочился сквозь занавески в цветочек — но в коридоре царил почти полный мрак.
— Насчет девицы твоей, Ягорлыцкой! — не сбавлял тон Ришо.
— Сюда. Проходите. То есть как это… как насчет Элишки?
— Так, что она провела здесь ночь. И не юли, мы уже все выяснили!
Знает же, говнюк, как давить на людей! Чему хорошему не научился, а этому — легко.
Но парень и не спорил. Тот упал в видавшее виды кресло, забыв предложить им сесть. В углу полицейский заметил скомканную постель: Мартен явно жил прямо здесь, в гостиной, и точно не ждал гостей.
— Полегче, — Алеш коснулся плеча напарника. — Что с вашей матерью?
— Она… она умерла.
Судя по выражению лица, студент спорил с самим собой: не то послать их к чертям, а не то провалиться от стыда под землю.
— Когда это произошло?
— Часов пять утра, я только закрыл дверь за Элишкой. Мама еще не спала, крикнула так… хрипло, что ли… — парень и прежде был серым, а стал вовсе бледным, как смерть. — Сказала, когда я вошел: «Сын, принеси еще», а чего, не закончила… Выдохнула и все. Я даже не сразу понял.