— В Мастергородок попасть неплохо — говорят, там отличные специалисты. По крайней мере те, кого вы из наших мастерских забрали. И Рыжий огонь надо исследовать, — в тон ей отозвался Хакмар. — Только твой Храм его не получит! Рыжий огонь принадлежит кланам гор Сумэру!
— Зачем? — съездив Хакмара по носу голубыми волосами, Аякчан резко вскинула голову и подозрительно уставилась парню в лицо. — Вы что задумали?
— Ничего особенного — надоело, какую цену вы за свой Голубой огонь ломите, — равнодушно ответил Хакмар. — А с Рыжим вы нам больше не понадобитесь.
— Отделяться задумал? — страшным шепотом выдохнула Аякчан. — Оторвать горы Сумэру от остального Сивира? Войну между мастерами и Храмом устроить?
— Разве что маленькую, — небрежно ответил Хакмар. — Чем быстрее вы, ведьмы, сдадитесь, тем добрее мы будем к побежденным!
— Это мы будем очень добры к побежденным! Я тебя просто спалю в кучку пепла по доброте душевной, ты, свободолюбивый горец! — И Аякчан со всей силы стукнула его кулаком в грудь.
Хакмар сдавленно охнул… от боли его сложило пополам.
— Хакмар! Тебе больно! — испуганно вскинулась Аякчан.
— А ты как думала? — ломким голосом откликнулся Хакмар. — Зато теперь я честно могу сказать, что вы, ведьмы, напали первыми!
— Замолчи немедленно, а то я тебя снова стукну! — всхлипнула Аякчан, поддерживая парня за плечи.
Хакмар шумно выдохнул и выпрямился. И посмотрел сверху вниз на зареванную мордашку Аякчан. Слезы оставили дорожки на покрытом серой маской пепла лице. Аякчан посмотрела на него…
Хадамаха понял, что снова надо отворачиваться! И уставился прямо перед собой — в наплывающую на них тьму бесконечного туннеля.
— Ой! — тихонько сказала за спиной Аякчан — и наступило долгое молчание. Даже дыхания этих двоих не слышно. Словно и нет их.
Счастливые люди! Каждый уже придумал, что делать. Аякчан — захватить власть в Храме. Хакмар — исследовать Рыжий огонь и добиться независимости Южных гор. И они готовы сойтись в честном бою и отвоевать… не исключено, что друг дружку.
«А у меня все проще — не надо мне ни власти Храма, ни свободы гор. Хочу домой. К маме. К отцу с братом. И еще одну девушку увидеть — обязательно. Нам надо поговорить».
— Нам надо поговорить, Хадамаха! — звонко сказал девический голос.
Свиток 4,в котором сильные духи делятся своими планами на будущее людей
Хадамаха оглянулся. Вокруг никого не было. Совсем никого — включая Хакмара и Аякчан. Лист был совершенно пуст.
Хадамаха вскочил:
— Где они? — И шарахнулся головой о каменный свод. — Уй-ей! — Лист закачался так, что пришлось растопырить руки, упираясь в стены туннеля, чтобы не опрокинуться. — Аякчан! Хакмар!
— Здесь они, успокойся! Просто ты сейчас не видишь их, а они — тебя! Или тебе обязательно подсматривать, как они целуются? — раздраженно спросил девичий голос.
— Они-то целуются! — обиженно пробурчал Хадамаха, осторожно усаживаясь обратно на мокрый и остро пахнущий черной водой лист. — Тебя я тоже не вижу.
— И не увидишь! — отрезала невидимая девушка. — Что было, когда я в прошлый раз появилась, а?
Хадамаха засмущался. Его большие руки неловко терли колени, точно он хотел протереть дырку, и смотрел он только вниз, боясь поднять глаза.
— Кто обниматься полез? — обвиняющим тоном заявила невидимая девушка.
— Я спросил… — не отрывая взгляда от коленок, пробубнил Хадамаха.
— Я сказала, что нельзя!
— Ты так сказала нельзя, что я подумал — немножко можно.
— Немножко и было можно. — В девичьем голосе появились сварливые интонации. — А ты мне чуть все кости не переломал лапами своими медвежьими!
Хадамаха сокрушенно поглядел на свои ладони и вздохнул.
— А ведь я по делу приходила! — недовольно объявила она.
— Ты всегда по делу приходишь! — отчеканил он и отвернулся. Демонстративно. От того места, где она могла бы быть, если бы ей не было на него наплевать!
— Ты чем-то недоволен? — настороженно поинтересовалась невидимая девушка.
— Куда ж мне быть недовольным-то! — воскликнул Хадамаха — с такой бесконечной искренностью, что это уже граничило с издевательством. — Вон, Хакмар с Аякчан — жрица да горец. Им друг друга даже терпеть рядом не положено, а все как-то ладят! А у моей девушки важные дела! — с сарказмом процедил он. — Ты меня стесняешься, умгум? Что я вот медведь? Или что из бывших стражников?
— Ты чего? — Весь запал у девушки исчез — она явно растерялась. — Так и правда поверишь, что у вас, стражников, в голове одна извилина и та от шлема. С чего ты взял, что я тебя стесняюсь?
— Что ж мы встречаемся только на сто локтей под землей? — он окинул взглядом туннель. — На празднества-ысыахи не ходим, на шаманских представлениях не бываем. Нигде не бываем, кроме Пламенных битв и загадочных подземелий! Нормально, умгум?
— А молодому парню встречаться со старой бабкой — нормально? — заорала девушка. Воздух над листом дрогнул, и на нем появилась… старуха. По хант-манскому обычаю, собственные волосы ее сплетались с накладными угольно-черными косами, еще больше подчеркивающими седину. Лицо сморщено, как кора старого дерева, запавшие губы старушечьего рта напоминали засушенные жабьи шкурки… и только глаза на этом древнем лице смотрелись странно молодо и дерзко.
Хадамаха подпер голову кулаком, тяжко вздохнул — словно сожалея о кое-чьем тупом упрямстве — и уставился на старуху взглядом таким ехидным и ироническим… что бабку передернуло. Ее облик поплыл — точно его нарисовали на снегу перед самой оттепелью. Сперва что-то произошло с паркой — здоровенное, размером с чум, сооружение из замши и меха стало короче, убралось в талии, обзавелось кокетливым пушистым воротом и цветной вышивкой. Седые косы брызнули золотом и медью… Вместо старухи на листе стояла молоденькая, не старше Хадамахи, хорошенькая девушка в модной укороченной парке, щегольских торбозах и расшитой раковинами-каури задорной шапочке на невиданного, золотисто-медного цвета толстых косах.
— Ну ладно, ладно! — досадливо закричала девушка. — Вот она — я! Добился своего?
Хадамаха молча похлопал по листу рядом с собой. Девушка мгновение поколебалась… потом села рядом, поджав ноги и привалившись плечом к боку Хадамахи. Парень замер — как замирают, когда тебе на ладонь опускается птичка, готовая в любой миг вспорхнуть и улететь.
— Как с тобой трудно! — пожаловалась она. — Ты что — не понимаешь? Я — Умай, Калтащ-эква, дух средней Сивир-земли…
— Сороде, бэле! [1]* Приятно очень — Хадамаха из племени Мапа. — Он кивнул, словно знакомился. — Бывший стражник, бывший игрок в каменный мяч… нынче все-Сивирский преступник.
— Прекрати развлекаться! — она стукнула его кулачком по плечу. Туго натянувшаяся на могучих плечах Хадамахи синяя стражницкая куртка угрожающе затрещала. — Я отвечаю за всю Среднюю землю, а ты мне предлагаешь на медвежьем празднике с тобой плясать. Как ты себе это представляешь?
— По-разному, — вздохнул Хадамаха. — Летом представляю, зимой, иногда Ночью, иногда Днем. В городе каком. Или наоборот, у нас, у Мапа, в селении. У нас знаешь какие праздники бывают! Ого! Я тебя с мамой познакомлю! Она тебе понравится. Она не такая, как некоторые… ну, которым в девчонках все не так… Да она сама не старая!
— Знаешь… — удивленно протянула Калтащ. — Меня еще никто не знакомил с мамой! Считается, что это я — всеобщая мама. Мать-Земля. Ты рассказывай, мне нравится! — Она завозилась, пристраиваясь поудобнее. Хадамаха аккуратно протянул руку и тихонько обнял ее за плечи. Возражений не последовало.
— Я б для тебя все-все подарки на всех-всех соревнованиях выиграл. — Он украдкой поглядел на ее руки. На пальце Умай красовалось вырезанное им костяное колечко. Хадамаха ухмыльнулся и прижал ее к себе покрепче. — Чего тут рассказывать — тут делать надо! Вот выберемся отсюда и…
Девушка вдруг досадливо хлопнула себя ладонью по лбу и рванулась в сторону, сбрасывая с плеч руку Хадамахи.
— Я же говорю, что с тобой трудно! — едва не плачущим голосом выкрикнула она. — Вечно мне голову как метелью запорошишь, что я и не помню, зачем пришла! Плывешь, плывешь — тебе неинтересно совсем, куда выплывешь?
— Ты ж пришла — скажешь, — лениво откликнулся он. — А если мы сперва о своем — о важном! — поговорим, мы что, куда плывем, туда опоздаем?
Девушка вскочила и грозно ткнула в Хадамаху пальцем:
— Хадамаха, ты — маньяк!
Хадамаха озадачился.
— Мапа я! Чукчей знаю, хант-манов знаю, сахи знаю, Амба-тигров тоже знаю… — принялся загибать пальцы он. — Маньяков не знаю! Кто такие, где обретаются?
— Их где угодно встретить можно! — ехидно сообщила Калтащ. — Хоть вот даже на тайных путях земли! Маньяки — это злодеи такие, к девушкам пристают. В неправильное время и в неправильном месте!
— Не злодей я! — разобиделся Хадамаха. — Стражник я, хоть и бывший. Я и сейчас бы стражником был, если б не поддался на черношаманские камлания и не влез в дела с Советником и Храмом! Злодеев бы ловил… — совсем помрачнел парень. — Разных… А то самого большого поймал — и все, сразу сам все-Сивирским преступником сделался!
— Ну что мне теперь, прощения у тебя просить? — разозлилась Калтащ.
— Ты-то при чем! — отмахнулся Хадамаха.
— Я как раз больше всех при чем, — после долгого молчания тихо сказала Калтащ. — Плохо мне, Хадамаха… Плохо. — Она потянула пышный ворот парки, будто тот душил ее. Под глазами у Калтащ разбежались морщинки, кожу усыпало пятнышками, точно девушка стремительно, на глазах старела.
— Обидел кто? — испугался Хадамаха.
— Такие же, как ты! — она уставилась на него чуть не с ненавистью, глаза у нее запали, как у тяжко больной.
— Погоди… Какие — как я? — еще больше растерялся Хадамаха. — К тебе что, еще какой парень клеится? Ну… кроме меня?
«Я его сам приклею! — подумал он. — Рыбным клеем на берегу Великого Океана! Так, чтобы косатки дотянутся могли!»