Экийя, не вытирая слез, некоторое время грустно смотрела на Олега, а затем протянула к нему руки и тихо попросила:
— Положи этот венок на его могилу!
Олег поставил дочь на помост рядом с Рюриковной и бережно принял небольшой венок из красивых алых и белых цветов. Он не позволил себе передать венок дружинникам и, Ничего не сказав Экийе, низко склонился перед горем матери. Установившаяся на причале тишина говорила о многом. Дружинники молча погрузились в ладьи. Провожающие молча кланялись отъезжающим. Тихо плескалась вода в Днепре, и еще тише шелестел ветер листвой…
Две ночи гнал лошадей, меняя лодочников и ладьи, с реки Медведицы на Дон главный вестник хакана, ловкий, сильный торкан по имени Земарх. Бросив ладью на берегу Дона, он потребовал у речных стражников нового коня и, вскочив на серого трехлетку, погнал его прямо к воротам Саркела.
Белый город, который раскинул свои низкие жилища перед его взором, пахнул неожиданно сурово на первого вестника хакана, и тот судорожно глотнул воздух. В честь чего это вдруг мелькнула вон там, у юрты Изиды, тень матери, умершей давным-давно, когда Земарху исполнилось всего два года? Он и лик-то ее помнил только по умелому рисунку иконописца Боруха, который на коже однолетки-барана яркими красками нарисовал портрет красивой женщины и сказал:
— На, Земарх, храни портрет той, которая дала жизнь тебе, но мою унесла с собой.
И Земарх хранил ее портрет у себя на груди. Он обшил его тонким шелком, положил в маленький кожаный мешок и прикрепил изнутри опаловой брошью к левой половине суконного халата. Мать и память о ней были святынью, почитать которую учил не только иконописец Борух, но и первый сановник хакана, друг отца Земарха, иудей Ипион, ведавший всеми гонцами и вестниками.
Как он встретит сейчас Земарха, первый советник хакана? Что ответит на ту смертоносную весть, которую несет Земарх всему Саркелу? Приготовься, Земарх, у тебя нынче день грозных встреч! И он дотронулся рукой до опаловой брошки и тихо прошептал:
— Благодарю, мать, за опеку. Но чует душа беду…
Он влетел на сером скакуне в Северные открытые ворота Саркела и помчался по прямой широкой дороге, ведущей к белокаменному дворцу царя и хакана: Нет, конечно, он никогда не увидит хакана, который никого, кроме девяти советников, к себе не подпускает, но Земарху очень захотелось не только увидеть великого повелителя хазар, но и сказать ему ту горькую правду, которую заслуживал только он, отвечающий за силу воинской дружины хазар и не считающий нужным увеличивать ее святое число. Двенадцать тысяч воинов испокон веку насчитывала дружина хазарских государей и не имела права пополняться, так как советники не хотели сокращать свое жалованье, получаемое от хакана и царя.
Земарх доскакал до белокаменного дворца, спешился с коня, приказал доложить Ипиону о своем прибытии и, не дожидаясь приглашения, проследовал в правое крыло просторного дворца, единственным украшением которого были красивые мозаичные полы с четкими геометрическими шестиконечными фигурами, окрашенными в темно-синий или белый цвет. Каждый, кто смотрел на стройный и правильный рисунок мозаики на полу, испытывал вдруг необыкновенный свежий прилив сил и энергии, исчезала растерянность, и ничто не могло поколебать в человеке ту решимость, с которой он сюда явился.
«О великий пол великих правителей! — грустно подумал Земарх, осторожно ступая по мозаичным плитам. — Что посоветуешь, мудрый пол? Смолчать или высказать все этим царствующим особам, изображающим из себя потомков великих богов? Все мы рабы их жестов, перстнями унизанных пальцев…» — безнадежно вдруг подумал Земарх и услышал свое имя.
Он обернулся на жесткий, немного гнусавый голос и увидел перед собой немолодого человека, богато одетого в длинный парчовый халат и высокий тюрбан, украшенный яхонтовой брошью.
— Приветствую тебя, о великий советник великого правителя хазар! Да продлятся твои светлые дни, да прославятся годы…
— Не усердствуй, Земарх! Изложи весть, которую принес в эти стены! — нетерпеливо прервал Ипион гонца и подошел к вестнику на то расстояние, которое следовало соблюдать чиновнику его ранга при разговоре с подчиненным.
— Все двенадцать застав, начиная с реки Орель, реки Медведицы и кончая верховьем Дона, сметены и уничтожены…
— Молчи! — испуганно прервал Ипион гонца и, схватившись за сердце, покачнулся. — С такой вестью ты пришел во дворец хакана?! О несчастный! Да знаешь ли ты, что это означает для тебя? — в ужасе пробормотал Ипион.
— Знаю, — тихо, но твердо ответил гонец.
— Ну, если знаешь, то… — Ипион выпрямился и сурово молвил: — Тогда, может быть, и самому хакану изложишь все, что ведаешь?
— И хакану, и царю! — твердо проговорил Земарх и выдержал испытующий взгляд сановника.
Ипион вздернул подбородок и быстро обдумал предложение гонца.
— Недурно! — улыбнулся он Земарху. — Мы давно не веселились. Думаю, будет неплохая потеха. Пошли!
Земарх удивился быстрой смене настроения первого советника хакана и недоуменно последовал за ним, твердым шагом поднимающимся по крутым ступеням дворца на второй этаж.
Минуя стражу, вооруженную длинными копьями и тяжелыми мечами, первый советник вошел в большую залу, пол в которой был украшен мозаикой коричневых и бежевых тонов, несущих настороженность и бдительность каждому входящему в нее. В дальнем, серединном отсеке залы находился выполненный из драгоценного черного дерева длинный, широкий стол на низких толстых ножках, уставленный золотыми и серебряными вазами, наполненными восточными фруктами и сладостями. За столом, на низком парчовом диване, застеленном красивыми персидскими коврами, восседал благообразный мужчина солидного возраста, в роскошном халате из багдадского шелка и серебристом тюрбане, украшенном жемчугом и сапфирами.
Как только визирь увидел входящих, он визгливым голосом потребовал, чтобы они немедленно пали ниц.
Земарх и Ипион выполнили повеление хакана и не поднимали головы до тех пор, пока правительствующей особе не надоело смотреть на их согнутые спины.
— Кто вы и что вам надо от меня? — гневным голосом, как полагалось по ритуалу, спросил хакан, прекрасно зная, чьи спины согнуты в страхе перед его вельможной особой.
Не разгибая спины, Ипион ответил:
— Перед твои святые очи, о всемилостивый хакан, правитель хазар, явился твой первый советник, Ипион.
— А кого ты привел к своему хакану, правителю хазар, первый советник Ипион? — не позволяя тому поднять голову и разогнуть спину, все тем же гневным голосом спросил хакан.
— Я привел к тебе, о всемилостивый и великий правитель хазар хакан, самого храброго, самого зоркого и самого быстрого гонца, сына погибшего полководца Ицхака, благородного Земарха! — бесстрастным голосом оповестил Ипион, не поднимая головы и не стараясь разогнуть спину.
— Встаньте оба! Я позволяю вам приблизиться к великому правителю хазар и поведать ему о том, что возбудило ваши сердца и души! — изрек хакан твердым голосом и не без любопытства подождал, когда первый советник и его первый гонец подойдут к третьей черте, отмеченной в мозаичном полу особой двойной шестиугольной звездой.
— Говори, гонец Земарх, сын достопочтенного полководца Ицхака! — повелел хакан и недовольно оглядел крепкую мускулистую фигуру гонца, облаченную в теплый суконный халат, украшенный скромной брошкой из опала.
Земарх вздрогнул, будто впервые услыхал свое имя, произнесенное, как ему показалось, не голосом хакана, а голосом Небесного Судьи. «Зачем все это?» — с ужасом подумал вдруг он и содрогнулся от собственного безрассудства.
— Хакан! У твоего государства на северо-западном пограничном клину не осталось ни одной заставы, начиная от Ореля, Медведицы и кончая Доном! — проговорил Земарх и выдержал недоуменный взгляд хакана.
— Кто же уничтожал мои заставы на северо-западном клину моей страны? Кто посмел разрушить то, что создано по воле самого Йогве?! Ты ведаешь об этом, Земарх?
— Да, великий правитель хазар, — смиренно ответил Земарх, почувствовав в голосе хакана металлические нотки. — Это киевский правитель, великий князь Олег-Олаф, тот, что из русичей-варяг, который правил после Рюрика Новгородом, а затем убил киевских князей Аскольда и Дира и сделал Киев стольным городом для всех словенских городов, в которых сидят его воеводы со своими дружинами.
— Это тот самый Новгородец-русич, который отвоевал у нас полян и древлян? — настороженно спросил хакан.
— Да, великий правитель хазар.
— Какова его сила и что ему нужно от нас? — быстро спросил хакан.
— Сила его в три раза превосходит всю нашу дружину, а цель — расширить границы своих владений, захватив нашу страну, — мрачно доложил Земарх.
Хакан удивленно пожал плечами и грустно спросил Ипиона:
— Твой гонец Земарх знал, что ему полагается за позорную весть?
Ипион молча склонил голову перед хаканом, и тогда хакан молвил следующее:
— Ты думаешь, гонец Земарх, сын достопочтенного Ицхака, что я скажу тебе за ту позорную весть, которую ты счел нужным донести до моих ушей: «Иди и умри»? Ты ошибаешься! Я отведу тебя к царю, и ты поведаешь ему сам еще раз то, что сказал мне! Ибо именно царь в нашей стране распоряжается войском и казной! А я только молюсь нашему богу за спасение душ великих иудеев, что вынуждены управлять и хазарами-язычниками, и хазарами-иудеями, и хазарами-христианами, и хазарами-мусульманами! Попробуй сконцентрируй дух всех этих людей да благо страны хакана! Ступайте оба за мной! — грозно повелел хакан и пробубнил в раздумье: — Наверное, наш светлейший и мудрейший придумает, что надо сделать с этим грозным Новгородцем-русичем!..
Олег сидел на огромном валуне, в древности оттесненным в эти просторные донские степи ледником, и напряженно всматривался в разгорающийся рассвет. Нёбо на востоке дышало розовым паром и, начиная от линии горизонта, постепенно скрадывало ночную мглу, властно окрашивая отвоеванное пространство в царственно-голубой цвет, насыщенный свободой и торжеством чистоты.