— Ну и ну! — сказал он, качая головой. — Неужели тебе только пятнадцатое лето?
— Пятнадцатое, — со вздохом подтвердила Ольга. И опять решительно добавила: — Это много.
Она присела рядом с Борисом и обняла его. Девочка в четырнадцать лет вдруг почувствовала себя и матерью, и женой. В ней проснулась вдруг такая потребность его ласкать, что она не смогла перебороть себя и остановить нахлынувшие чувства.
Борис же, растроганный ее нежностью и лаской, быстро забыл обо всем и отвечал ей тем же.
Вдруг Ольга засмеялась.
— Ты что? — улыбнулся Борис.
— Я? — еще звонче засмеялась Ольга. — Я хочу есть! — наконец сквозь смех проговорила она. — А ты?
— Я? — Борис прислушался к себе. — Не знаю. Хочу тебя целовать! — неожиданно крикнул он и, обняв смеющуюся Ольгу, весело расцеловал ее.
— Ну, ей-богу, хочу есть! — вырвавшись от Бориса, весело и довольно сказала Ольга. — Пошли к нам! С отцом увидишься, — решительно добавила она.
— А он суровый у тебя? — Борис нехотя поднялся. — Мне прихватить папоротник? Он где-то тут растет? — Борис сделал вид, что ищет папоротник.
Ольга расхохоталась:
— Пожалуй, для… разговора с моим, отцом понадобится не только папоротник, а вековой дуб, мудрый тысячелистник, хитрый можжевельник и бредовый хмель!
— Ого! Бот это отец! Я, пожалуй, лучше сначала к Богомилу Соловью схожу, узнаю, стоит ли встречаться с твоим отцом! — весело сказал Борис и поцеловал Ожгу. — А ты как думаешь?
— А я и забыла про Богомила Соловья, чародея и знатока всех душ! Может, пойдем вместе? — Ольга повисла на шее Бориса.
— А ты не умрешь с голода?
— Умру, — шутливо завыла Ольга и схватилась за живот. — Это уж точно, не выдержу, нет! К Богомилу Соловью пойдем потом. Сейчас — обедать! — И, повиснув у него на руке, потянула его в сторону города.
— Анисьюшка, милая моя, посмотри, кого я привела! — почти пропела ласковым голосом Ольга и обняла свою няньку.
Анисья долго внимательно разглядывала Бориса, изредка переводя взгляд на трепещущую и взволнованную Ольгу. Умудренная жизнью женщина сразу догадалась обо всем. Сначала призадумалась. Затем нахмурилась, вспомнив что-то, а потом вдруг заговорщически спросила:
— Любы оба?
— Да! — вспыхнула Ольга. — Да, Анисьюшка, да!
— Ну, это гоже! — важно заметила Анисья. — Ступайте в дом, скоро и князь пожалует.
Борис споткнулся. Замешкался.
— Кто? — краснея, переспросил он.
Анисья громко рассмеялась, сразу поняв причину замешательства парня.
— Князь, говорю, скоро вернется. Отец Ольгин, — смеясь, проговорила она, все забавляясь смущением красивого парня.
Ольга вздохнула.
— Он не знал, чья я дочь, — пояснила она.
Борис отступил. Помрачнел.
— Да полно, парень! — опять засмеялась Анисья. — Ежели сейчас спотыкаешься, что же будет, когда князь приедет! Не робей, коль Ольгу полюбил. Она у нас не на каждого глянет! Раз тебя сама в дом привела, значит… — Анисья посмотрела на Бориса, и ей вдруг стало очень жаль его. — Ну что ты, как дитя! — тихо, сочувственно проговорила она. — Князь наш хоть и суров, но умен. Худо не поступит. Не робей, говорю, иди!
И Анисья подтолкнула Бориса, готового уже повернуть назад.
Он переступил порог дома знаменитого плесковского князя и клял себя за то, что не сообразил раньше узнать, чья Ольга дочь.
Борис сидел, в просторной гридне на широкой скамье, покрытой дорогим персидским ковром, и кручинился. Изредка в гридню залетала Ольга взглянуть, как он тут один, но тут же исчезала отдать бесчисленные и, как ему казалось, совершенно ненужные приказания: ведь в доме есть Анисья, уж она-то знает, что надо делать. Но Ольга не задерживалась ни тут, ни там, видимо решив окончательно замучить Бориса, заставив его в эти тяжелые для него минуты испытать свою выдержку и достоинство.
Прошло еще немного времени в ожидании, отягченном неизвестностью предстоящей встречи с отцом Ольги, когда наконец распахнулась дверь гридни и вошла торжественная Анисья:
— Князь пожаловал! — объявила она и, подбадривающе кивнув Борису, вышла.
Борис встал. В глазах потемнело от волнения. Руки вспотели. Ноги подкашивались. Хотелось тут же сесть, даже не сесть, а рухнуть на пол и выслушать приговор.
— Ба! Да у нас Молодец! — услышал Борис и долго не мог разглядеть Лица знаменитого князя.
— Что же это ты ни жив ни мертв? — опять услышал Борис, и опять в глазах у него потемнело.
— Он говорить-то умеет ли? — гаркнул вдруг князь в открытую дверь. — Ольга! Анисья! Куда вы попрятались? Идите-ка сюда! — Князь обошел вокруг Бориса, как вокруг столба, и расхохотался: — Ты что, парень, как пень?
Борис хотел что-то сказать, но ничего не получилось. Он только смущенно мотнул головой и вдруг сел на скамью. Не сел, а бухнулся прямо, чем ещё больше рассмешил князя.
Вошли Ольга с Анисьей.
— Это что за молодец? — спросил князь у дочери, пряча улыбку в бороде.
— Это Борис, сын муромского князя. Они уже два года живут в нашем городе; да ты знаешь их, — весело ответила Ольга, почувствовав, что начинает волноваться.
— Ну и чего он хочет? — спросил отец.
— Есть! — ответила вдруг за Ольгу Анисья.
Князь расхохотался.
— Я тоже хочу есть! — заявил он. — Так, значит, по голоду не говорим? — спросил он Бориса. — А он не дурак! — И князь опять расхохотался, поглядывая на всех по очереди: ласково на дочь, Анисью и заинтересованно на совсем растерявшегося и хмурого Бориса. — Тогда на стол подавай! потребовал он у Анисьи.
— Уже готово! — весело оповестила Анисья, зная свое дело, на мгновенье вышла за дверь и тут же ввела слуг, которые быстро расставили еду на столе.
Анисья рассадила всех кругом, выделив, однако, князя. Затем она по-хозяйски разлила вина — брусничной медовухи — и присела, просительно взглянув на князя, легонько кивнув в сторону поникшего Бориса.
— Ну, молодец! — бодро обратился князь к Борису. — Коль так, давай сначала поедим-попьем. — И он поднял серебряный кубок, внимательно разглядывая Бориса.
Борис взял свой кубок и сокрушенно решил: каков бы ни был ответ князя, он не должен оплошать перед ним, и впервые прямо поглядел в лицо бывшему и преданнейшему другу самого Рюрика. Его поразили глаза князя: острые и проницательные, наверное, потому, что были посажены глубоко, они вздели и понимали все. Поразили седые волосы на голове и в бороде князя и необыкновенно бодрая осанка. Поразил огромный лоб, изборожденный морщинами. Во всем облике князя, уже заметно стареющего, поражало стойкое жизнелюбие и стремление задержать течение лет.
Ольга и Анисья напряженно наблюдали за двумя дорогими людьми и, почувствовав тяжесть их молчания, решили прервать его.
— Выпили бы скорее! — ласково предложила Анисья. — Нам-то с Ольгой тоже не грех побаловаться.
— Не грех, не грех, — рассеянно произнес князь и, взяв себя в руки, бодро предложил: — Ну, выпьем!
— Выпьем! — впервые при князе глухо отозвался Борис.
— Ну, вот! Он и говорить умеет! — улыбнулся князь тепло поглядев на Бориса.
И они одновременно опустошили кубки.
Анисья и Ольга облегченно вздохнули и, озорно подмигнув друг другу, тоже пригубили свои маленькие кубки.
После первого тоста все весело взялись за телятину, обильно сдобренную ароматной зеленью, заедая ее яйцами куропаток и лесными орехами.
— Досточтимый князь Вальдс, — осмелев, начал было Борис. Но князь его прервал:
— Погоди, погоди, Борис, давай лучше как следует поедим, а то разговор худой будет. День-то наш! Куда торопишься?
Вскоре Анисья разлила всем еще по кубкам, и князь бодро предложил выпить. Борис не посмел отказаться. Ольга с Анисьей только пригубили.
— Ну, молодец, теперь можно и тебя послушать, — сказал наконец князь, взглянув на Бориса. — Сказывай, с чем пришел?
Борис уже заметно успокоился.
— Дочь вашу, Ольгу, полюбил с первого взгляда, — просто ответил он. — Вот и решил позволения вашего спросить на женитьбу на ней.
— С первого взгляда, говоришь? — хитро улыбнулся князь. — А со второго — не разлюбишь?
— Нет! — твердо ответил Борис. — Ежели с первого взгляда полюбил, то со второго еще крепче любить буду.
— Вон ты какой! — без особого энтузиазма проговорил князь и на мгновение нахмурился: — Ну-ка, оставьте нас одних, — решив что-то про себя, попросил он.
Когда дверь за Анисьей закрылась, князь медленно сказал:
— Я вижу, Ольга… тоже тебя любит, но… не торопись радоваться, молодец.
Борис удивился, но тут же сдержал себя.
— Дело тут вовсе не в родовитости, — как будто угадав мысли парня, пояснил князь. — Дело в том, что… Ольга с десяти лет обещана княжичу Ингварю. Нынче осенью сваты должны приехать. Сам великий князь Олег да Ингварь…
Борис схватился за горло. Он почувствовал во рту какой-то странный вкус и, раскрыв рот, глотнул воздух.
Князь заметил страшное волнение его, горячо пожалел парня, но решил высказать все сразу.
— Не вини нас. Ольга ничего не знает. А я предугадать не мог, что на день Ивана Купалы вы встретитесь да полюбите друг друга…
— А Ольга видела его когда-нибудь? — чуть слышно спросил Борис.
— Ребенком. Она и не вспоминала ни разу его. Да и я, признаться, думал, что позабудет ее княжич. Плесков далеко, мало ли других князей с красивыми дочерьми? А он вспомнил наш уговор, нынче вот дары прислал. Просит ждать осенью. Не знаю, брат, как и быть… — Князь в раздумье остановился посреди гридни.
— Я думаю, Ольга должна здесь решить сама, — словно утопающий, хватаясь за соломинку, слабо проговорил Борис.
— По делу так бы и надо, — спокойно ответил ему князь. — Да там ведь сам Олег да Ингварь, с которыми мы, как все русичи, в дальнем, но крепком родстве еще с Рарожья. Как нм перечить?..
— И я больше не увижу Ольгу? — хриплым голосом спросил Борис и умоляюще взглянул на князя.
Проживший долгую, честную, хоть и не всегда спокойную жизнь, князь дрогнул под этим взглядом, но, выдержав наплыв собственных чувств, хмуро проговорил;