Однако поездка в Степь неожиданно была отложена на неопределенное время. Святослав Ольгович вызвал к себе Ивана и сказал, нервно похаживая по горнице:
— Получил я неприятное известие из Киева. Великий князь Всеволод, мой брат, доживает последние дни. Преемником себе он назначил брата, Игоря. Но дошли слухи, что не очень хотят его киевляне…
Игоря считали возмутителем спокойствия, человеком неугомонным и скандальным, с крайне неуживчивым характером. Из одной схватки он бросался в другую, не успевал закончить один поход, как собирался в новый. Был безумно храбр, способен был кинуться в самую гущу боя и рубиться из последних сил. Так, только в последний год, исполняя обязанности великого князя вместо заболевшего Всеволода, он воевал с Польшей, дважды ходил на Переяславское княжество и дважды терпел неудачу, чем и вызвал недовольство киевлян.
— Надо ехать в Киев, чтобы, не дай Бог, каких бед не натворил мой любимый братец и не лишились бы мы, Ольговичи, великокняжеского престола. Поедешь, князь Иван, со мной? Человек ты бывалый, много повидал, хотелось бы иметь тебя в своих советчиках и помощниках.
Иван согласился.
В июле 1146 года Святослав приехал в Киев, прошел мимо терема Ефросиньи, но так и не решился заглянуть к ней. Всеволода Ольговича застал совсем плохим. Тот полулежал в кровати, обложенный большими подушками. Толстое брюхо его спало, рачьи глаза, когда-то страшные для всех, потухли. Брата он встретил слабой улыбкой, попросил рассказать что нового в родной Черниговщине, о чем говорят-судачат на Руси. Беседа их затянулась надолго.
Иван Берладник в это время находился в доме Святослава, расположенном в военном посаде Пасынча Беседе. Нечаянно разговорился с ключником Матвеем. Сильно шепелявя (в юности в драке ему выбили передние зубы), он говорил взволнованно и с придыханием:
— Тревожно, батюшка, нынче в Киеве. Слухи нехорошие ходят. Люди сходятся группами и переговариваются. Все это сильно напоминает события тридцатилетней давности, когда киевляне восстали против вокняжения черниговских князей и настояли на приглашении Владимира Мономаха.
— И чем же сегодня недовольны киевляне? — спросил Иван, отодвигая недоеденную кашу с молоком и принимаясь за жареное мясо.
— Большие обиды на великого князя Всеволода Ольговича высказывают. Приблизил он в последние годы тиунов Ратшу и Тудора, передал им управление в Киеве и Вышгороде, а те давай чинить насилия и грабежи. «Ратша погубил Киев, а Тудор Вышгород», — вот как рассуждают в народе.
— Что еще говорят в народе? Или этим недовольство горожан и заканчивается?
— Кабы так… Но только боюсь я тебе пересказывать иные слова…
— А ты не бойся. Я человек сторонний. Да и передавать чужие слова не имею привычки.
— Не любят в Киеве черниговских князей. Испокон веков так повелось, что на них смотрят здесь как на чужаков…
Иван про это слышал. В 1113 году по этой причине не пустили на престол Олега Святославича, а предпочли переяславского князя Мономаха, хотя по старшинству не ему надо было быть великим князем; и все князья черниговские, приезжая в столицу, чувствовали на своей спине недружелюбные взгляды. Из-за чего шла такая вражда, никто не знал и не пытался вникнуть, но она была издавна и выливалась в самые различные формы.
— Всеволод Ольгович заставил киевлян крест целовать Игорю, — продолжал между тем ключник. — Люди шли под принуждением и присягу давали неискренне. Разве не нагляделись они на его брата Игоря, что он на одном месте долго усидеть не может, из одной войны в другую бросается, из битв и сражений не вылезает? Это он был всего-навсего князем маленького княжества, а сколько походов совершил! Но коли станет великим князем Руси да получит в руки все русское войско, на какие страны тогда замахнется? А ведь народ понимает, что головы класть придется ему, а не князьям.
— Князья тоже погибают.
— И такое бывает. Только…
— Что только?
— Унизил великий князь киевлян, как есть унизил! — решительным голосом проговорил Матвей. — Обычай наш растоптал, превратил нас всех в задницу!
Задницей (с ударением на «и») в Древней Руси называли движимое и недвижимое имущество, которое передавалось по наследству, и Иван сразу уловил мысль Матвея, что он этим хотел сказать.
— Не надо было Всеволоду указывать на своего наследника? — спросил он.
— Конечно! Ведь даже великий Владимир Мономах заключал с киевлянами договор, когда восходил на престол. Времена переменились, а великий князь понять этого не хочет. К голосу вече надо прислушиваться ныне, большую силу оно заимело. Киевляне — это уже не вещь, не имущество, которое можно так просто передать из рук в руки.
30 июля 1146 года князь Всеволод Ольгович скончался. После похорон, усталый и разбитый, Святослав прилег отдохнуть, как его поднял ключник Матвей:
— Беда, князь! Киевляне собрались на площади, говорят непотребные слова, требуют тебя на вече!
— А что Игорь? Он же великий князь!
— Игоря хулят последними словами и не хотят разговаривать! Поспешай, князь, а то как бы беды не было…
Подходя к Софийской площади, издали он услышал гул многих голосов. Народу — не протолкнуться. Но его сразу узнали, расступались, освобождая дорогу. Легко взбежав на помост, оглядел людей и тотчас понял, что возбуждение толпы достигло высшей точки, еще немного, и пойдут громить, не щадя никого и ничего.
Святослав поднял руку, гул понемногу стих. Тогда он обратился к стоявшему рядом с ним старейшему воеводе Иван Войтишичу, служившему еще Владимиру Мономаху:
— Объясни, боярин, чем так недоволен народ?
Войтишич поморгал старческими подслеповатыми глазками, ладонью разгладил длинную бороду, ответил скрипучим голосом:
— А тем возмущен народ киевский, что с ним перестали считаться. Мы не задница, чтобы передавать по наследству. Мы еще чего-то стоим! Так я говорю, киевляне?
— Верна-а-а! — взревела толпа.
— Не нужен нам Игорь, назначенный без нашего согласия!
— А кто же вам нужен? А кого бы вы хотели в великие князья? — тотчас спросил Святослав.
И тут произошла заминка. Стало быть, не было согласия в этом вопросе, не сумели договориться между собой горожане.
Молчание затягивалось. Видно было Святославу, как люди переговаривались между собой, кто-то что-то пытался выкрикнуть, толпа стала все больше и больше волноваться. И в этот момент Иван Войтишич вдруг обратился к Святославу:
— А будь ты великим князем! Я тебя знаю и доверяю. Честный и справедливый ты человек, Святослав. Правду я говорю, киевляне?
И тут толпу прорвало. Со всех сторон стали раздаваться крики:
— Любо!
— Святослава на престол!
— Святослава!
Когда шум стих и все взоры обратились на него, князь поклонился народу и ответил:
— Благодарю, народ киевский, за доверие. Только не могу я принять предложение ваше. Не по закону оно. Мой брат старше меня, вот ему и надлежит занять киевский престол.
И тогда толпа вновь взорвалась криками:
— Долой!
— Не жела-а-ем!
— Святослава-а-а!
К Святославу подошел Иван Войтишич, проговорил встревоженно:
— Что будем делать, князь? Народ может взбунтоваться. Коли возьмется за оружие, много бед натворит.
— Не могу я против старшего брата пойти, — твердо ответил Святослав.
— Ну как знаешь. Только я за последствия не отвечаю!
И Войтишич отошел в сторону.
И тогда на помост выскочил тысяцкий Улеб. Выкрикнул:
— Это славно, что Святослав уважает обычаи Руси! Почет и низкий поклон ему за это! Пусть будет великим князем Игорь! Но только рядом с ним поставим и Святослава! Пусть правят оба брата! У нас больше доверия будет к великокняжеской власти!
Сначала толпа притихла, как видно, размышляя над словами Улеба. Но вот то там, то здесь послышались выкрики:
— Любо!
— Пусть правят двое!
— Игоря! Святослава!
Улеб поклонился Святославу:
— Правь, Святослав, землей Русской вместе с братом Игорем. А сейчас руководи вече, полное право у тебя.
Святослав откашлялся, подошел к краю помоста, спросил:
— Ну что, народ киевский, расходиться будем или еще какие дела есть?
Стоявший недалеко боярин Лазарь Саковский выкрикнул зычно:
— Ратшу и Тудора выдашь нам? Народ хочет разобраться с ними!
Толпа вновь взорвалась криками. Что кричали, не поймешь, только видно было, что все поддерживали слова Саковского. Святослав посмотрел на Ивана Войтишича: дескать, что делать? Тот махнул рукой и отвернулся: поступай, как вече требует. И Святослав сказал:
— Много обид и несправедливостей принесли народу киевскому и вышгородскому Ратша и Тудор. Поступайте с ними по вашему разумению!
И тогда толпа сдвинулась и пошла в направлении Зборичева Взвоза; Святослав знал, что там проживает Ратша, значит, будут громить его имение. Наверно, кто-то уже вознамерился отправиться и в расположенный недалеко от Киева Вышгород, чтобы свести счеты с Тудором. Что ж, пусть накажут двоих, но в столице удастся избежать мятежа, когда пострадают десятки и сотни человек. Тут он бессилен что-либо исправить.
Святослав решил поговорить с братом. В великокняжеском дворце шмыгала испуганная челядь. Игорь заперся в своей горнице, на стук открыл засов, спросил придушенным шепотом:
— Ну как там, на вече?
Были они с ним погодки, во всех играх и проказах участвовали вместе. Был Игорь до отчаянности смелым и находчивым. Но удивляли в нем какие-то крайности. Он мог кинуться в гущу драки, биться до последнего, не жалея себя. Но иногда вдруг, потерпев поражение, отказывался от игр, убегал и прятался ото всех и только после некоторого времени возвращался к друзьям-приятелям. Мальчишки по осени любили лазить по чужим садам и огородам, «огородничать», как это называли. Не потому что своих не было; в княжеском саду, раскинувшемся вдоль реки Десны, кусты вишни и сливы были усыпаны плодами, а от яблок прогибались ветки… Но чужие были вкуснее! Лихачеством, даже чуть ли не геройством считалось ночной темнотой перелезть через забор, прокрасться к грядкам с огурцами и набрать их за пазуху или на ощупь нарвать яблок, слив или груш. Крадешь, а внутри все трепещет от страха: вдруг из-за угла налетит на тебя с дубиной хозяин, сторожащий свое добро, или собака вдруг сорвется с цепи и раздерет тебе штаны вместе с ягодицами. И какое удовольствие раздарить добычу девчонкам, которые с восторгом смотрят на тебя как на героя!.. Во всех этих