Мне хотелось бы влиться в празднование, развернувшееся в многочисленных деревнях, городах и весях России, но мне такая радость дарована не была, несмотря на прошения младших офицеров и моих легионеров, которые старательно пытались удержать меня хотя бы на один вечер. Но я понимал, что Австро-Венгерский фронт, прекративший своё существование, теперь не просил моего внимания, тогда как куда более северный фронт с Германией, значительно сузившийся за последние несколько дней, теперь был значительно важнее. Теперь мне нужно было отправляться в сторону Польского Царства, где развернулась настоящая мясорубка без права на ошибку и возможностей быстрого прорыва от обеих сторон.
Грюнберг — город, который превратили в крепость. Фактически, пока Русская Императорская Армия использовала резервы для наступления на австрияк, германцы времени просто так не теряли. Конечно, можно было наступать и ограниченными силами, но вот река Одер стала серьёзным препятствием для наступающих полков России. Если раньше была возможность сосредоточить какой-то ударный кулак для попытки прорыва, то сейчас ситуация обострилась. Немцы перед войной смогли накопить значительный объём боеприпасов с газовым содержимым и сейчас активно их применяли, пользуясь ограниченным количеством противогазов в русских полевых частях, моментально разгоняя большие скопления пехоты, которые подходили на досягаемое расстояние для поражения огнём артиллерии или же сбрасывая гранаты на голову солдат с самолётов, атакующих окопы стремительными налётами с моментальным отступлением в случае получения сопротивления.
Стратегия обороны немецких частей под Грюнбергом характеризовалась большой активностью. Они не просто сидели на быстро возводимых рубежах, а постоянно беспокоили уже восточную часть реки из своих мощных пушек, которые они перегоняли с участка на участок, пользуясь дальнобойностью пушек Круппа. Они выигрывали расстояние примерно в пять сотен метров, отчего русская артиллерия часто проигрывала в таких дальнобойных дуэлях. При этом германцы также использовали свою развитую авиацию. Множество скоростных трипланов объединились в большие эскадрильи и залетали глубоко в нашу оборону. Да, с нашей стороны также существовали воздушные силы, но в своё время страна сделала упор на бронетанковые части и развитие пехотной армии, отчего в сравнении с вражескими эскадрильями сильно проигрывала. Оставалось отвечать лишь мобильными частями пулемётчиков, нет-нет, но способных сбить не самые быстрые самолёты этого времени.
Когда я прибыл на этот фронт, то понял, что невозможно будет взять врага нахрапом. После степей Венгрии и неподготовленных позиций австрияк для меня Грюнберг казался полностью неприступным. Это был настоящий город из бетона и металла. Немцы использовали каждый час перерыва от боёв для того, чтобы строиться крупнее и закапываться глубже. Если раньше это была лишь цепь ничем не примечательных окопов, то вот сейчас германцы смогли удивить меня. Весь речной берег превратился в одного сплошного ежа. Деревья повырубили, а вместо них теперь растянулись десятки и сотни километров колючей проволоки, натянутой настолько щедро, что не запутаться в них могли только танки. Чуть дальше разворачивались громадные, по-настоящему крепостные ДЗОТы с торчащими из них пулемётными стволами. Количество пулемётов на один погонный метр было запредельным. Они перекрывали каждый метр доступного пространства, и если бы кто-то даже смог форсировать Одер, то его бы встретил шквальный огонь, моментально отправляющий тела наступающих в реку. Практически точно, за первыми линиями обороны располагаются батареи пушек и миномётные позиции, которые моментально начнут реагировать точно в тот момент, как передадут новости о наступающих полках. Вот и выходит, что штурм практически обречён на провал.
Сретенский уже был здесь. Он отбыл с того фронта в момент, когда быстрое падение Вены уже было ожидаемым, и сразу переместился сюда. Его бронетанковые части смогли отодвинуть полки немцев в Пруссии, но теперь война практически полностью застопорилась. Ещё были хоть какие-то шансы на пересечение реки зимой, поскольку лёд стоял, но вот сейчас вода брала своё, не позволяя полкам перейти реку.
— Скольких потеряли? — спросил я у своего бывшего командира, засев в десятке километров от фронта в небольшой деревушке.
— Непозволительно много, — вздохнул князь. — За последний месяц тысяч тридцать в береговых сражениях и попытках прорваться потеряли. Кажется мне, что бесконечно долго мы будем биться об этот узел будем. Пушки у немцев всё равно лучше, чем у нас, так что они сейчас прекрасно себя ощущают. За последний месяц они пристрелялись слишком хорошо и рельсы протянули, так что пушки слишком быстро перемещают. Я успел уже четыре танка там потерять. Больше не решаюсь на берег выпускать машины, хотя получалось раньше достойно по ним молотить.
— Я так понимаю, что так по всей линии фронта?
— Именно, — Сретенский отпил чая из большого стакана в серебряном подстаканнике. — Одер не такой широкий. Самое узкое место южнее нас, и можно было бы там прорваться, но там город имеется, так что не получится — уже пытались.
— Газом пробовали выкурить?
— А ты как думаешь? Конечно, пытались, но всё равно надо город равнять с землёй, чтобы туда пехоту пустить, но покамест ещё не получалось. Мы только начинаем огонь пушек на одном месте концентрировать, так немцы моментально контрбатарейную борьбу начинают, что хочется только под землю зарыться и головы оттуда не высовывать. Понимаешь, о чём я говорю?
Немцы отлично пользовались своим преимуществом в артиллерии и авиации. Действовали слишком хорошо и опытно, закрепившись на одном месте. Неизвестно, что будет, если мы слишком надолго останемся на одном месте. Вполне возможно, что они перебросят часть полков на французский фронт, собираясь продавить полки лягушатников. Если у них получится собрать достаточного размера ударный кулак, то фронт французов может посыпаться, а затем и британцы могут активизироваться в своём желании высадиться на континент. После начала восстания в Индии у них не так много ресурсов, поскольку приходится держать в колониях значительные силы, но даже так у саксов хватит сил для организации нескольких дополнительных фронтов во Франции, тогда как у страны четырёхсот сыров не найдётся достаточного числа резервов, чтобы удерживать ещё один фронт.
Я стал думать, как прорвать реку. Одер тянулся по всему фронту. Сейчас было важно пробиться, чтобы оттянуть на фронт больше немецких частей. Можно попытаться организовать общее наступление по всему фронту, но очень сомнительно, что ставка решится на такое массовое наступление — слишком сложно, слишком опасно, слишком большие потери.
Идея в голове щёлкнула настолько неожиданно, что мне захотелось подняться, вздёрнуть палец к небесам и заорать «Эврика!». Конечно, я не был отличным полководцем или древним греческим стратегом, но сейчас идея была слишком хорошей, чтобы не озвучивать её.
В моё время летом шестнадцатого года двадцатого века была совершена одна из самых удачных операций русской армии в Первой мировой Войне. Генерал Алексей Брусилов в тот момент применил абсолютно новаторскую тактику, которая тогда позволила добиться значительного прорыва австро-венгерского фронта.
В чём заключалась его тактика? Даже в этой войне использовалась тактика «кулачного удара» — наступление проводится узким фронтом с концентрацией сил в одном месте, что позволяет противнику подтянуть резервы и создать серьёзную оборону. Брусилов же решил атаковать на очень широком фронте силами сразу нескольких армий Юго-Западного Фронта. Вместо одного главного удара Брусилов организовал сразу несколько одновременных прорывов на десятках участков. Он смог устроить короткую, но мощную артиллерийскую атаку, организовал сапёрные работы и провёл объёмный анализ информации от разведки и картографии. При этом в атаках использовались сформированные штурмовые группы, представляющие из себя мобильные отряды с гранатами и огнемётами для прорыва укреплений. После взятия первых позиций для развития боевого успеха в прорыв вводилась кавалерия и резервы, чтобы углубить проникновение в стан противника. Путём этого удара России удалось занять Буковину и часть Галиции.
Правда, полностью выполнить операцию Брусилова у меня не получилось бы, как я бы этого не хотел. Тогда приходилось наступать по земле, а не через реку, вдоль которой выстроилась цепь отличных укреплений, готовых удерживать прорыв русских сил.
— Не получится, — мотнул головой Сретенский, когда я рассказал ему примерную идею масштабного наступления. — Представляешь, какую массу солдат нужно будет сосредоточить на нашем фронте? Нужна панцирная пехота, которую во множестве раскидана по бывшей Австро-Венгрии, чтобы добивать остатки сопротивления бывших частей. Плюсом нужно очень много боеприпасов, а у нас с этим некоторые проблемы, да и проблемы со снарядами никто не отменял. Нам не меньше месяца понадобиться для одной только подготовки.
— Я и не предлагаю с кондачка наступать. Я понимаю, что немцы планируют продавить французов, но тем придётся самим терпеть, пока мы здесь не прорвёмся. Пересечём Одер — будет возможность наступать на Берлин, Щецин, Дрезден, Лейпциг.
— Тогда надо ставку уговаривать. Многие сейчас заинтересованы для того, чтобы ударить через Словению по Италии.
— А ты, я так понимаю, против?
— Именно. Нам придётся биться об Альпы в незнакомом регионе, тогда как итальянцы сражаются на своих землях. Далеко мы там пройти не сможем, но придётся много войск в месте сосредоточить, да и через Вену и Прагу атаковать сложно. Покамест эти страны официально нейтральны, но немцы уже сейчас мобилизовывают новые дивизии, а мы растягиваемся слишком сильно. Здесь ещё всё неплохо, — Сретенский обвёл взглядом комнату, подразумевая фронт с Германией в польских землях, — снабжение быстро доходит, а в Австрии и Чехии ещё нужно склады строить, наполнять их снабжением. Плюсом необходимо местное население к согласию привести, а это не столь просто, как бы этого нам хотелось. Есть у меня ощущение, что если там фронт и откроют, то не раньше, чем к середине осени. Понимаешь, что это будет означать?