Князь поневоле. Большая война — страница 25 из 39

Дверь беззвучно скользнула в сторону и там появился молодой мужчина:


— Пожалуйте. — Он поклонился и шагнул назад.

Мы пошли по длинным коридорам, наши сапоги глухо стучали по полированному дереву. Ламердорф, бывший нашим номинальным главой, нервно поправлял воротник — мелкие капли пота блестели на его бледной шее.

— Помните, — шепнул он нам, — сегодня не будет никаких окончательных решений. Проводим лишь разведку боем.

Чайный павильон оказался крошечным деревянным строением, стоящим на сваях над озером. Войдя внутрь, я сразу понял ловушку — низкие сиденья, рассчитанные на японцев, заставляли европейцев нелепо горбиться, теряя достоинство.

Императорского двора не было — только пятеро японцев в строгих кимоно. В центре — седой генерал с лицом, как будто вырезанным из желтоватого камня. Я узнал его сразу: Ямагата Аритомо, «Отец японской армии», человек, разгромивший китайские войска на Шандунском полуострове в одна тысяча девятьсот седьмом, разменяв жизни своих трёх рот на тридцать тысяч взятых в котёл китайцев. Пусть внешним видом и статностью он сильно уступал русским генералам, но вот серьёзности в одних только глазах хватило бы на несколько рот офицеров.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он по-французски, указывая на подушки.

Мы опустились на циновки. Мои колени предательски хрустнули. Церемония переговоров началась с подношения чая. Молодая женщина в синем кимоно разливала густую зелёную жидкость по грубым деревянным чашкам — намеренно некрасивым, почти что крестьянским.

— Ваш блистательный успех под Веной впечатляет. — начал Ямагата, вдыхая ароматный чай, — Наши советники предполагали, что Габсбурги смогут удержать фронт как минимум полтора года, но они оказались значительно слабее любых наших предположений. Жаль, очень жаль, это старое семейство правило над Веной немногим меньше семи веков. Впрочем, я не стал бы так быстро их хоронить.

Я заметил, как его глаза скользнули по моим наградам — особенно долго задержались на Георгиевском кресте за удачное наступление на Одере, полученном задним числом перед самым отбытием из императорской ставки.

— Успех был бы невозможен без жертв наших солдат, — осторожно ответил я.

В комнате повисла тишина. Японцы ждали — проверяли, насколько мы готовы торговаться.

Ламердорф заёрзал:


— Его Величество Император Всероссийский выражает надежду…

Ямагата поднял руку — едва заметное движение, но Ламердорф сразу замолчал.

— Война — это шахматы, — сказал генерал, расставляя на низком столике фигурки из слоновой кости. — Европа — чёрные. Азия — белые. — Он передвинул ладью. — Но где место России?

В этот момент дверь приоткрылась. Молодой офицер прошептал что-то на ухо Ямагате. Тот не изменился в лице, но атмосфера в комнате вдруг наэлектризовалась.

— Простите, — вежливо сказал он, вставая. — Небольшая отсрочка.

Японцы вышли, оставив нас одних.

— Что это было? — прошептал Ламердорф.

Устов, до сих пор молчавший, вдруг оскалился:


— Проверка. Они ждут нашей реакции.

Я подошёл к окну. В саду ничего не изменилось — всё тот же старик подстригал кусты. Но теперь я заметил деталь: его ножницы блестели слишком ярко для садового инструмента.

— Они дают нам время обдумать их вопрос, — сказал я. — «Где место России?»

Ламердорф выдохнул:


— Мы должны предложить им что-то по-настоящему существенное.

— Нет. — оборвал я дипломата, помня его слова перед началом переговоров, — Сегодня мы только лишь слушаем. Если мы наобещаем им многое, то можем пролететь стороной мимо союза.

Дверь снова открылась. Вернулся не Ямагата, а худощавый мужчина в очках — министр флота.

— Генерал приносит извинения, — сказал он. — Завтра переговоры продолжатся в Военном министерстве.

Когда мы выходили из павильона, я заметил в тени сосны того самого «садовника». Теперь он стоял прямо, и в его позе не было ничего старческого. Наши взгляды встретились на мгновение — и я понял, что настоящие переговоры только начались. Японцы играли свой странный спектакль, который мне сейчас ещё не был понятен до конца. Похоже, что они сами не готовы действовать резко, несмотря на собственное положение. Пойди самураи против России — получат сложный конфликт в бесконечно громадных лесах Сибири.

Возвращаясь в гостевой квартал, мы прошли мимо тренирующихся самураев. Их мечи сверкали в последних лучах солнца, разрезая воздух с шипящим звуком. Никто даже не взглянул в нашу сторону — но каждый удар был посланием. Они не угрожали, но предупреждали, что готовы обнажить мечи, если появится такая необходимость.

На следующий день дождь начался ещё до рассвета. Я лежал без сна, прислушиваясь к тому, как крупные капли стучат по крыше — ровный методичный звук, напоминающий отсчёт до нового раунда переговоров.

— Ваша светлость, — разбудил меня адъютант, — чёрный автомобиль уже ждёт.

В отличие от вчерашней чайной церемонии, сегодня нас везли в сердце японской военной машины — здание Генерального штаба, массивное бетонное сооружение, затерянное среди вишнёвых садов. Парадокс: снаружи — вековая гармония, внутри — сталь и смертельный военный расчёт.

Лифт опустил нас на третий подземный уровень. В нос ударил запах масла и свежей краски.

— Здесь, — офицер в форме открыл тяжёлую дверь.

Комната оказалась круглой, как арена, с высоким потолком и огромной рельефной картой Азии, занимающей весь центр. Нас встретили семь человек — все в военной форме, без единого дипломата. Генерал Ямагата стоял у Филиппин, его пальцы сжимали крошечную модель броненосца.

— Сегодня мы говорим языком силы, — произнёс он без предисловий.

На столе перед нами уже лежали документы — три пункта, аккуратно отпечатанные на японском и русском:

Беспошлинная торговля в портах Дальнего Востока — 30 лет.

Южный Сахалин — полная передача.

КВЖД — совместное управление.

Ламердорф ахнул, как раненный тюлень. Его рука мелко задрожала, когда он потянулся за стаканом воды. На момент меня даже пробило на короткий смешок, устранить который потребовало значительных сил. Я же медленно обошёл карту, останавливаясь у Малайского полуострова.

— Очень интересные условия, господа, — свои слова я сопроводил подбором деревянного макета японского линкора, — но позвольте спросить: какой вам смысл от Южного Сахалина? Деревья и злые медведи? — я опустил кораблик у берегов Сингапура, — А вот это…

В комнате повисла гробовая тишина. Один из адъютантов японского главнокомандующего непроизвольно шагнул вперёд, желая точнее рассмотреть планы. Я же предлагал не просто важный город, ставший в моё время самым дорогим городом для проживания, а фактический контроль над Малаккским проливом — ключом к азиатской торговле. В моё время через него проходила примерно четверть всей мировой торговли. К тому же, это самый кротчайший путь в морскую часть Восточной Азии, а значит, японцы смогут защищать собственные территориальные воды.

Генерал Танака, морской министр Японии, оторвал взгляд от карты и резко поднял голову:


— Вы предлагаете нам войну с Британией?

— Я предлагаю вам возможность выжить. — я обвёл взглядом всю русскую делегацию, стоящую сейчас за столом, — Сейчас мы единственная сила, которая может противостоять британским силам на континенте. Мы смогли вытеснить их из Персии, и Индия по сей день полыхает. Думаете, что если нас сметут, то британцы перестанут протягивать собственные щупальца во все стороны? Вы полагаете, что они будут терпеть сильную морскую державу в Азии, которая угрожает их владениям? — я хмыкнул, вынимая папку из портфеля, — Вот наши расчёты по британским гарнизонам в Азии. Сингапур — восемь тысяч человек. Гонконг — пять тысяч человек. Индия — сто двадцать тысяч человек. Австралия — тридцать пять тысяч человек. Они все разбросаны на территории в несколько тысяч вёрст — громадные земли.

Ямагата взял документы, не сводя с меня глаз. Его пальцы медленно перелистывали страницы — я видел, как он отмечает про себя каждую цифру, каждую карту и нанесённую на них чёрточку.

— Вы хорошо подготовились, князь. — наконец сказал он, — Но бумаги и планы — это не солдаты.

— А солдаты не есть флот. — парировал я, — У России два с половиной миллиона штыков в Европе и ещё три с половиной сотни тысяч в Азии. У Японии — двадцать три линкора. Вместе мы сможем сделать то, что по отдельности выполнить банально не получится.

Наступила пауза. Где-то за стеной заработал телеграф, передавая свои тайные сообщения. Ямагата внезапно встал и подошёл к стене, где висела огромная карта Тихого океана.

— Вот, — он ткнул указкой в середину океана. — Здесь, у Маршалловых островов, три дня назад британская эскадра провела учения. — Его указка переместилась к Гонконгу. — Здесь вчера вошли в порт шесть транспортов с австралийскими войсками. — он обернулся, — Они ждут нашего решения.

— Тогда дайте им его. — сказал я, доставая из папки фотографию с немецкими офицерами в Циндао, — Германия предлагает вам союз, но что они могут вам дать? Разбитую армию в Европе? Разрушенные фронты? Громадные поля, усеянные деревянными крестами?

Комната взорвалась перешёптываниями. Даже Ямагата не смог скрыть удивления — видимо, их разведка прозевала этот контакт.

— У вас есть выбор. — продолжил я, — У вас есть выбор. Помните, как наши войска уже вместе брали Пекин, подавляя очередные волнения китайцев? Мы уже были союзниками однажды.

— Обед, — объявил он, — а потом мы покажем вам кое-что интересное.

Нас повели через лабиринт коридоров в подземный гараж. Там, под брезентом, стоял макет нового японского линкора — точная копия в масштабе один к десяти.

— «Нагато», — с гордостью произнёс Танака. — Вступит в строй через четыре месяца.

Я обошёл макет, отмечая толщину брони, угол наклона башен.

— Красиво, — кивнул я. — Но знаете, что сказал наш адмирал Макаров? «Море любит смелых». — я поднял глаза на Танаку. — Готовы ли вы рискнуть?