— Двадцать. Если не потопят. Лучше двинемся на поезде. Девять дней, коли нас никто не остановит.
— Долгий путь, — прошептал он, глядя на воду.
Да, долгий. Достаточно долгий, чтобы понять, кто ты — гость, заложник или оружие. Или всё сразу.
Я оставил его одного на палубе — пусть прощается. У меня же были другие заботы. Война не ждала, а наш хрупкий союз с Японией теперь висел на волоске. И на этом волоске болтались не только судьбы двух империй, но и жизнь одного молодого японца, который стоял за моей спиной, сжимая в руках маленький медальон с портретом островного императора.
Ближе к ночи я сидел в каюте, разложив перед собой карты, которые уже успели истрепаться по краям от постоянного использования. Красные линии фронтов теперь напоминали не порядок, а хаос — рваные края, провалы, выступы. Франция, которая ещё месяц назад держалась из последних сил, теперь представляла собой лишь несколько разрозненных точек сопротивления, окружённых серыми клиньями германских и британских армий.
Я провёл пальцем по карте от Парижа до Берлина, мысленно подсчитывая, сколько дивизий немцы смогут перебросить на восток теперь, когда западный фронт для них перестал существовать. Цифры получались пугающими — тридцать, может быть, сорок полнокровных дивизий и по меньшей мере столько же британцев, сотни орудий, десятки тысяч свежих штыков. И всё это вскоре обрушится на наши порядки.
Я откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Перед мысленным взором вставали картины будущего — немецкие цепи, идущие в атаку под прикрытием десятков пулемётов; наши солдаты, отстреливающиеся до последнего патрона; разбитые деревни, где ещё вчера кипела жизнь. Война, которая из тяжёлой, но управляемой кампании превращалась в отчаянную борьбу за выживание.
Но был и другой фактор — Япония, которая отмечалась на карте Тихого океана аккуратными флажками японских эскадр. Если их удар по британским колониям будет успешным, Лондону придётся выбирать — продолжать душить нас или спасать свои владения на востоке. Игра на измор, где на кону стояло само существование империй.
Я представил, как японские линкоры бомбардируют Сингапур, как их пехота высаживается на берегах Малайи, как британские гарнизоны один за другим складывают оружие. Каждый такой успех означал бы, что часть английского флота будет отозвана из европейских вод, что давление на наши порты ослабнет, что появится шанс перевести дух.
Но что, если японцы решат, что выгоднее договориться с англичанами за наш счёт? Если их внезапный удар обрушится не на Сингапур, а на Владивосток? Мысли крутились, как бешеные собаки, грызущие собственный хвост.
Я встал и подошёл к иллюминатору, прислонившись лбом к холодному стеклу. Где-то там, в темноте, «Аскольд» рассекал волны, унося нас всё дальше от Японии и всё ближе к войне, которая уже не походила на ту, что началась год назад. Тогда это была война фронтов и манёвров. Теперь — война на истощение, где побеждал не тот, кто умел лучше сражаться, а тот, кто мог продержаться на день дольше противника.
В каюту постучали.
— Войдите.
Это был Устов, его лицо казалось осунувшимся за эти недели.
— Получили новую радиограмму, ваша светлость. Немцы уже начали переброску войск на восток.
Я кивнул, не удивляясь. Война не ждала, пока мы доплывём до Петербурга.
— Сколько у нас времени?
— Две недели. Максимум месяц.
Месяц. Тридцать дней, чтобы подготовиться к шторму. Первая волна мобилизации уже закончилась, но вскоре придётся перетянуть дальневосточные дивизии в Индию и готовиться к дальнейшей мясорубке в Европе, учитывая громадный европейский фронт, идущий от Щецина до Триеста. За Германией оставалось четыре пятых её территории, Италия не успела окончательно вымотаться в боях, пусть и не показала высокой боевой эффективности, а Великобритания своими заводами могла и дальше питать европейскую машину войны. Похоже, что стоит забыть о таких крупных успехах, как взятие в короткие сроки огромных территорий Австро-Венгрии. Конечно, можно было подумать о том, чтобы убедить Ставку начать новую мобилизацию, но я понимал, что отечественный ВПК и общая экономика начнут трещать по швам из-за выхода большого числа здоровых рук и перемещения их на фронт. Хотя я понимал, что нужны резервы, нужны подготовленные люди, нужна возможность сделать нечто, чтобы опять удивить противника, дать войску продвинуться по землям, но сейчас очень сомнительно, что армия будет готова выделить войска в один мощный кулак, как это было во время пересечения Одера.
— Прорвёмся, — утвердительно сказал я сам себе. — Когда не прорывались?
Глава 19
Кабинет брата императора был погружён в полумрак. В воздухе витал аромат лавандовой воды и дорогого табака. На столе, покрытом зелёным сукном, среди разложенных карт и донесений лежал необычный предмет — изящный японский меч в чёрных лакированных ножнах, привезённый с Дальнего Востока.
— Если у нас всё получится, то обязательно посещу Японию. Страна контрастов.
Великий князь держал в руках одну из подаренных мне катан. В сущности, это была не катана вовсе, а меч тати — более древний и статусный вариант. С катаной они были очень похожи с точки зрения конструкции, но имели скорее культурное различие. Если катана была частью гражданского наряда высокородного японца, то вот тати — исключительно военный меч, носящийся в паре с коротким японским кинжалом танто. Такой комплект когда-то носили самураи высшего ранга, и теперь он оказался в руках русского князя.
— Сложно всё получается, Александр Александрович. Японцы ударят меньше чем через неделю по британским колониям. Их флот уже сосредоточился у берегов Формозы, а пехота готова к высадкам. У них хватит умения и сил для того, чтобы одним десантом обеспечить себе кратное доминирование перед англичанами в азиатском регионе. Надеюсь, что французы догадались затопить собственный флот?
— Частично. — Великий князь сделал несколько резких выпадов в воздухе, его движения были отточенными — видно было, что он не раз держал в руках холодное оружие. Тати в его руках двигалась как живая, сверкая в полосах солнечного света. При этом в глазах можно было увидеть задумчивость — он явно взвешивал каждое моё слово.
Александр Александрович вернулся обратно в Москву, проводя личную проверку всех столичных заводов, которые хотя бы частично были завязаны в работе на армию. Его визиты всегда были неожиданными и держали управляющих в постоянном напряжении. Учитывая ситуацию, которая намечалась на фронте в связи с кратным увеличением числа подразделений в действующей армии, нужно было увеличить выпуск боеприпасов и другого обеспечения, важного для активных боевых действий. Особенно тревожило положение с патронами — некоторые заводы едва выполняли три четверти плана. Плохо, очень плохо, учитывая, что нужны были не только простые валовые боеприпасы, пригодные как для пулемётов и винтовок, но и для более точных винтовок.
— Адмирал Гюдо сопротивлялся нашему решению. — Александр Александрович в одно движение вернул оружие в ножны и кинул его мне. Я поймал меч на лету, ощутив его приятную тяжесть. — Он попытался перевести часть флота к нашим берегам в Анатолии, но его потопили возле Сицилии, и часть кораблей перешла во владение итальянцев. Считай, что четверть флота теперь трофеи для наших противников. К сожалению, он не успел отдать приказ для того, чтобы превратить весь свой флот в бесполезную кучу металлолома.
— Печально. — Я выдохнул и устало потёр ладонями лицо. — Нам нужна ещё одна удачная операция, наступление широким фронтом. Если германцы и британцы подтянут свои войска к фронту, то смогут укрепиться зимой, и выбивать их будет сложно физически. Не хочется окончательно переходить под состояние окопной войны — тут можно положить и целые поколения.
— Думаешь, что я это не понимаю, Игорь Олегович? — В голосе великого князя прозвучала нотка металла, и он подошёл к карте, развешенной на стене, по которой и провёл пальцем, повторяя рисунки фронта. — Заводы не справляются уже сейчас. Припасов для пушек хватает, но запасы винтовочных патронов уже истончаются. У нас много резервов, но мы не можем бездумно пускать их в сражения. Мы можем поднять ещё два миллиона за пару месяцев, но дальше будет только хуже.
— Я предлагаю действовать на перспективу, ваше императорское высочество. — Я поднялся и, вытянув кинжал, подошёл к карте, указывая остриём ножа на большой регион в юго-восточной Германии. — Нам необходимо как можно сильнее усилить собственный перевес в продовольствии. Сейчас у нас есть Малороссия, а потому голод в масштабах страны нам ещё не светит, чего нельзя сказать о наших соперниках. Уже сейчас мы взяли Пруссию, половина Померании под нашим контролем, а вторую мы можем атаковать — мы сильно ограничили поставки продовольствия в остальной союз. Еда важнее бензина и угля, свинца и пороха. Если в тыл не будет поступать еды, то и фронт не сможет воевать в полную силу. Голод — тихий убийца. Он работает куда медленнее, чем пули, но ни разу не менее эффективно. Он лишает людей надежды на хорошее будущее и на победу.
— Враг уже овладел Францией. — Великий князь взял в руки кинжал и обвёл Южную Францию, а затем и Бургундию. — У них достаточно земель для того, чтобы прокормиться и обеспечить свои земли достаточным количеством продовольствия. Бавария в этом случае ничего не решает. Мы можем прорваться через Судетские горы, положить десятки тысяч в наступлении, но будет ли это иметь такой стратегический смысл?
— Сейчас я не вижу других вариантов. — Я развёл руками. — Нам нужна такая операция, которая подорвёт их боевой дух, разрушит логистику, выведет из строя целые дивизии без прямого столкновения.
— Когда ты успел стать стратегом, Игорь Олегович? — В голосе великого князя прозвучала усмешка, но в глазах читалось уважение.
— Когда впервые пошёл в атаку. — Я горько улыбнулся, вспоминая сражения в Америке. — У меня есть одно предложение, что можно сделать, но это перейдёт все грани морали, и за подобное решение нас легко могут сжечь в адских котлах.