То, что это была именно направленная диверсия — сомнений не было. Взрывы были направлены правильно. Если бы попытались просто испортить технику, то можно было бы не поднимать весь ангар на воздух, а значит у него был либо доступ к чертежам, либо источник, который что-то очень хорошо понимает в танке.
Я осмотрелся по сторонам, стараясь найти хоть какую-то внешнюю зацепку, чтобы понять, как диверсанты смогли пробраться сюда. Обычные следы было искать уже бесполезно — вокруг было слишком много людей, которые шастали туда-сюда, рассматривая происходящее и затаптывая зацепки. Впрочем, уже сейчас было понятно, что моей ошибкой было не настаивать на том, чтобы переместить танк в одну из военных баз под контроль солдат. Всё же, там шастало значительно меньше людей и каждого проверяли на контрольно-пропускном пункте, тогда как даже по заводу легко могли зайти абсолютно случайные люди, которые придумали убедительную легенду или просто затесались через целую кучу рабочих, проходящих через несколько выходов, поскольку большая часть заводов даже не была укрыта забором со всех сторон.
— Ваша светлость!
Ко мне подбежала троица людей в форме. По ним даже внешне можно было понять, что к обычным силовикам никакого отношения они не имеют и меня посетило сразу несколько вооружённых опричников, коллеги которых сейчас активно отталкивали в сторону многочисленных зевак, что уже сотнями собирались вокруг продолжавших тлеть останков ангара с грудой металла, некогда бывших тяжёлой бронированной машиной.
— Мне доложили одному из первых. Где была охрана⁈ Возле ангара всегда должен был находиться патруль! Какого чёрта происходит⁈
Я хотел было дать волю эмоциям, схватить опричника за грудки, но сумел вовремя остановиться и удержать себя от ошибки, а потому сжал ладони в кулаки и перекатился с пяток на носки, хотя чувство злости переполняло меня.
— Их убили, — сразу ответил разведчик, — Мы обнаружили их тела. Они обгорели, и оружия среди них не было.
— Людей опросили?
— Никто не слышал выстрелов. Похоже, что их убили не из огнестрельного оружия.
— А из чего? — я вновь едва не закричал, — Рядом с Москвой неожиданно образовались северные племена с луками, которые решили просто так отстрелять патруль опричников? Я ещё раз напоминаю тебе, что это был единственная готовая единица такой техники в сотню тысяч рублей! — вдох, выдох, и я смог хоть немного удержать ярость, — Надеюсь, что вы хотя бы усилили охрану около архива⁈
По удивлённому лицу охранника я понял всё. Это было слишком странно, что разведчики не догадались совершить столь логичный манёвр после уничтожения уникальнейшей единицы вооружения.
— Семён, в машину! Бегом! Едем в архив!
Мы мчались по ночной Москве с такой скоростью, словно нас преследовали сами дьяволы. Машина, немного подпрыгивая на булыжниках, поскрипывала и стонала, будто прямо сейчас развалится на части, но Семён гнал автомобиль вперёд, выжимая педаль газа просто в пол. Я сидел, вцепившись в подлокотники до побелевших костяшек. Мысли роились с такой скоростью и хаосом, что хотелось включить оглушающую музыку, но даже подобия музыкальной системы в машине не было. Рядом лежало два автомата, которые я успел вынуть из-под сиденья вместе с боекомплектом.
Было понятно, что простое уничтожение танка не было столь оправданным. Да, это принесёт убыток царской казне, но если остались чертежи и конструкторы, занятые ранее в создании первой модели, то построить новую машину — вполне возможно, несмотря на высокую цену единицы. К тому же, вторая единица будет создана её быстрее, чем первая, поскольку основные ошибки были учтены.
По всей логике, если нападавшие были разумны, то нападение будет не в одном месте. Столичная полиция и большая часть опричников будет отправлена в сторону подорванного ангара, а значит охрана в остальных местах ослаблена.
Когда мы подъехали к зданию архива, то первое, что я услышал, был выстрел. Резкий, сухой, как хлопок бича. Потом ещё и ещё.
Здание архива, массивное, серое, с высокими окнами, зарешеченными чугунными прутьями, стояло в глубине двора, окружённое каменной стеной. Но сейчас его тишина была нарушена — из-за углов выскакивали тени, короткие вспышки выстрелов освещали фасад на мгновение, оставляя после себя лишь густой пороховой дым.
Мы выпрыгнули из машины, и в ту же секунду пуля просвистела у меня над головой, едва не оставив у меня на голове новый шрам. Я сразу же прыгнул в сторону, стараясь скрыться за преградой. Пули застучали по углу каменной стены, за которой я скрылся, стуча смертельным звоном.
Солдаты, охранявшие от нападавших архив, держали оборону у главного входа и изредка стреляли из окон. Их было не больше десятка — всё больше молодые, побледневшие от неожиданной схватки, но точно не дрогнувшие. Они залегли за мешками с песком, за каменными парапетами, стреляя короткими и точными очередями. Их командир, коренастый прапорщик с окровавленным рукавом, что-то кричал, но его голос тонул в грохоте хлеставших винтовок и хлопков револьверов.
Атакующих было значительно больше. Гораздо больше, чем можно было ожидать раньше. Террористы двигались как стая волков, используя каждую тень, каждую неровность местности. Одни лезли на пролом, стреляя прямо на ходу из винтовок, карабинов, ружей и револьверов, другие перебегали от укрытия к укрытию, стараясь как можно быстрее подойти к зданию архива. Кто-то закрывал лица платками, тогда как оставшиеся открывали лица.
Не сговариваясь, мы бросились вперёд, пригнувшись. Семён бежал первым, его автомат коротко плевался очередями, заставляя напавших на архив прижиматься к укрытиям. Казак овладел автоматом на прекрасном уровне, а потому ни один патрон не был растрачен впустую. Я же двигался за ним, пользуясь всеми преимуществами автоматического оружия — как только враг поднимался из-за своего укрытия, то я сразу же отправлял в его сторону короткую очередь. Расстояние было плёвым, и на такой дистанции пули рубили врагов в мясной фарш. Патроны таяли очень быстро, буквально на глазах, но и запал нападавших быстро ослабевал. Автоматы скашивали их, как свежую зелёную траву, но солдаты дрогнули. Раскатисто ухнули несколько гранат, осколки зажужжали по каменной кладке и стенам архива. Раненых было очень много, а потому оставшиеся в живых отошли внутрь здания, а атакующие, испытав прилив сил, двинулись с удвоенной силой на штурм. Казалось, что вот-вот будет победа, но наших двух автоматов просто не хватило. Террористы прижали нас ответным огнём ружей, которые на столь сверхмалой дистанции били не рассеянным веером дроби, а плотным свинцовым кулаком.
— Идём! — крикнул я казаку, чувствуя оглушение, — Двигаемся!
Семён поднялся и выдал длинную очередь веером в половину магазина. Его шинель рвануло попаданием, но телохранитель продолжал стрелять. Я прыгнул вперёд и очередью срезал двух стрелков. Они сидели слишком рядом, и потому их головы взорвались спелыми арбузами, ещё больше заливая кровью двор архива.
Двор архива превратился в ад. Где-то горел фонарь, разбитый пулей, и его масляное пламя лизало стену, отбрасывая чудовищные тени. Кто-то кричал — не то от боли, не то от ярости. На ступенях лежал убитый солдат, его рука всё ещё сжимала винтовку, будто он и после смерти пытался защитить вход. Мы прорвались внутрь.
В коридорах бойня продолжилась с удвоенной силой. Здесь, в этих вытянутых бетонных кишках, пистолетные пули вжикали о стены, летели рикошеты, каждый свист которого заставлял сердце сжиматься. Нас приходилось идти вперёд, переступая через окровавленные трупы, но, несмотря на лёгкие ранения, мы шли вперёд, стараясь не допустить врага до толстых ворот архива. Уже было понятно, что вряд ли они смогут уйти, а потому будут биться до конца.
Их осталось не больше пяти человек. К тому моменту, как мы врывались из-за угла, то они крепили заряд к толстым петлям, вертя головой и скучковавшись около дверей. Они точно не были профессиональными военными — скорее наспех подготовленными диверсантами, которых уже загнали в угол.
Пока мы пробирались по коридорам, то с одного из солдат я успел подобрать гранату на деревянной рукояти, которую сейчас и вытянул из-за своего пояса. Две секунды — и крышка была свёрнута, запальный шнур выдернут, и граната полетела из-за угла по коридору.
— Пригнись!
Взрыв оглушительной волной прошёлся по коридору, засвистели осколки, а затем настала тишина, звенящая в ушах. Я выглянул из-за угла и заметил лишь окровавленную кучу тел, которая лежала горкой подле металлических дверей архива. Кто-то корчился, нужно было бы вытянуть их, оказать первую помощь, но тогда эта светлая мысль не пришла мне в голову, и я прижал приклад к плечу, опустошая магазин.
Теперь все были мертвы.
Глава 19
Я сидел в самом углу зала престижного московского ресторана «Эрмитаж», за столиком у высокого панорамного окна, откуда открывался вид на заснеженную Пушкинскую площадь. Это место обычно предназначалось для самых влиятельных гостей — министров, генералов, богатейших промышленников. Сегодня же здесь сидел я — с тёмными кругами под глазами, в помятом мундире, с лицом, на котором читалась вся тяжесть последних событий.
Передо мной стоял бокал коньяка «Шустов», дорогого, выдержанного в дубовых бочках не менее пятнадцати лет, с благородным янтарным отливом. Этот напиток стоил как месячное жалование фабричного рабочего, но сегодня он казался мне просто жгучей жидкостью, неспособной заглушить внутреннюю боль. Однако к бокалу я не притронулся, лишь время от времени бултыхая внутри него напиток, наблюдая за тем, как в его глубине играют светлые солнечные лучи, преломляясь в хрустале. Каждая такая блик напоминал мне вспышки выстрелов в той роковой перестрелке.
Единственное, что я мог почувствовать, так это глухую, практически давящую горечь, куда более крепкую и даже едкую, чем мог ожидать раньше. Она поднималась из глубины души, смешиваясь с чувством вины и бессильной ярости. Мысли раз за разом возвращались к той роковой предновогодней ночи, напоминая о ране на бедре, которая во время боя не давала о себе знать, а теперь ныла при каждом неосторожном движении.