Я вышел в порт и сразу же отошёл в тень склада, поправляя лёгкую полотняную рубаху, уже давно обильно пропитанную моим потом. Миссия у меня была безумной — поднять индийцев на борьбу с британским колониальным режимом. Конечно, сделать мне это было необходимо не в одиночку; было важно отыскать агентов разведки, но до этого ещё нужно было дойти.
Из тени прохода между складами вышла фигура — высокий, загорелый, в потрёпанной рубахе, закатанной по локти. Лицо его скрывала тень широкополой шляпы, но я узнал его по осанке, по привычке стоять чуть боком, будто готовясь к удару.
— Здравствуй, княже, — раздался знакомый хрипловатый голос.
— Семён?
Мужчина сдвинул шляпу, и я увидел его лицо, сильно изменившееся за последние несколько месяцев. Теперь оно будто постарело, обветрилось; появился новый шрам через левую бровь, плохо заживший и покрывшийся маленькими бугорками, но глаза остались всё теми же, источающими упрямство, храбрость и лихость.
— Живёхоньки, — пробормотал казак, и в уголках его губ появилось что-то похожее на улыбку. — А я-то думал…
— Ты как тут вообще оказался⁈ — Казак сразу же оказался в моих крепких объятиях, несмотря на и без того высокую температуру. — Я думал, что тебя на каторгу пошлют или вовсе за преступления вздёрнут.
— Меня и в тюрьме долго держать не стали, — Семён похлопал меня по плечу. — Если вас в казематы Нижегородские сразу отправили, то я не больше суток пленником был. Мне едва ли не сразу предложение сделали: либо по законам судить будут и скорее всего вздёрнут, либо пойти в особенный отдел сюда. Я рассуждать долго и не стал — всяко лучше живым быть, чем в петле дёргаться. Меня-то долго судить не стали бы, как тебя, княже. Либо в петлю сунули и делай что хочешь, либо пулю в затылок пустили — и все дела. Только не сказали мне, что и вас сюда направят.
— Мне куда проще было. Несколько месяцев просидел в камере, а затем полкан пришёл и тоже предложил сюда двинуться. Дескать, сделай доброе для страны дело, и царь в ответ смилуется. Можешь посчитать, что у меня особенного выбора не было. Ты не думай, что раз я дворянин, то и с меня спрос куда меньший будет. Слишком сильно мы успели с тобой покуролесить и зла наделать. Вообще чудо, что нам такой шанс выдали.
— Великий Князь не глупый, чтобы просто так полезными людьми разбрасываться. За то, что мы наворотили, мы ещё успеем ответить, ваша светлость, но раз уж нас сюда отправили, то должны мы выполнить возложенные на нас задачи. Лучше бы уж свечку поставить в церквушке какой, но здесь с этим всё сложно. Всё больше католические да протестантские храмы. Но давайте лучше уж в другом месте с вами переговорим — вас люди ждут. Тут опасно на глазах говорить — британские псы не дремлют. Чуют, черти, что конец им скоро настанет.
— Двинули.
Мы зашагали по узкой улочке, прижимаясь к стенам, где ещё сохранились островки тени. Мой спутник двигался чуть впереди, не оборачиваясь на меня, но каждый жест, каждый поворот говорил о том, что он внимательно следит за окружением. Мы теперь не общались, ведь сейчас мы находились в одной из самых накалённых провинций, куда наплыли агенты британской колониальной полиции.
Кандла оказалась городом контрастов. С одной стороны — британская часть с широкими проспектами, обсаженными чахлыми пальмами, с белыми колоннами административных зданий, где важные чиновники в пробковых шлемах обсуждали налоги и подавление бунтов. С другой — лабиринт индийских кварталов, где улицы сужались до размеров щели между домами, где воздух был густ от запахов специй, пота и дыма. Здесь, в этой паутине, можно было потеряться навсегда.
Мы миновали улицы и двинулись на базар. Торговцы, сидящие на корточках перед разложенными товарами, не поднимали глаз. Женщины в ярких сари скользили между прилавками, как тени. Где-то плакал ребёнок. Над всем этим висел гул — не язык, не речь, а что-то вроде общего дыхания, шума жизни, которая текла здесь веками, не обращая внимания на смену правителей. Правда, на базарах мы были едва ли не единственными белыми людьми, отчего внимание было особенным. Я же и вовсе приехал в город с толстым кошельком и в неплохой одёжке, отчего крикливые лавочники старательно привлекали меня, приглашая купить своеобразные восточные товары. Отбиваться от них было сложно, ибо наседали они, как любящие одну своеобразную субстанцию насекомые.
Семён свернул в переулок, где тень была гуще. Стены здесь были покрыты выцветшими фресками — боги, демоны, сцены из эпосов, почти стёртые временем. Под ногами хрустели косточки фиников, брошенные кем-то накануне. Где-то в глубине дворика спала собака, свернувшись калачиком в пыли.
Я замедлил шаг, стараясь не наступить на бедняков, которые валялись тут и там прямо на земле. Их было столько, что иной раз из тел можно было сделать ковёр. При этом, чем дальше мы уходили от главных улиц, тем больше становилось мусора. Огрызки, какая-то гниль, бумага, рваная ткань, остатки пищи — всё это валялось на улицах, и местных это совсем не волновало. Казалось, что горы мусора были лишь частью ландшафта, который никоим образом не трогал индийцев.
— Далеко ещё?
Семён не ответил, лишь указав вперёд, где переулок перетекал на небольшую площадь. Территория была пустынна, если не считать старика в тюрбане, который продавал кокосы. В центре находился давно высохший фонтан, уже частично разрушенный. На другой от нас стороне стояло белое кирпичное здание с вывеской на местном и английском языках: «Гранд Отель».
Сам отель выглядел слишком чужеродно для древних кварталов индийского города. Трёхэтажный, с колоннами и балконами, выкрашенный в неестественно белый цвет, он никак не сочетался с царящей вокруг грязью.
Дверь захлопнулась за нами, отсекая шум улицы. В вестибюле царила прохлада, пропитанная запахом старого дерева, лаванды и слабого, но навязчивого аромата индийских благовоний. Пол был выложен потрескавшейся плиткой, некогда белой, но теперь пожелтевшей от времени.
За стойкой никого не было. Семён какое-то время смотрел по сторонам, после чего двинулся вперёд, махнув рукой. Его сапоги глухо застучали по полу. Казак и без того прекрасно знал, куда необходимо идти — вверх, по лестнице с коваными перилами, где краска давно облупилась, обнажив покрытый толстым слоем ржавчины металл. Я следовал за своим бывшим телохранителем, отмечая детали тотального запустения этого заведения: облупившуюся побелку на стенах, трещины, сетью идущие по потолку, слабое мерцание керосиновой лампы в нише на втором этаже.
Коридор отеля был узким, стены давили даже меня, никогда не отличавшегося клаустрофобией. Двери тёмными прямоугольниками были рассыпаны по стенам и мало чем отличались друг от друга. За одной из таких дверей слышался разговор на языке, который мне не удавалось опознать.
Семён остановился у комнаты в конце коридора.
— Ваш номер, — сказал казак и вытянул из кармана штанов ключ — старомодный, с крупной бородкой, раза в полтора превышающий размер обычных ключей.
Дверь открылась беззвучно, явно намекая, что её не просто используют, но и обслуживают, в отличие от всего остального постоялого двора. Комната за преградой была куда просторнее, чем можно было предположить снаружи. Высокий потолок со стёсанной лепниной, большое окно, затянутое полупрозрачной белой занавеской, через которое лился рассеянный свет. Мебель из простого дерева с резными ножками, кровать с балдахином, письменный стол, комод с запылённым зеркалом. Из украшений оставалась лишь небольшая картина с европейским пейзажем, сильно чуждым индийскому миру.
— Кто-то ещё знает, что я здесь?
— Вам, княже, вообще ничего не сказали о миссии?
Я многозначительно посмотрел на стоящего в дверном проёме Семёна. К сожалению, мне рассказали очень немного. Фактически, после того как мою камеру посетил подполковник особого корпуса Генерального Штаба, на следующий же день меня посадили на поезд, едущий из города в сторону Тегерана через Туркестан. К моему удивлению, регион был преодолён без особенных проблем, несмотря на возможные нападения бандитствующих племён кочевников. Уже в иранской столице меня, под присмотрами опричников, посадили на поезд до Бандер-Аббаса, а уже там посадили на морской пароход, направленный до Индии.
Материальное снабжение тоже сложно было назвать богатым. Хотя, мне позволили забрать не только крупную сумму денег с собственного счёта, но и стандартный для колониальных вооружённых сил Британии револьвер «Webley Mk IV» с небольшой горсткой патронов. Конечно, можно было бы воспользоваться более привычным Наганом или любой другой моделью отечественного вооружения, но становился вопрос снабжения. Всё же, большая часть вооружения и боеприпасов, которым будет снабжаться восстание, происходит под британские нормативы.
— Ничего. Никаких инструкций мне не удосужились рассказать. Единственное, что сказали, так это что меня встретит здесь очень знакомое лицо и сопроводит дальше. Даже примерное поле работы.
— Плохо агентура сработала у нас. — разочаровано произнёс казак, мотнув коротко обритой головой из стороны в сторону.
— Вполне наоборот. — стал я пояснять казаку систему работы, — Если до южной Персии меня ещё агенты сопровождали, которые могли проследить за моей сохранностью, то вот дальше мне самостоятельно пришлось двигаться и никто бы не смог гарантировать моей безопасности и что агенты британской разведки меня не перехватят. Думаешь, что я бы под пытками информацию бы не раскрыл? Какое-то время может ещё и продержался, но всё равно поведал бы очень многое. Мало кто вообще может под пытками держаться. Вот представь сейчас, что меня поймали и что тогда смогли бы сделать? Официально я никто иной, как самый обычный и ничем не примечательный подданный русской короны. Так? Так. Может быть, я Индию прибыл для того, чтобы наладить торговлю или деньги в регион влить, так что и задерживать меня нет никакого смысла.
— Фамилия-то у вас известная. Уж разведка бритская точно успела прознать, что Ермаков не простой человек, а изобретатель оружейный.