— Могла и раньше догадаться, но я на тебя, как на врага последнего тогда смотрела. Но и выбора у меня всё равно не было никакого: либо князь русский, либо принц баварский. Лучше уж со своими породниться. Согласись, Игорь, если бы я за немца замуж вышла, то ему точно было бы наплевать на наших рабочих, а до немцев мне всё одно дела нет.
— А как же солидарность мирового пролетариата? — я хмыкнул, вспоминая лозунги государства, в котором прожить успел не столь много.
— Я не коммунист. — Девушка сощурилась. — У других народов есть свои правительства и короны, которые о них должны будут заботиться. Мне важно только для подданных российской короны сделать достойные условия, а твои реформы — палец с подпиленным ногтем ткнулся мне в грудь, — лишь только начало. Впереди многие изменения продвинуть нужно.
— Тогда мы можем об этом поговорить, но не сейчас. — Поймав удивлённый взгляд жены, я поторопился разъяснить. — Предлагаю нам устроить выездной обед. Здесь есть великое множество красивейших озёр, на которых можно разместиться и отдохнуть молодой семье.
— Со слугами? — Ольга нахмурилась, поджав чувственные пухлые губы. — У нас их рота наберётся. С ними хорошего отдыха не получится — вечно суетиться вокруг будут.
— А зачем нам слуги? Сами справимся.
— Тогда завтра с утра должны быть запряжены кони, и мы направляемся на небольшой семейный отдых, Игорь Олегович. — Ольга приблизилась и мягко поцеловала меня в щёку.
Утро встретило нас хрустальным холодом, пробирающимся сквозь швы дорожного плаща, но солнце, только-только показавшееся из-за зубцов Уральских гор, уже обещало тепло. Конь подо мной, вороной жеребец с белой звездой на лбу, нетерпеливо перебирал копытами, выдыхая клубы пара. Ольга, сидевшая на гнедой кобыле, казалась невесомой в своём простом дорожном платье — никаких кринолинов, никаких придворных ухищрений, только удобная одежда и лёгкий платок, под которым золотились её волосы.
Я поправил карабин на плече. Казалось бы, этот край был слишком мирным, чтобы разгуливать по нему с длинноствольным оружием, но леса и в моё время были прибежищем диких зверей, так что обычным револьвером, который висел не только на моём поясе, но и супруга оказалась не обделена оружием.
Дорога вилась между холмов, ещё припорошенных последним снегом, но уже начавших оттаивать по краям. Земля дышала — где-то чернели проталины, где-то блестели лужицы талой воды, а кое-где пробивалась первая робкая зелень. Воздух был таким чистым, что каждое слово, сказанное шёпотом, звучало как колокольчик.
— Ты уверен, что знаешь дорогу? — Ольга обернулась ко мне, и солнце поймало её профиль, очертив его золотой каймой.
— Абсолютно, — я улыбнулся, хотя на самом деле лишь примерно представлял, куда ехать. Но разве это важно? Мы могли свернуть куда угодно — и всё равно нашли бы то самое озеро. Урал был полон таких мест — спрятанных, тихих, созданных для тех, кто хочет ненадолго убежать от мира.
Мы миновали перелесок, где голые ветви берёз ещё хранили зимнюю хрупкость, но уже готовились к пробуждению. Под копытами коней хрустел лёдок, покрывавший лужи, а вдали, за редкими соснами, уже виднелась гладь воды — тёмная, почти чёрная, словно зеркало, в котором отражалось небо.
Озеро оказалось небольшим, окружённым низкими холмами, и совершенно безлюдным. Ни рыбаков, ни крестьян — только пара ворон, важно расхаживающих по берегу, да дятел, долбивший где-то в глубине леса. Мы спешились, и Ольга, сбросив перчатки, тут же опустилась на колени у самой воды, опустив ладони в ледяную гладь.
— Боже, как холодно! — она засмеялась, и этот смех, звонкий и совершенно естественный, был таким непривычным после месяцев придворной сдержанности.
Я привязал коней к ближайшей сосне и достал из мешка простую холщовую скатерть, пару бутылок вина и завёрнутый в бумагу пирог с мясом — повар на кухне, узнав о нашей затее, чуть не упал в обморок, но всё же подчинился.
— Ты правда думал обо всём, — Ольга устроилась на скатерти, поджав под себя ноги, и принялась раскладывать еду. Её движения были такими же точными, как всегда, но теперь в них не было той холодной выверенности — только лёгкость, почти детская.
— Я же обещал, — я сел рядом, и плечо моё ненароком коснулось её плеча. Она не отодвинулась.
Мы ели молча, слушая, как ветер играет в ветвях сосен, как где-то далеко кричит орёл, как лёд на озере потихоньку трескается, сдаваясь весне. Вино было терпким, с ароматом смородины, и Ольга, сделав глоток, скривилась — она, как оказалось, предпочитала сладкие сорта.
К полудню солнце растопило остатки льда на озере, и вода заиграла бликами. Мы бродили по берегу, находя то следы лисы, то первые подснежники, пробивающиеся из-под прошлогодней листвы. Ольга, обычно такая сдержанная, то и дело наклонялась, чтобы потрогать мох или поймать солнечный зайчик на ладони.
— Смотри! — она вдруг остановилась, указывая на воду.
У самого берега, среди камней, шевелилась рыба — крупная, тёмная, лениво переваливающаяся с боку на бок.
— Щука, — я ухмыльнулся. — Если бы у нас была удочка…
К вечеру мы разожгли костёр на берегу. Дрова, собранные в лесу, были немного сырыми, и дым вился густыми клубами, но постепенно огонь разгорелся, отбрасывая длинные тени на наши лица. Ольга сидела, обхватив колени, и смотрела на пламя. Мы понемногу пили вино, не заметив, как костёр прошёл до тлеющих углей, окрашивающих всё вокруг в багровые цвета. Ольга, завёрнутая в мою шинель, подбрасывала в огонь сухие ветки, заставляя пламя вспыхивать снова. Тени от языков огня плясали на её лице, подчёркивая высокие скулы и делая взгляд ещё глубже. Она что-то говорила, смеялась, но я уже не слышал слов — только наблюдал за тем, как искры взлетают в темнеющее небо, смешиваясь со звёздами.
Раздался выстрел, сухой, как хлыст. Пуля ударила в самый центр постепенно догорающего костра, подняв фонтан из сверкающих искр и углей. Ольга вскрикнула, инстинктивно пригнувшись, а я уже был на ногах, подхватывая карабин за брезентовый ремень.
— В кусты! — я резко толкнул жёну в спину, и она толкнулась в небольшую ложбинку у воды, которая едва скрывала нас от глаз неизвестного стрелка.
Эхо ушло в стороны, и настала тишина. Только треск углей и учащённое дыхание Ольги за моей спиной. Я медленно стянул с головы свою ушанку и нацепил её на ствол карабина, а затем немного приподнял ствол над ложбинкой — самая простая уловка, но эффективная в это время, когда снайперские школы не успели не только развиться, но и не сформировались. Выстрела не последовало.
— Может, охотник? — прошептала Ольга, но я покачал головой.
— Охотники не стреляют в костры.
Второй выстрел разорвал ночь, и пуля улетела над нашими головами в нескольких сантиметрах, срезав одну из веток. Она упала в снег, шурша листьями, и я ответил выстрелом, прекрасно понимая, что попасть на таком расстоянии вслепую физически невозможно.
— Что нам делать? — Ольга была испугана, но не истерила, хотя в такой ситуации сохранять спокойствие было физически сложно.
Я принялся вертеться на месте. Стреляли определённо в нас, а значит, если рванёмся к коням, то наверняка нас просто перебьют. Не было понятно, где расположился неизвестный стрелок, а вполне возможно, что их вовсе не один человек, а тогда у нас очень серьёзные проблемы. Я бы даже сказал, что если против нас выступила целая группа, у которых руки торчат не из гузна, то уйти неповреждённым просто не получится. Рядом с нами было очень обширное озеро, и скрытный стрелок мог легко спрятаться где угодно, а оптического прицела на карабине не имелось, отчего и шанс его обнаружить фактически нулевой.
— Лежи здесь. Вытащи револьвер. Если его голоса знакомого не услышишь, то просто пали прямо на звук.
Самолично взведя курок револьвера жены, я двинулся по канаве. Ползать по чуть подтопленной луже было проблематично и неприятно. Пусть солнце днём ещё пекло, но сейчас, когда оно скрылось за кронами деревьев на горизонте, то становилось всё прохладнее и прохладнее. Руки без перчаток моментально замёрзли, и стискивать ложе карабина становилось всё сложнее. К тому же, было непонятно, где скрылся стрелок. Если бы мне было известно хотя бы его расположение, то всё было бы уже значительно проще, но такой драгоценной информации у меня не было.
Через несколько минут я оказался в паре десятков метров от того места, где залегла Ольга. Я прильнул к холодному камню, затаив дыхание, проверяя всё вокруг поверх прицельной планки. Отыскать противника было жизненно важно, но ни одной тени в начинающейся темноте найти не удавалось. Всё рассеивалось, сливалось между собой. Захотелось вернуться в своё время, вооружиться современной винтовкой с прибором ночного виденья или же вовсе тепловизором, но такого комфорта позволить себе было нельзя.
Вдалеке слышался тихий треск углей и только собственное дыхание, вырывающееся белыми клубами в холодном воздухе. Я прижимался к карабину, голые пальцы уже немели от холода, но отпускать оружие было нельзя критически. Где-то в темноте скрывался стрелок, способный убить меня и мою жену, а потерю второй супруги было допустить никак нельзя, ведь у меня была возможность всё изменить. Схватка в темноте была слишком сложной, и быстро она не закончится совершенно точно.
Впереди и слева, примерно в сотне метров, мелькнул слабый отблеск, словно стекло поймало последний свет угасающего костра. Всего миг — и он исчез, но я уже прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Выстрел хлопнул в ночи, освещая небольшой участок яркой дульной вспышкой.
Ответный выстрел раздался меньше, чем через секунду. Пуля ударила в камень всего в нескольких сантиметрах от головы, и каменные сколки картечью ударили по щеке. Я перекатился за валун, чувствуя, как тёплая кровь стекает по шее. Боль была не такой большой, но щёку саднило. Отлети пуля от камня в другую сторону, и рикошет может быть смертельным.
Теперь было понятно, где сидит снайпер — почти полторы сотни метров впереди от меня, прямо у ледяной кромки озера, где росли чахлые кустики, от которых остались лишь облезлые ветки. Правда, я был почти уверен, что боец отнюдь не из простых воинов — он точно догадается сменить позицию, а значит, его там найти не получится. Выходит, что и мне нужно сменить место дислокации. Иначе меня