Солнце, отражаясь от полированной меди, заставляло ворота пылать, как два огромных зеркала, подожжённых закатом. По краям — орнамент из лотосов, их лепестки так искусно переплетались, что создавали иллюзию движения, когда наблюдатель смещался в сторону.
За воротами открылся двор, вымощенный белым камнем. Фонтаны, клумбы с розами, слуги в белых одеждах, застывшие в почтительных поклонах. И в центре — сам дворец, ослепительно белый, с ажурными арками и куполами, покрытыми позолотой.
Машина остановилась, а всадники принялись спешиваться. Двигались они быстро, чётко, без приказов и команд. Не сказать, что в них я видел особенных спецов, но мне стало заметно, что особенное внимание они обращают на свои сабли с украшенными каменьями рукоятками. Сомнительно, что в их горном регионе получится организовать скоростную кавалерийскую атаку с саблями в руках, но от холодного оружия консервативные индусы не собирались отказываться, преследуя свои традиции.
— Вы особо рты не открывайте, я говорить буду. Махараджа человек резкий — в момент может передумать против англичан выступать, так что давайте будем аккуратны, — Синдбад выдохнул. — Готовы?
— Всегда готовы, — ответил я пионерским лозунгом разведчику.
За дверьми дворца, куда нас чуть ли не конвоировали всадники индийцев, нас встретила прохлада мраморных галерей. Пол дворца был выложен пластинами из розового и белого камня, бывший настолько отполированным, что при его помощи можно было бриться. Стены тоже были из камня, резные и ажурные, украшенные разноцветной мозаикой прекрасными гобеленами с сюжетами легендарных картин.
Слуги, одетые в белоснежные одежды с золотым шитьём, молча шли впереди. Их босые ступни не издавали ни звука. По обеим сторонам коридора стояли высокие, покрытые глазурью вазы и наполненные лепестками душистых цветов. Их аромат смешивался с запахом сандалового дерева, тлевшего в бронзовых курильницах по всем коридорам индийского дворца.
Стоило мне поднять голову, то сразу же стало понятно, что прежнее понимание «роскоши» было слишком бедным. Позолоченные своды, украшенные фресками, изображающими сцены из «Рамаяны» — битвы злых демонов и светлейших богов, летящие золотые колесницы, застывшие в танце полубоги апсары. Каждый квадратный сантиметр был расписан, инкрустирован, покрыт тончайшей лепниной, где даже тени ложились так, будто были частью масштабной картины.
Мы прошли через внутренний двор — оазис прохлады среди раскалённого дня жаркой весны. В центре был фонтан, облицованный лазуритом, его струи падали в чашу, вырезанную из цельного китайского нефрита. Вокруг водного источника стояли диковенные деревья, привезённые со всего света: карликовые сосны из Японии, цветущие магнолии, ветви которых склонились под тяжестью бутонов и растения, который я никогда не видел и даже не мог предположить их названия.
Мы шли по коридорам несколько минут и наконец перед нами показались высокие двери, раза в три превышающие рост обычного человека. Они были из черного дерева, инкрустированного перламутром в виде созвездий. По бокам — две статуи: слева — богиня Сарасвати с виной в руках, справа — воин с поднятым мечом. Обе фигуры в человеческий рост, отлитые из чистого серебра, с изумрудами вместо глаз.
Слуги остановились, склонились в почтительном поклоне и раздвинули створки. Зал открылся перед ними, как шкатулка с драгоценностями. Пол — зеркальный паркет из редких пород дерева, настолько гладкий, что поначалу казалось, будто идешь по воде. Колонны, обернутые шелком цвета шафрана, поддерживали потолок, где висели хрустальные люстры — каждая из тысячи подвесок, каждая подвеска — идеально ограненный горный хрусталь. Стены состояли из сплошной росписи, но не из фресок, а гобеленами из тончайшего шёлка и золотых нитей, изображающие историю рода: коронации, победы, браки.
В конце зала, на возвышении, стоял трон. Не просто дорогое кресло, а архитектурное сооружение — слоновая кость, черное дерево, золотые пластины с рубинами, образующими узор павлиньих перьев. Над ним — балдахин из парчи, расшитый настоящими жемчужинами, ниспадающий тяжелыми складками.
И на троне сидела она.
Вся наша группа, желавшая было склониться в почтительном поклоне, застыла на месте от непонимания. Все ожидали увидеть мужчину, сильного правителя северного индийского княжества, противника британского режима, а никак не женщину, разодетую в белоснежный шёлк и украшения, цена которых вполне могла зайти за парочку годовых бюджетов Томской губернии.
Синдбад первым пришёл в себя. Сделав три быстрых ритуальных шага вперёд, он опустился на одно колено, коснувшись пальцами пола у ног правительницы княжества, после чего поднял сложенные ладони ко лбу в традиционном индийском приветствии.
— Пранама, Раджмата-сахиба, — голос агента на английском звучал ровно, но с оттенком глубокого почтения. — Как луна отражает свет солнца, так и мы, недостойные, оказались ослеплены сиянием вашей милости. Простите невежественных путников, не знавших, что трон Кашмира охраняет Лакшми, а не сила Индры.
Мы последовали примеру Синдбада, хотя наши поклоны были куда менее изысканными. Казак, привыкший к казачьим обычаям, скорее резко кивнул головой, тогда как я сделал поклон в пояс, прижав ладони к груди.
Махарани наблюдала за нами с невозмутимым спокойствием. Её пальцы, украшенные кольцами с рубинами, слегка простучали по подлокотнику, и Синдбад наконец выпрямился, позволив нам разогнуться.
— Утхийе, атихи, — голос женщины лился как мёд, но со стальным оттенком. — Гость в доме — посланник богов. Только глаза ваших спутников говорят, что они видели гораздо больше острых мечей, чем священных текстов. — Она слегка наклонила голову, и свет задрожал в изумрудах её золотых серёг. — Мой супруг, махараджа Удай Сингх II, шесть месяцев назад совершил последнюю дхарму кшатрия на склонах Зоджи-Ла, — её слова повисли в воздухе, наполненном ароматом сандала. — Его тело река Витарста унесла в обитель Варуны. А наш сын-январдж пока слишком юн, чтобы нести бремя власти. — Лёгкое дрожание её ресниц выдавало боль, которую не мог скрыть даже безупречный контроль над выражением лица. — До его совершеннолетия я, как тень Шивы, защищаю этот трон. И тем, кто сомневается в праве женщины держать чакру власти, — её глаза вспыхнули, как лезвие в сумерках, — я предлагаю вспомнить судьбу демона Махиши, побеждённого Дургой.
Тишина в зале стала абсолютной. Агент медленно поднял голову и встретился взглядом с правительницей.
— Госпожа, — голос агента звучал тепло. — В наших священных книгах говорится: «Там, где почитают женщину, там обитают боги». Ваша непоколебимая мудрость очевидна, как солнце в полдень. Мы пришли не как судьи, а как те, кто желает видеть Кашмир цветущим, как сад Индры. Мы ваши друзья, а не враги. Мы те, кто поможет.
— Ваши слова сладки. — Женщина сделала изящный жест рукой, и слуги мгновенно принесли низкие кресла с мягкими подушечками. — Садитесь. Думаю, вам будет интересно узнать, какие семена восстания вы хотите разбросать в почве Кашмира.
Слуги расставили перед гостями серебряные подносы с финиками и шафрановым щербетом. Я отхлебнул из резной чашки, почувствовав на языке сладость меда и терпкость кардамона.
— Ваше высочество, — начал говорить я, отставив чашу в сторону, ловя на себе поражённый взгляд Синдбада, стараясь при этом подбирать слова на английском, который знал не столь хорошо. — Давайте говорить прямо. Британцы душат вашу торговлю. Мне известно, что в прошлом году они конфисковали три каравана с шёлком под предлогом «нарушения таможенных правил». Цены на ваши ковры упали вдвое с того времени, как в Ланкашире запустили паровые станки.
Махарани медленно опустила веки, словно прикрываясь от моей грубой прямоты. Её пальцы перебирали тонкие серебристые драгоценные нити жемчуга на рукаве её дорогой накидки.
— Говорят, что северный ветер ломает даже самые крепкие деревья, тогда как южный склоняет постепенно, — голос девушки звенел, как колокольчик на храмовом алтаре. — Но разве грубая сила дороже мудрой осторожности, чужеземец?
— Достопочтенная махарани, мудрость хороша, когда есть много времени. Но пока мы говорим цветистыми фразами, англичане протянут железную дорогу до самого Сринагара. Через год они смогут за считанные часы перекидывать пушки прямо под ваши ворота, и тогда можете забыть о независимости навсегда. — Я откинулся на спинку кресла. — Мы предлагаем простое решение: наши корабли, наполненные оружием, уже ждут в Персидском заливе. Дайте нам разрешение, и меньше чем через месяц на вооружении солдат Кашмира будут наши новейшие винтовки, пулемёты, десятки и сотни тысяч патронов.
В глазах махарани вспыхнул холодный огонь. Она резко подняла голову:
— Ты предлагаешь мне впустить в свои земли бурю, не спросив, готова ли я к последующим разрушениям. Разве тигр, пришедший прогнать шакалов, не может сам в будущем стать угрозой?
Синдбад нервно заёрзал, но я остановил его коротким жестом.
— Если вы хотите узнать конкретные цифры, то Россия готова предоставить вам тридцать тысяч винтовок для ваших воинов в ближайшие две недели, сотню пулемётов со всеми припасами. Три парохода для торговли по Инду. К тому же, Москва готова предложить вам гарантированные цены на шерсть, шёлк и шафран на пять лет вперёд. Сейчас мы говорим не о поэзии, а о политике.
— Даже если твои слова чисты, как вода Манасаровара, — прошептала княжна, — разве не знаешь ты, что британские пушки уже сейчас стоят на холмах Джамму? Что будет с землями моего сына, с моим народом, полями, когда начнётся война?
— Ваш народ и так умирает. От голода, когда англичане вывозят зерно, засеивают поля опиумом. Индийцы умирают от нищеты, когда их фабрики убивают ваши ремёсла. — Я поднялся и посмотрел в глаза махарани. — Сейчас мы способны дать вам шанс на независимость. Не на красивое рабство под британским сапогом, а на тяжёлую свободу. Уже сейчас мы заключили договоры с некоторыми князьями, сикхи уже сейчас готовы сражаться, бенгальцы наращивают вооружение, непальцы могут спуститься с гор, некоторые из сипаев могут поднять знамёна на войну с бойцами.