Выстрел в ночной темноте разорвался баллистической ракетой, а огненный шар, вылетевший из короткого ствола, осветил неожиданного противника. Если сначала мне показалось, что это был ужасный монстр, которого придумало моё воображение, то свет от выстрела развеял тайну. Это был человек, сжимающий в обеих руках по короткому искривлённому кинжалу, длиной не больше локтя. Во всполохе выстрела сталь хищно сверкнула.
Секунда — и один из кинжалов взрезал воздух над моей головой, едва ли не срезав часть волос на макушке. Смерть пахнула ледяным запахом, и я рефлекторно пнул ногой в темноту. Удар был мощным, но и противоборствующий мне человек определённо был не новичком, отчего стопа в сапоге достигла бока нападавшего вскользь. Я чуть ли не рухнул вперёд, попав на выставленный вперёд кинжал убийцы, который уже предвещал смерть северного иностранца.
Умирать я не собирался, а потому отпрыгнул назад и два раза нажал на спуск в темноту. Первый выстрел ушёл куда-то в непроглядную индийскую темноту, пуля просвистела над высокой и сочной зелёной травой, тогда как второй выстрел оказался значительно результативнее. Нападавший, рванувшийся было в сторону, чтобы обойти меня сбоку, просто споткнулся. Непонятно куда его достала пуля, но от быстрых движений не осталось ничего. Он просто упал на пыльную дорогу, как сбитый косою, и теперь барахтался, суча ногами и крича что-то на своём наречии.
Адреналин захватил сознание, и я успел вовремя развернуться, когда опасность появилась с другой стороны. На этот раз меня попытались убить не искривлёнными мечами, а метательным и обточенным со всех сторон стальным диском — чакрой. Метательное оружие пролетело в стороне с таким страшным свистом, что в животе стало дурно. На середине дороги я был как прыщ на гузне, и следующие два снаряда могут оказаться запущенными куда точнее.
Прыжок в сторону, и я оказался укрытым за толстой деревянной колонной-подпоркой, удерживающей черепичную крышу одноэтажной гостиницы. Чакры со стуком вонзились в деревяшку, и я отщёлкнул барабан в сторону, выбивая экстрактором пустые гильзы, из которых исходили тоненькие струйки порохового дымка. Благо, дополнительный боезапас торчал из кожаных петель на кобуре латунными столбиками.
На мгновение высунувшись, я быстро оценил ситуацию. Противник был точно не один, ведь к гостинице сейчас подходило сразу несколько человек. В некоторых окнах загорелись редкие и тусклые огоньки, совсем не помогающие рассмотреть убийц.
Вдалеке громыхнул выстрел и появилось светлое облако от выстрела. Пуля шмякнулась в толстую колонну, но выйти не сумела, пусть я и пригнулся. Два ответных выстрела заставили нападающих отхлынуть в стороны.
Одна из фигур рухнула тряпичной куклой, когда из открытого окна гостиницы прозвучал выстрел. Нападающие сразу прижались к укрытиям, но момент для удачного нападения ими был потерян. Синдбад и Семён уже палили, не жалея «огненного припаса». У казака вовсе при себе был диковинный револьверный карабин, заряженный патронами, которые вполне было возможно использовать в качестве «слонобоя». Били прицельно, но каждый выстрел громыхал сильнее, чем удары мощной кувалдой по толстой стальной наковальне.
Последний убийца попытался сбежать. В его руках был старый охотничий двуствольный курковик, и потому убийца пальнул из двух стволов, попытавшись засыпать русских широким дробовым кулаком. Правда, на расстоянии в два десятка метров его мелкая дробь для охоты на птиц разлетелась слишком широко, чтобы принести ощутимый урон.
Я рванулся из-за своего укрытия и побежал за стрелком. Тот неумело, прямо на бегу пытался перезарядить дробовик, но его движения были слишком неумелыми, неправильными, отчего один из патронов упал на землю. Я понимал, что упускать его было нельзя. По нашу душу точно успели послать убийц, и если мы не узнаем, кто это такие, то будет очень худо. Противников в этой восточной стране у нас может быть бесчисленное множество, и потеряться им будет несложно.
Проскользнув вперёд по пыли, я схватился за рукоять револьвера на манер стойки Рея Чепмена — левая рука удерживает правую ладонь, щека упирается в бицепс, а левая нога, на которую был упор всего веса, лишь немного отправлена на вынос. Пожалуй, эта стойка была одной из самых удобных для стрельбы из короткоствольного оружия, сильно повышая эффективность каждого выстрела.
Револьвер хлопнул ровно три раза. Первые два выстрела были прицельными — прямо по ногам убегающего стрелка, тогда как третий был скорее контрольным, посланным по направлению врага. Послышался вскрик, полный нечеловеческой боли. Индиец упал на землю, пробороздив лицом небольшую земляную полосу. Так и не заряженный дробовик отлетел переломленный в сторону, а патроны высыпались из широких карманов южанина.
Я подбежал к сбитому с ног нападавшему и с размаху, будто бил пенальти, от которого зависел весь мировой чемпионат, ударил носком сапога по руке с сжатым внутри кинжалом — таким же кривым, как у уже убиенного бойца. Оружие, описывая в воздухе круги, отлетело куда-то далеко в кусты.
Южанин закончил сопротивление в тот момент, когда ещё горячий от выстрелов ствол прижался к его ране на голени. Индиец взвыл до рези в ушах. Боль наверняка была адской, хотя ранение, надо сказать, было достаточно лёгким — пуля ударила стрелка вскользь по ноге. Такую можно было просто хорошо обработать и вовремя менять повязки, чтобы плоть заросла спокойно, без вмешательства хирургов и других врачевателей.
Стоило смолкнуть стрельбе, как на улицу опасливо высыпали местные жители. Они заинтересованными кучками сбились вокруг трупов нескольких их соотечественников. Так они напоминали стайки чёрных ворон, галдящих на своём странном птичьем языке. Нужно было бы их разогнать, пока кто-то особенно хитрый не взял оружие и не пальнул в мою сторону, но было некогда. Индеец, в ране которого я копошился стволом револьвера, попытался было откусить свой язык. Наглость была неописуемой, и я отреагировал, как подсказало сердце. Рука замахнулась как заведённая пружиной, а затем обрушилась на лоб южанина стальной рукоятью револьвера.
Удивление во взгляде неудавшегося бойца увидел бы даже слепой. От боли и помутнения рассудка он открыл рот, в который я тут же сунул залитый потом платок, коим обтирался на всём протяжении пути. Кусок ткани был набит в его рот настолько плотно, что пошевелить челюстью было невозможно. Откуси эта сволочь свой язык, то просто захлебнулся горячей кровью, а такая преступная лёгкость смерти была просто преступной. Нужно было узнать, кто такой хитрый решился послать по наши души убийцы, а этот стрелок оставался единственным, кто остался в живых. По крайней мере, тем, кто решился вступить в бой с русскими лицом к лицу.
Как только индус перестал так сильно брыкаться, я перетянул поясом его руки за спиной и кинжалом взрезал его относительно чистую штанину с целой ноги, которую быстро распустил на длинную тканую полоску и перетянул раненную ногу неудавшегося убийцы. Сам раненный что-то мычал, явно обещая мне худшую из жизней, страшную смерть и вечные муки на той стороне «жизни».
— Попался, голубчик. — хмыкнул я, хлопнув пленника по спине. — Сейчас ты нам всё расскажешь, как миленький, сволочь этакая.
Глава 6
Что можно ожидать от человека, загоревшего как древесный уголь, одевающегося как московский денди и блещущего хитростью в глазах? Вполне можно предположить, что он занимается каким-то прибыльным делом, быть может продавал в столичных магазинах иностранную контрабанду, или же вовсе зарабатывал карточным шулерством. Можно было предположить вообще всё, но никак не то, что он умел профессионально мучить людей.
На загорелых руках Синдбада кровь засохла крупными каплями. Залиты конечности были от кончиков пальцев до локтей, а костяшки и вовсе были сбиты до мяса. Агент колотил единственного пленника долго, идеально подбирая силу для удара, болезненные места. Удивительно, что у него не было специализированного инструмента, но всё равно нужная информация тонкой нитью тянулась из пленника. Как ни странно, но другие жители Бхарата, а в частности того небольшого городка, где произошла короткая, но интенсивная перестрелка, не попытались отбить своих соотечественников. Мы уехали с рассветом, когда Семён провёл короткий ремонт машины, оставив индейцам несколько трупов, которых даже не стали обирать. Возможно, именно из-за этого никто противодействовать нам и не стал.
— Помер. — Коротко констатировал агент, старательно оттирая мокрой тряпкой кровь со своих рук.
Агент русской разведки сейчас производил страшное впечатление: в классическом костюме-тройке, залитый кровью едва ли не до ушей, с безумием в глазах и тлеющей английской сигаретой, зажатой в зубах.
Я выругался, понимая, что был потерян единственный и очень дорогой трофей из того сражения. Индиец смог пережить переезд до Лахора, ставшего ставкой для организации будущего восстания, несмотря на серьёзную потерю крови и практически полное отсутствие стоящей медицинской помощи. Он постоянно сыпал проклятиями, но после ночной поездки в сундуке багажника перестал сопротивляться. Лишь иногда он сыпал проклятиями ослабевшим языком, вызывая лишь брезгливые усмешки на губах северных «туристов-бизнесменов».
— Выудил чего? — спросил я агента, устало севшего на деревянный табурет с удобной подушкой.
— А как же? — хмуро спросил Синдбад, отбросив ставшую бурой тряпицу. — Думаешь, что я его от большой любви мордовал парочку часов? Я всё же агент, а не палач какой-то.
— Тогда не томи.
Разведчик томить не стал. Агентурная сеть в регионе была не столь большой, а мы оказались для разведчика ближайшими сподвижниками, которым информация должна была поступать чуть ли не из первых уст.
Индиец выложил много информации. Возможно, был слаб характером, а может и навыки Синдбада на это повлияли. Оказалось, что несостоявшийся убийца происходил из Мансура, традиционно мусульманского города, хотя удивительно быстро перешёл в англиканство вместе с отцом, получив сносное образование в миссионерской школе в Калькутте.