дальнюю дорогу.
— А кто дерево обрабатывал на карете? — поинтересовался я у приказчика, после того, как внимательно осмотрел будущее приобретение, и прошёлся взглядом по остальному модельному ряду.
— Дык сам хозяин и обрабатывал, значится,– объяснил мужчина, стоящий за конторкой и задумчиво догрызающий карандаш,– Он завсегда сам с деревом работает. Никому не доверяет.
— А могу я с ним поговорить?
— Дык нету его нынче, — развёл руками мужик, — Батюшке-царю нынче карету в Конюшенное ведомство сдает. Завтра пожалуйте, милостивый государь, ежели с хозяином поговорить желаете. Вот прямо ко обеду и приходите.
— Тимошка, ты что тут делаешь? Иди работай, — вытолкал его за двери вдруг появившийся прилично одетый приказчик, — Прошу простить, господин хороший. Стоит на минуту отлучиться, как он тут как тут. Того и гляди, из дворников в приказчики выбьется, — пошутил он, — Про какую их карет вам рассказать? Качество материалов и сборка у нас наилучшие. Если какие-то особые мысли на счёт конструкции есть, то вам лучше завтра зайти, когда хозяин на месте будет.
А ведь я приду. Интересно мне с немцем пообщаться, который дерево для карет артефактом Материи обрабатывает. Может, ему какой-нибудь ещё перл нужен? Например, для сварки металла. Так я ему могу подсобить за пару-другую карет.
Первый блин — всегда комом! Старинная русская мудрость не подвела меня и на этот раз.
Полвечера провёл с братом.
Лёвка вернулся из пансиона бегом, узнав там про состоявшуюся дуэль. Ещё бы не узнать! К нему раз десять с вопросами мальчишки подходили, а он и не знал, что говорить. Секрет? Да какой секрет, если Кюхельбекера тут же из этого пансиона уволили, и теперь место преподавателя словесности никем пока что не занято.
Пришлось и про дуэль брату рассказывать, и про то, что Кюхля не такой уж и плохой, просто человек сложный, и лишь когда мы сели пить чай, я пригласил к нам няню, и начал её подзуживать на сказки, напоминая, что и когда она мне рассказывала.
Арина Родионовна мялась и отвечала неохотно. Пришлось мне проявить инициативу — набулькать старушке немного рома в чай. Как знал, что он понадобится. Любит она это дело. Целые вечера с малолетним Пушкиным под пунш сидела, и сказания рекой лились.
Так оно и вышло. Не прошло и пяти минут, как бабуська раскраснелась, и заговорила, да так, что не остановить.
Зачем мне все эти фокусы? Тут всё очень просто — мы с Виктором Ивановичем решили опробовать самый мягкий вариант воздействия на будущего великого поэта России — Льва Сергеевича Пушкина.
Для начала попробуем подбрасывать ему нужные образы, а то и вовсе некоторые строчки авторства оригинального Пушкина. Благо, говорильная машина, в лице поддавшей няни, легко управляется моими вопросами о якобы тех воспоминаниях наших совместных вечеров. Мне остаётся лишь руководить словесным потоком, время от времени его направляя и иллюстрируя. Лёвка сначала скучал, слушая наш не совсем слаженный дуэт, но вскоре зацепился за мои слова про русалок.
— Там чудеса, там леший бродит. Русалка на ветвях сидит, — попробовал я метод нейролингвистики, подбрасывая Лёвке соответствующие образы, но не рифмы.
— Не, русалки в воде живут, — тут же начал он мотать головой, — С чего бы им на ветках рассаживаться?
— А по утрам, на рассвете, русалочки из воды выходят. Садятся на ветви, что над водой нависают, и волосы свои длинные сушат да расчёсывают, — тут же вмешалась Арина Родионовна, плавно и речитативно отстаивая когда-то созданное явление, перешедшее в сказания.
— Голые? — сразу же живо заинтересовался брательник народным творчеством.
— А вот с этим, как придётся. Какая может и в сорочке утонула, если из благородных была, а деревенские девки всегда голяком купаются, — ни на секунду не смутилась Арина Родионовна, — Вот помню, была я молодкой…
— Нянюшка, ещё чаю? — прервал я на всякий случай её откровенные воспоминания, которые порой изрядно смущали юного Александра Сергеевича.
— «Да как же ты венчалась, няня?»
— Так, видно, бог велел. Мой Ваня
— Моложе был меня, мой свет,
— А было мне тринадцать лет.
Не на пустом месте потом эти строки рождались. Рановато Лёвке знать про быт в крестьянских семьях, где всё просто и незатейливо. Мал ещё.
Как бы то ни было, а брата я на полвечера около няни удержал, дав ему по самые уши окунуться в мир русских народных сказок.
— Александр Сергеевич, лёгкий метод программирования не работает, — спустя час, с огорчением доложил мне Виктор Иванович, после того, как мы с братом разошлись по своим комнатам, — Лев Сергеевич сказаниями впечатлился, но к себе в тетрадь с черновиками совсем иное записал.
— Насколько «совсем»? — тут же вмешалась Алёна Вадимовна, появляясь в образе строгой учительницы, одетой по старой моде.
Или это она «бесстужевку» копировала, добавив к их характерному облику вполне современную оправу с простыми стёклами.
— Сами можете судить, если есть желание, — не стал мой тульпа изображать из себя литературного гуру, — Я подглядел, что он там написал.
— Так чего время тянешь, интриган? — пальцем вздела Алёна Вадимовна очки на нос, — Читай давай, и с выражением.
— Русалка, сидя на ветвях,
— Ласкает гребнем волоса.
— И леший бродит, дух бесплотный
— Дозором обходя леса.
— В тени дубрав, где свет не яркий,
— Лишь серебром звенит ручей,
— Ветра играют, словно арфы,
— В вершинах крон и тьме ночей.
— Хм, черновик, говоришь, — задумчиво покосился я на зависшую тульпу — слушательницу, ожидая её оценки.
— Для юного поэта вполне достойно, — тряхнула головой Алёна Вадимовна и тут же скрылась, явно не желая брать на себя ответственность за определение поэтической ценности пары четверостиший, записанных братом у себя в тетради.
— Что дальше делать будем, Александр Сергеевич? Пока как-то не совсем по плану поэзия пошла, — легко переложил мой тульпа на меня принятие решения.
— Ты же сам мне говорил, что Лев Сергеевич был не менее талантлив своего старшего брата, — вернул я мяч на его поле.
— Так-то оно так, но я к классическому Пушкину привык, и всё остальное не готов принять в первом чтении.
— Время у нас есть. Давай посмотрим, как современники стихотворения молодого поэта воспримут.
— То есть, пока идём по мягкому варианту? — уточнил Виктор Иванович.
— Самому мягкому в том, что касается поэзии, а вот вопросами воспитания мне придётся жёстко заняться. Иначе вырастет такой же лентяй мот и оболтус, каким в моём мире был брат Пушкина, — поставил я перед собой весьма непростую задачу.
Лёвка маменькин сынок и баловень. Едино, что мне может помочь — это его почитание и вера в старшего брата. Опять же, имею право. Двое нас в Роду Ганнибалов-Пушкин — я да брат.
Правда, третьего ждём. Матушка уже на девятом месяце, а братцу Платону уже я не дам умереть раньше времени.
— Александр, у нас есть к тебе разговор, — встретили меня на завтраке два брата-сибарита.
Удивительное дело. Оба они обычно далеко за полночь шляются по салонам Петербурга, потом отсыпаясь до полудня, а тут вдруг к раннему завтраку встали. Для них такое — просто подвиг!
— Говорите, но недолго. Мне вскоре по делам надо уехать, — заранее ограничил я временные рамки, чтобы не слушать тех обычных пустословий, которыми они любят украшать свою речь так, что иногда до сути сложно продраться.
— Мог бы и побольше уважения проявить к своему отцу, — не преминул укорить меня Сергей Львович, — Я могу и не посмотреть, что ты князем стал, — тут же позволил он себе лишнего, но сразу заткнулся, стоило мне на него выразительно посмотреть, и отвёл глаза.
— Тем не менее, я слушаю, — прервал я повисшую в воздухе неловкую паузу.
— Касательно твоих вчерашних расходов на Ольгу. Надеюсь, ты знаешь, что бывает, когда дворяне выписывают вексель, а потом оказываются не в силах его оплатить! — как всегда с переизбытком пафоса, достойного лишь актёру захудалого театра, поинтересовался отец.
— Я рассчитался чеком. И Ольге пятьдесят тысяч положил в банке на её счёт, чтобы она с приданым была. Номер счёта сказать? Вдруг вы тоже туда тысяч по пятьдесят сброситесь? Кстати, если вдруг попробуете к её деньгам ручонки свои протянуть, то сразу не советую. Засужу и верну всё втройне. Обещаю, — спокойно приступил я к яичнице.
— Да как ты с отцом разговариваешь! — дал петуха Сергей Львович в конце обращения.
— Вроде слова грубого не сказал. Одни известия радостные донёс, — пожал я плечами, — Или ты, отец, не рад, что твоя дочь из бесприданниц перешла в разряд перспективных невест? Пусть пока не самых богатых, но и я только начал работать.
— Как отец, я хочу знать, нет, я требую!! — в очередной раз перебрал батя с пафосом, начав переигрывать, — Ты должен рассказать нам, что это у тебя за работа и куда ты собрался, раз у тебя даже нет времени поговорить со своими ближайшими родственниками.
— Про мою работу вам знать ни к чему, всё равно вы в ней не разбираетесь, а собрался я на каретный двор. Договорился вчера, что с хозяином поутру встречусь, чтобы пару карет заказать, — тщательно промокнул я свежеиспечённым хлебом остатки желтка в тарелке.
— Зачем тебе две кареты? — не выдержал дядя.
— Мне одной хватит, а вторую я для семьи закажу. И коней сам выберу. У меня Ольга в невестах, матушка на сноснях, брату надо себя в пансионе показать, как тут без собственной кареты обойтись? Опять же у меня отец имеется. Он хоть и пижон, и любит пыль в глаза пустить, но вроде неплохой человек. Пусть и он каретой пользуется. Собственный выезд ему всяко веса добавит, — перешёл я на чай с рогаликом, — Ещё вопросы ко мне есть? Вопросов нет, — посмотрел я на отвисшие челюсти братьев, — Тогда, до вечера, — бросил я на тарелку недоеденный рогалик.
Весь аппетит сбили браты-акробаты. И это далеко не самые худшие дворяне. Образованные. Воспитанные. Но бестолковые-е…