Полисти больше не было, но жизнь продолжалась. Рус возрождался к жизни…
Прошло несколько долгих тяжелых зим и не менее тяжелых весен и лет, а родовичи все шли и шли… Вставали на зимовки, приносили богатые дары духам лесов и рек, просили Великую Богиню-Мать о рождении потомства, а еще богов о защите от колдунов и разной нечисти. Теперь они хорошо знали, что сладкие речи могут запросто погубить, стоит только подпустить колдунов к себе слишком близко. И к Тимару, единственному ведуну, оставшемуся в Роду, относились особо бережно.
Сам Тимар проводил много времени не с Волховом, которого вовсе перестал учить, а с Порусью, стараясь, чтобы та не забыла учебу Илмеры. Юная девушка очень старалась, ведь именно ей Илмера передавала свои знания в последние месяцы своей жизни.
Но больше никакие кудесники перед ними не появлялись, и постепенно беда забылась, ощущение горя чуть притупилось. Верно говорят, что время делает радость большой, а горе маленьким.
Вперед
Пока добирались к Дивногорью, казалось – ползут, по рекам плыли – точно на месте стояли, но теперь поняли, что просто летели. Предстояло прорубаться сквозь стоявший стеной лес. Здесь не было не то что степного простора, даже просвета между деревьями! Густой подлесок превращал все в непроходимую чащу. Неужто дальше нельзя плыть, пусть медленно и тяжело, но по воде?
Но раздумывать некогда, за многие годы пути родовичи научились сразу приступать к делу. Никто им не приготовил ни жилья, ни очагов, ни вкусной еды, все сами, рассчитывать можно лишь на себя да на помощь богов, которые пока все больше устраивали испытания.
Когда сошли с плотов и отпустили их обратно вниз по течению, Тимар снова долго сидел поодаль, что-то бормоча и то и дело поднимая голову на небо. Родовичи успели вырубить кусты на берегу, развести костры, даже наловить рыбы в холодной речке, а волхв все не подходил.
Когда он появился у костров, головы разом повернулись в его сторону: что скажет, не ошиблись ли, не заплутали?
Голос Тимара был взволнованным, отчего у родовичей побежал мороз по коже.
– Боги говорят, что Рипейские горы скоро. Но до земель, которые мы ищем, еще очень далеко и долго. И дорога будет трудной.
После пережитого родовичи не боялись уже никаких трудностей.
– Эх, хоть бы одним глазком на них глянуть, на эти Рипейские горы… А потом и помирать не жалко, – мечтательно протянул Ворчун.
Ему отозвался Добрила:
– Не-е… я до конца пойду! До самой Земли предков. Там и умру.
Словен поморщился:
– Чего гадать-то? Тимар, успеем до зимы к горам прийти?
Тот лишь руками развел:
– Пойдем на полуночь, а там как получится.
Рус закрутил головой:
– Похолодало, куда пойдем? Сдается, здесь Морена раньше наступает, как бы вскоре снег не полетел. Словен, надо место для зимовки искать.
– Вечно ты!.. – проворчал старший брат. Конечно, не настоял бы однажды Рус на срочной остановке, им бы всем не выжить, но ведь по лунам еще время листопада, какая зима? – Нам, может, несколько дней пути осталось, несколько переходов.
– Какие переходы, Словен, ветер с полуночи, вокруг лес стеной стоит, ни полянки, ни пригорка сухого. А если дальше болота сплошные? И где зимовать будем, у Рипейских гор? Тимар, ты же сам твердил, что там холодно!
– Замерз?! – взъярился старший брат. – Оставайся здесь, а мы пойдем к горам!
И впервые за много лет между родовичами не стало единства, они разделились на тех, кто осторожничал, как Рус, и тех, кто желал идти во что бы то ни стало, как Словен. Забыли даже о рыбе, которая чуть не сгорела в углях костров, спорили до хрипоты, едва не пошли друг на друга с кулаками, хорошо, разум пересилил. Спать улеглись почти врагами.
Неизвестно, чем бы закончилось, но к утру все вокруг оказалось… укрыто снегом! На взошедшем солнышке он быстро растаял, но теперь никто не сомневался – в этих землях большую часть года зима.
Словен смотрел на белесые кусты и припорошенные ветки деревьев с мрачным видом. В который раз осторожный Рус оказывался прав! Неужели он, Словен, потерял способность здраво мыслить?
Родовичи поглядывали на младшего князя, ожидая, что Рус от души посмеется над укорявшим его почти в трусости Словеном, но Русу было не до того. Он вдруг позвал всех к костру:
– Вчера много недоброго наговорили, забыть бы все надо. Не время делиться и врозь что-то делать. Этот снег, думаю, к полудню сойдет, но новый и настоящий ждать недолго. Нужно место для зимовки искать и строиться быстро, но с умом, не так, как тогда.
Родовичей поразило, что он ни словом не упомянул Рипейские горы и обидные слова, которые про себя услышал. Сейчас для князя важнее устроить зимовку. Словен настороженно смотрел на младшего брата, стоит ему сказать, что старший не годен в князья, и родовичи поддержат. Но Рус повернулся к брату:
– Словен, что ты молчишь? Говори, что делать надо, здесь дни короткие.
– Ты все сказал, ты и дальше распоряжайся.
– Словен, не время обидами считаться, вдруг завтра большой снег ляжет? Говори людям, что делать!
Вокруг раздались голоса:
– Говори, Словен.
– Говори, где станем дома рубить…
Понимали, что настоящие большие уже не успеть, оставалось снова ставить стены тыном и верх крыть толстым корьем да ветками. Конечно, холодно, мокро, но по-другому не успеют. Зима-Морена и правда рядышком, вот-вот свое возьмет. Главное – защиту от ледяного ветра сделать да крышу, чтоб очаги не гасли.
Тут же отправились искать подходящую полянку, чтоб и не затопило по весне, и вода неподалеку была, и защита какая-никакая. Хотя даже с самой высокой сосны не увидели ни одного дыма, кто знает, что за люди здесь и что за звери. Смутился дикий лес, услышав перестук топоров да человеческие голоса. Непривычно это для его обитателей. Любопытные белочки выглядывали своими глазками-бусинами, дивились про себя: что за невидаль, зачем они здесь?
Перво-наперво огородились тыном, очертив свою территорию. Потом принялись ставить также тыном стены будущих жилищ. Работали все: от мала до велика. Не обошлось без жертв – не в меру любопытного мальчонку придавило деревом. Отходили, но, уложив его ногу в лубок, Тимар горестно качал головой:
– Не выправится…
Дичи в лесу оказалось столько, что хоть руками лови, рыба пока не уснула, голод им не грозил. А вот холод…
До глубокого снега только-только успели сделать крышу над головой. Все хоть и прочно, но в щели дуло так, что внутри за ночь наметало маленькие сугробы. Шкур, чтобы укрыть стены снаружи, как делали на предыдущих стоянках, у них уже не было. Оставались только те, что на плечах. А ведь морозы еще не начинались, даже лед на речке пока не встал.
Очаги горели день и ночь, люди не уходили от огня, но помогало мало, все тепло просто выдувало. Эта зима оказалась самой страшной из всех.
Казалось, Рипейские горы нарочно загораживаются стужей, метелями, глубокими снегами. Таяла надежда не только пройти их, но и вообще дойти. А ведь за горами перед Землями предков еще ледяная пустыня, как там выжить?
Стали недужить дети, с надрывом кашлял провалившийся в полынью Инеж, распухли ноги у Ворчуна, совсем плох был Добрило… Слегла в горячке Уля, она металась в бреду, звала мать и обещала скоро прийти. Медвежьего жира бы, да где его взять? У них нет доброй одежды, нет хорошего оружия, нет обуви.
И все же отец Ули ушел в лес. Когда об этом узнал Инеж, бросился к Русу:
– Князь, Ратмир один ушел!
– Куда?!
– За болотцем есть медвежья берлога, мы ее давно приглядели, да зверь больно крупный, не рискнули брать. Я хотел всем вместе идти, но он, видно, один отправился.
Князь долго не думал, но, пока оделись и похватали оружие, времени прошло немало, да и вышел охотник много раньше их. Следы действительно вели вокруг болотца. Родовичи, готовые сразиться с сильным зверем, уже приготовили имеющиеся у них топоры, но было поздно. Неподалеку от развороченной берлоги лежал растерзанный Ратмир. По кровавым следам можно было понять, как он разбудил зверя, как огромный медведь пошел на охотника, как подломилось единственное копье и раненый зверь подмял под себя человека.
Но и тогда Ратмир не сдался, его нож глубоко вошел в брюхо зверя, вспоров наполовину. Это стало ясно, когда увидели недалеко ушедшего хозяина леса. Огромный зверь лежал на залитом кровью снегу, глядя пустыми неподвижными глазками.
У медведя отрубили голову и лапы и сожгли их вместе с убитым Ратмиром.
Медвежий жир помог многим, и Уле тоже, но зверь взял страшную плату. Сильных мужчин, способных добыть пищу, защитить, тащить тяжелый груз, рубить деревья, становилось все меньше. Конечно, подрастали парнишки, и каждый из них старался помочь Роду как мог, но мог-то пока мало. Когда еще станет взрослой молодая поросль…
Рус поймал себя на том, что думает так, словно сам совсем недавно не был таким же юнцом. Еще в Дивногорье Словен выговаривал ему, что дурачится, как мальчишка, раков ловит, плавает наперегонки, под водой сидит на спор, а ныне словно и нет того бесшабашного молодого князя, который и князем-то себя не чувствовал.
Совсем недавно норовил спрятаться за спину брата, отдавая ему первенство во всем, а ныне все чаще спорит со Словеном, гнет свое. Но ведь верно гнет! Не остановись они хотя бы здесь, как вынесли бы морозы?
И все чаще родовичи с любой бедой бежали не к Словену, а к Русу. Вот и теперь Инеж про Ратмира сказал младшему князю, а не старшему. Русу было немного совестно, но он чувствовал, что не делает ничего плохого. Словену тяжело, очень тяжело. Наверное, он единственный, кто еще верит в далекие Земли до конца, остальные просто слушают рассказы Тимара или самого Словена как сказку. Не из-за этого ли их беды последних лет? Боги не любят, когда люди предают мечту.
От таких мыслей стало страшно: если мечту предадут все, Род погибнет.
Зима-Морена сделала твердой всю воду в округе; чтобы добраться до нее, нужно прорубить на речке лед. По ночам замерзала и вода внутри жилищ. Если так будет дальше, то они сами скоро превратятся в ледышки. Как ни укрывались шкурами, как ни садились ближе к огню, холод пробирался всюду. Сквозняками насквозь продувались наспех построенные дома.