Я посмотрел на них и облегченно выдохнул. Повернись моя смерть как-нибудь иначе, закинуло бы в одного из этих доходяг. А так поди ж ты, как в новомодных книжках все — в аристократа.
Я был благодарен Майке за прогулку. Петербург любил едва ли не с самой школьной поездки еще классе в пятом, но сейчас он предстал передо мной совершенно в новом свете.
Над магазинчиками пестрели яркие, гораздые на цвета вывески. Я хотел удивиться, но передумал. В конце концов, в этом мире царит магия. Мне вспомнилось, что еще вчера видел почти то же самое из окна автомобиля, пока добирались до доходного дома, но почему-то не придал увиденной красоте особого внимания.
Сейчас же было наоборот — смотрел во все глаза, будто желая налюбоваться впрок.
Моего плеча едва коснулись, я вздрогнул, едва не поддавшись порыву отпрыгнуть от опасности прочь.
Никакой опасности не было вовсе. На плече у меня гордо восседала крохотная фея — изящная, маленькая, по-кукольному красивая. Ясночтение заверило, что передо мной всего лишь причудливое, но самое обычное для этого мира рекламное сообщение.
Словно желая подтвердить слова моей причуды, фея вкрадчиво и жарко продекларировала мне прямо в ухо:
— Нежнейший парфюмъ для сударя и для сударыни, прямо по адресу…
— Кыш! — прикрикнула на нее Майка, смахнув надоедливую нахалку рукой. Рекламка, словно живая, завертелась в воздухе, покачала головой, будто приходя в себя и потешно потрясла кулачком в нашу сторону.
Громыхая диковинными механизмами, по рельсам прокатилось некое подобие трамвая — бесконечно медленное, бесконечно унылое. Сидевшие внутри дети, впрочем, были довольны до потери портков.
Приветливый господин, выскочив перед нами, предлагал отведать изысканного лакомства прямиком с вершин Норвегии, что мороженым звалось и должно было освежить наши уставшие души. Мы вежливо отказались, впрочем, я видел, что Майя не отказалась бы от порции-другой. Привычно сунул руку в карман, но вместо бумажника нащупал там разве что дулю. Совсем забыл, что здесь я хоть и благородный дон рода Рысевых, но нищета подзаборная и голодранец. За доходный дом — и тот Алискиными деньгами расплачивались…
— Свежие новости! — вопил мальчишка, восседая верхом на стопке свежеотпечатанных газет. Голосистый не по годам, не боясь сорвать горла, он вещал, что за скромную плату готов поведать всем желающим тайны вчерашнего вечера. На повестке дня было вчерашнее нападение на дом Тармаевых.
Майка сразу же помрачнела и, взяв меня за руку, поспешила перейти на другую сторону дороги. Ей противно было видеть, как ее беда становится предметом досужих разговоров, плохих шуточек и чужого любопытства.
На груди огненной волшебницы из стороны в сторону раскачивалась покрытая золотом монета. Не иначе как та самая, о которой расспрашивал Ибрагим. Майка, словно желая показать всем и каждому свою решимость, вытащила ее напоказ. Нечто подсказывало мне, что это было представление для одного лишь зрителя — меня.
— А Алиска? — спросил как будто невзначай. В конце концов, рыжехвостая, если верить дневнику девчонки, наша общая подруга. Вряд ли бы она отпустила Майю в подобный поход одну, напросилась бы в сопровождающие. Наверно, я был бы даже не против.
— Дома осталась, — нехотя и помрачнев пуще прежнего, буркнула огненная магичка. Я лишь покачал головой в ответ, решив не продолжать расспрос. Может, они вчера поссорились из-за этого? Если так, то не хотелось бы бередить свежую рану. Сама расскажет, если захочет — опыт подсказывал, что это лучшее решение.
— А монета… — продолжил я, уводя разговор в другую сторону. Словно добившись желаемого, девчонка вдруг закрыла ее рукой, немного смутилась.
— Символ клятвы, — не глядя мне в глаза, почему-то уставившись в синее, безоблачное небо над головой проговорила она. Я проследил за ее взглядом — в небе над городом парил самый настоящий дирижабль. Смотрела она на него с нескрываемой ненавистью, будто прямо сейчас готова была вновь обратиться огненной звездой и богиней умчаться в небеса. На разборки с летающим судном.
— Отец подарил ее, надеясь, что мне хватит благоразумия никогда не говорить тех страшных слов, Федя. Знаешь, я и сама верила еще каких-то несколько лет назад, что мне не придется надеть ее. А вон оно как обернулось…
Кажется, сейчас я поймал ее на эмоциональном пике: девчонке требовалось выговориться, и мои уши были как никогда кстати. Что ж, я, в общем-то, не против — чую, что ради меня она пожертвовала очень многим.
— Я тебе рассказывала про нее, но никогда не говорила, зачем подобные штуки передаются в моем роду.
Я весь обратился в уши в надежде не упустить ни слова.
— Они именные, эти монеты. Каждый, у кого она есть, к чьему имени она привязана, может получить огромную силу для совершения… своей цели. Только обязан принести клятву во имя того, что обязательно исполнит задуманное.
— Майя, что будет, если не получится?
Она промолчала вместо ответа, я не торопил.
— Я сгорю. Огонь не ведает пощады к тем, кто не оправдал его ожиданий.
Дальше мы шли молча, укутавшись в одеяла собственных размышлений.
Она вела меня по городу — прокладывать нам путь я доверил ей. В конце концов, пока я еще не знал, где эта самая инквизатория вообще находится. Здравый смысл подсказывал, что, должно быть, в одном из многочисленных храмов, но Майка словно нарочно поворачивала в иную сторону всякий раз, едва перед нами возникали золотистые купола. Опиум для народа с сожалением смотрел на то, как мы вновь проходим мимо.
Реальность оказалось смелее любых догадок. Когда я понял, куда же меня ведут, покачал головой. Майка на мгновение остановилась, едва перед нами показались очертания Публичной Библиотеки, но, качнув головой, прогоняя сомнения, смело зашагала вперед. Глядя на ее решимость, мне было стыдно отставать.
Помню, в бытность мою студентом поговаривали, что все дороги ведут в «публичку». Реферат-конспект, курсовая, да хоть дипломная! Хах, здесь я в свое время, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, открыл для себя «Ведьмака».
Вот и сейчас, переминаясь с ноги на ногу, стоял на пороге ее величия. В правую руку мне вцепилась Майка — будто боялась, что я вот-вот вырвусь из ее хватки и дам деру.
— Здесь? — неуверенно спросил я. — В библиотеке?
После россказней Ибрагима и в самом деле ожидал здесь увидеть какой-нибудь безлюдный перекресток. Ну, или, на крайний случай, баню — или где там в колдуны посвящают?
— Это же инквизатории, — строго и нахмурившись, ответила девчонка. — Где же им еще быть, как не тут?
Стоило признать ее правоту. Если эти самые инквизатории хоть на капельку, но потомки того самого Ломоносова, то сюда им и дорога.
Правда, я терялся в догадках, каким, мать вашу, образом здесь какие-то ритуалы проводятся? Что, прямо посреди книг? Студентики дворянских родов туда-сюда шастают, а я им в обнимку с бесами ручкой машу? Или как?
Ответ таился за огромными, дубовыми дверьми парадного входа. Будто местные архитекторы, отстраивая эту махину, решили намекнуть, что знания — они только доя сильных, слабакам здесь не место.
Для сильных так для сильных, кто ж против-то? Открыл дверь, ввалился в вестибюль. Мая прошмыгнула с куда большей девичьей грацией и изяществом. Выдохнул, поймал на себе заинтересованный взгляд разодетого мужика. Красный капюшон, расшитый символами, на груди — блестящий золотом знак. Честно признаться, именно такими я и представлял себе инквизиторов. Этому же разве только что не хватало факела в руки да охапки сырых дровишек.
Он посмотрел на меня так, будто одним только взглядом желал испепелить на этом самом месте. Хотя бы за то, что посмел рушить такую хрупкую тишину в его храме знаний.
Майка сызнова отбросила прочь свою нерешительность. С того самого момента, как она приехала к нам сегодня утром, будто соревновалась со мной в том, кто из нас проявит себя уверенней. Лидировал, конечно, я, но и она не отставала.
— Мы требуем идентификации благородного рода, — сразу и сходу, приняв самоуверенную стойку, заявила она. Я же сомневался, что смог бы выговорить все это зараз и не запнуться.
— «Мы»? — Инквизатория, кажется, смутила ее формулировка. Про бедовость, в которой оказался потомок Рысевых, он наверняка знал, но вот чтобы огненный маг Майя Тармаева вдруг решилась на такую процедуру? В его голове это явно никак не укладывалось. — По какому праву?
Он спрашивал как будто просто для проформы, но я чуял, что от наших ответов зависит, решат эти знаньелюбы допускать нас до обряда или не станут связываться. Меня пробил холодный пот, когда я буквально спиной ощутил на себя десятки изучающих, невидимых взглядов. Рубаха мерзко липла к телу, а я ощутил резкое, охватившее с ног до головы напряжение. Нутро будто так и говорило, что опасность — она не рядом, а повсюду.
Я обернулся и прищурился в тщетных надеждах, что ясночтение поможет увидеть хоть что-то. То лишь пожало плечами, отрицательно качая головой — никого, мол, нет, чего же ты жаждешь, барин? Хлеба с корочками?
Ла-а-адно, сказал самому себе. Раз уж ничего не видит, немного успокоимся, но будем держать ухо востро. Пока что я точно знаю, что оно произвольно проявляет себя в те моменты, когда мне грозит опасность. И, судя по всему, предупреждает о ней, когда я ее не вижу — вспомнилось, как на меня в доме Тармаевых чуть не завалилась пылавшая синим пламенем балка.
— Вдвоем? — словно устав от нашего молчания, решил он уточнить еще раз.
— Вдвоем, — резко ответил я и сделал шаг вперед, взяв Майю за руку. Я почуял, как девчонку пробило жаром, а сама она вот-вот зальется краской. — Мне требуются документы для поступления в офицерский корпус.
— Если вы из знатного рода, сударь, где же ваши документы на настоящий момент?
Оп-па. Я ожидал такого вопроса, но не думал, что почти нечего будет на него ответить. Ну не говорить же, мне им в самом деле, что я есть Рысев, дом мой — огонь, а хочу я на плечо погон. Хотя почему нет? Может быть, и прокатило бы…