— Не отставай!
— Что происходит?
— Потом! — выкрикнула она.
Потом решило настать мгновенно. Мост под нами задрожал, а я вдруг начал понимать, почему этой дорогой даже кривые черти ездить боятся.
На бурлящей глади огненной реки поднимался горб. Будто проснувшийся вулкан восставал из-под земли, чтобы одарить своим пылающим гневом всех и каждого.
— Какого черта тут творится?
Мой вопрос потонул в диком грохоте. Нечто, вырвавшееся из недр лавы, врезалось в мост — и без того ветхий, он зашатался, норовя обвалиться. Едва державшиеся друг за дружку камни скрипели крошащимся раствором. Поток магмы, ударивший под самые небеса, разделил нас с Биской, отрезал смыкающиеся части моста. Я чуял, как сама земля уходит у меня из-под ног. Покачнувшись, каменный остров опасливо накренился. А я почуял, что падаю и вот-вот повторю свою недавнюю судьбу.
Силы, дарованные мне сапфировой настойкой, пришлись как никогда кстати. Каменный остов загремел, поднимая в жаркий воздух тучу пыли, завис, раскачиваясь из стороны в сторону, держась… а черт его бы знал, на чем держась!
Я почуял, как бешено колотится в моей груди сердце, как ясночтение попросту сходит с ума, желая объять необъятное. Восставший перед моими глазами змей не имел имени. Он не ведал полоски здоровья, маны или выносливости — вместо цифр там было несколько вопросительных знаков. Мне показалось, будто само воплощение преисподней явилось по мою грешную душу. Издав резкий, всезаглушающий рев, он метнулся в небо, и я видел, как недобро сверкают его глаза.
Он плюхнулся в родимые просторы, врезал гигантским хвостом по свае моста — та кирпичным крошевом разлетелась в осколки.
Ну вот и все, пожала внутри меня плечами последняя надежда, пакуя чемоданы. Если до того у нас хоть и был еще какой мелкий шанс, то сейчас умывает руки даже он…
Глава 12
Меня швыряло из стороны в сторону, словно игрушку. Я слышал, как скрипит огнеупорная шкура гигантского змея, как, гремя, разевается его пасть, как с шорохом из огромной глотки вырывается исходящее паром дыхание.
Я бросал свое тело от одного выступа к другому. В голове билась всего одна мысль: выжить любой ценой!
Разом вспотевшие руки скользили по каменным выступам неровных кирпичей, ноги то находили опору, то снова ухали, будто желая утащить меня в бесконечно голодную пасть огненной реки.
Змей играл со мной, будто я был единственным развлечением за очень долгие годы. Ему достаточно было лишь клацнуть зубами, схватить меня за ногу и утащить за собой, но он этого не делал. Шлепали по воздуху торчавшие прямо из носу усы. Дымящиеся, раскаленные, они оставляли жженые борозды на источенном им мосту.
У меня до жуткого пересохло в горле, когда я увидел, что все мои попытки выкарабкаться тщетны. Проклятая образина изломала мост до такой степени, что оставила меня на крохотном, готовом вот-вот ухнуть в жаркие просторы островке. Пропасть в несколько метров не сумел бы преодолеть даже я. Едва встав туда, где можно было устоять, я сделал несколько неосторожных шагов и едва не упал. Один за другим рушились сваи моста, сам он крупными кусками валился в потоки магмы, с шипением исчезая и поднимая тучу вонючего, забивающего легкие дыма.
Ужас так и вился вокруг меня злым голодным бесенком. Он выбирал момент моего крайнего отчаяния, чтобы взяться за мою душу с утроенной силой.
Я же так легко сдаваться не собирался. Змей поднимался передо мной не спеша, во весь свой огромный рост. Блестела кристальная, едва ли не зеркальная чешуя, хлопали по воздуху костяные, торчавшие едва ли не отовсюду костяные гребни. Плотные, как будто стальные, едва гнущиеся плавники дыбились при каждом вдохе, складываясь и прижимаясь к телу на выдохе.
Он как будто хотел дать мне прочувствовать всю мою игрушечность на его фоне. Наслаждался видом моей ничтожности, мнил себя хозяином моей будущей судьбы. А может, лелеял надежды, что я вот-вот, прямо сейчас, рухну на колени и стану его умолять о пощаде? Много ли он перевидал людей в своей жизни?
По поводу людей не знаю, а вот грешников точно познал немало. Поначалу они показались мне уродливыми, мерзкими личинками, торчащими из разверстых наростов на его шкуре, но, лишь приглядевшись, я понял, что это обожженные, угодившие в немилость преисподней души. Отчаянно разевая рты в мольбах о помощи, они тянули руки ко мне, словно я мог хоть чем-то помочь. Взгляд давно утративших жизнь глаз не выражал ничего, кроме бескрайнего ужаса и дикой боли.
Зверь заревел, едва не столкнув меня с опоры своим зловонным дыханием — я тщетно силился закрыться от него руками. Устав ждать моего позорного грехопадения в пучины неизбывного страха, он приподнял кончик хвоста, загремел им, будто погремушкой, прежде чем ударил им по тем развалинам, на которых я пытался удержаться.
Меня швырнуло вниз, приземление же оказалось до беспощадного жестким — все тело отдалось дикой болью. Стиснул зубы, стараясь прийти в себя — ничего, бывало ведь и похуже! Особенно если учитывать, что я все еще не обратился в кроваво-мясное облачко пара и не принимаю лавовые ванны.
Ладонь укололо, пронзило резкой болью — вставая, я умудрился опереться об острый торчащий обломок. Подо мной была крупная часть моста, медленно, но верно уходящая на дно лавовой реки. Кирпич горел, издавая жуткую вонь, змей снова навис надо мной, раскачиваясь из стороны в сторону, будто торжествующая кобра. Мне казалось, что в его чуть приоткрытой пасти я вижу самую настоящую, издевательскую ухмылку.
Облизнул разом высохшие губы, переведя взор с головы чудовища на туловище — и только сейчас заметил странное. То, что казалось мне черными проплешинами выгоревших чешуек, на самом деле было смоляными корковыми наростами.
«Устойчивы к огню, — шепнуло мне ясночтение, подмигнуло и, словно я идиот, добавило: — Не обжигает рук».
Змей если чего и ждал от меня, так точно не того, что, будто обезумевший, сделав несколько шагов назад, я решусь прыгнуть прямо на него. Не привыкший к подобному поведению, он подался назад, но было уже поздно. Я обхватил руками корковый нарост: моя причуда выдохнула и сказала, что она чуточку приукрасила. Черная смоль была если не огненной, то очень горячей. Липкой гадостью она тянулась, норовила осесть на руках. Я же, в свою очередь, искал глазами следующий выступ — что там будет с обожженными руками, мы решим после. Должна же быть у Биски еще одна фляга с этой дрянью?
В случившейся суматохе я как-то позабыл о миниатюрной дочери преисподней. Что с ней стало? Не булькает ли она уже в желудке у этой образины?
Раскусив мою задумку, змей завертелся, как волчок в надежде швырнуть меня вниз. Взревел от дикой злости — ему не должны были противиться, перед ним должны были пресмыкаться. Раскачивая из стороны в сторону усами, будто плетьми, он исторг из пасти тугую струю пламени. Поднимая волны, она пробороздила огненную реку — ошметки лавы, шкворча, оседали на его могучем теле.
На мне горела одежда — я буквально чуял, как начинает полыхать огнем рубаха, как заходится пламенем нижний подгиб брюк, обещая вот-вот перекинуться на сами штанины.
Плевать.
Я прыгнул в очередной раз, карабкаясь наверх, и вдруг почуял неладное. Нарост оказался излишне мягок, покрывая мои ладони гадкой, жгучей дрянью. Я в отчаянии перебирал ногами, ища хоть какую-то опору. Пышущая жаром чешуя предлагала наступить на нее, но я знал, что стоит мне только ее коснуться, как она прожжет не только подошву ботинка, но и саму пятку до костей.
Внезапно меня схватили за рубаху, не дав окончательно рухнуть вниз. Мне следовало бы ужаснуться — мешанина глаз, ртов и ушей взирала на меня с того, что должно было быть на месте лица у любого человека. Грешники, давно сплавленные воедино, цеплялись за меня, будто за последнюю надежду. Не выпускали из рук, не давали упасть. Будто несчастные в самом деле верили, что у меня получится вырвать их из туловища левиафана.
Огненный змей решил, что наша игра подзатянулась. Качнувшись из стороны в сторону, принялся резко погружать свои телеса в пучины жидкого пламени. Меня швырнуло прочь — державшиеся за меня грешники удостоились лишь клока моей рубахи в качестве трофея, сам же я ударился всем телом об еще чудом не дорушенную сваю моста. Не осознавая, что делаю, прилип к ней пальцами, чуя, как сучья сила притяжения самым что ни на есть паскудным образом тащит меня вниз. Я скользил, осознавая, что еще мгновение — и полечу вниз. Оттолкнулся от стены, прыгнул в сторону, уже не веря в собственное спасение, закрыл глаза, приземляясь туда, где меньше всего хотел бы оказаться.
Левиафан принял меня на свой нос, вздрогнул от жуткого удивления. Надоедливая букашка, участь которой давно уже была предрешена, мало того, что противилась, так еще и посмела нагло атаковать. В меня вперились два огромных, склизких, закрытых хрусталью глаза — вот как ему удается сохранять их целостность в магме. Кто бы мог подумать, что местная эволюция сподобится выдумать природные очки.
Адово стекло. Хрупкое. Плохо держат удар…
Дальше я уже не читал, действуя на одних лишь инстинктах. Сжав покрепче кулак, подтянувшись, я диким усилием сделал рывок. Стиснув зубы, я что есть сил зарядил поганцу прямо в глаз.
Стекло и в самом деле оказалось хрупким — я не ожидал, что нечто, способное выдержать чудовищный жар, окажется столь беззащитным перед силой обычного кулака. Первый удар заставил покрыться защитный слой паутиной трещин — я видел, как от удивления широко раскрыл глаза огненный змей. Второй заставил стекло взорваться крошевом осколков, загоняя их в самую глубь глазного яблока.
Змей взвыл так, что задрожали стены. Ад содрогнулся, будто вместе с ним чуял его собственную боль. Хвост великана беспорядочно долбил по магме, сам он задергался в истошных конвульсиях.
Сразу же понял, что совершил ошибку. С первого же его рывка меня чуть не сбросило вниз — отчаянно и из последних сил я вцепился в крупные, размером с блюдо, ноздри. Оттуда на меня рвалось горячее, удушающее дыхание. Бестия разинула пасть, взметнулась ввысь, чтобы через мгновение врезаться лбом в скалу — тогда-то меня рывком почти сорвало прочь. Застонали растянутые мышцы рук, которые не вырвало лишь чудом. Пушечным ядром меня подбросило в воздух, падение выбило дух. Кубарем я покатился по земле, беспощадно впивались в бока разбросанные тут и там осколки кирпичей.