Зеркало с открывающимися дверцами спешило заверить меня, что я высокий, неплохо сложенный молодой человек. Вот это мышца́ — видать, бывший владелец этого тела не пиво по дворам распивал, а был знаком с атлетикой и немало времени посвящал тренировкам. Не зря, выходит, Майя краснела — было отчего. Да уж, главное, такое тело не испоганить — раз уж судьба даровала мне второй шанс, буду соответствовать. И не обещать себе начать это делать с понедельника — потому что с понедельника ничего хорошего не начинают.
Парнишка был и краше, и моложе меня прежнего — в какую жопу ни крути, а везде плюсом выйдет!
Я вздрогнул, когда за спиной хлопнула дверь, обернулся.
Как и ожидалось, долго ждать лисичку не пришлось. Я смотрел, как игриво вилял ее пушистый хвостик при ходьбе. На подносе она принесла чай и печеньки. Я вглядывался, чтобы увидеть записку с предложением переходить на темную сторону, но его в этот раз не завезли.
Если Майя смотрела на меня с беспокойством и скрытым обожанием, то в глазах лисички бушевал какой-то детский азарт. Ей не терпелось освободить руки — и уже взять в них меня.
— Расскажи! — потребовала она, тут же оседлав ближайший стул, пожирая меня взглядом. — Как там было? Наверно, ух, потом ах!
Усидеть на одном месте для нее оказалось делом невыполнимым. Схватилась за метлу, будто за меч, выставила перед собой. Наверно, если я буду молчать, она не выдержит и расскажет все за меня. Про таких, как она, говорят: не выросший впечатлительный ребенок.
Как раз то, что мне и нужно!
— Алиска, ты умеешь хранить секреты?
Она раскрыла рот — я произнес то слово, которое при ней лучше никогда не упоминать. Метла отправилась в угол, а лисичка уже стояла передо мной, обхватив мою ладонь руками.
— Секреты? Секреты! Расскажи! Умею! Ты же меня знаешь — я могила!
Да уж, хмыкнул я. Знаком с тобой едва ли час, но кажется, что уже знаю целую вечность. Надеюсь только, что твоя наивность — не напускная игривость, а всамделишная.
— Меня очень сильно ударили. Я… почти ничего не помню. Только по мелочам.
— Ам-не-зи-я! — Если и был способ взорвать девушку изнутри, то я только что его отыскал. Алиса, видать, будущая любительница бразильских сериалов и французских любовных романов.
— Можешь мне помочь? Я буду спрашивать — ты отвечай. У меня тогда в голове и прояснится. Вот Ибрагим Кондратьевич — кто он мне?
— Ну ты даешь, Федька! Это же твой мастер-слуга, как такое-то забыть можно? Он с нами тремя с пеленок возился!
— Это я тебя просто проверял, — сразу же нашелся. Алиска, кажется, приняла мои правила игры.
— Ну тогда вот тебе еще, хоть обпроверяйся! — Я так и не понял, чего в ее голосе прозвучало больше: обиды или злости? — Он старый солдат, две войны прошел. В крестьянах ходил у папеньки твоего, потом вот поверенным стал. Сначала папеньки твоего, теперь вот… твой.
— А Майя… мы же сейчас в ее… доме?
Называть таким простым словом «дом» особняк, в котором мы сейчас были, язык отказывался наотрез.
— Ну да, в поместье Тармаевых. Ты ж тут сто раз бывал, каждое лето. Тебя тут почти как родного любят! Мы с Майкой и тобой каких только вытворин не вытворяли, ну! Помнишь?
Кивнул ей в ответ, давя лыбу. Что ж, это уже хоть что-то.
— А сам я… Федор Ильич…
— Рысев. — Лисичка поспешила подсказать. На ее лице я заметил перемену — детский азарт начал сменяться то ли усталостью, то ли унынием. Видать, вопросы мои скучней уроков математики. Ничего, рыжая, потерпишь, зря, что ли, на мне, как на подушке, дрыхла?
— Твой род в опале у Императора после… ну ты знаешь, того самого случая. Вот тобой родители-то шибко и не светились. И…
Ибрагим вошел без стука, словно к себе домой. Я только теперь вспомнил, что по-прежнему как есть стою в исподнем.
Мастер-слуга окинул взглядом меня, неодобрительно посмотрел на Алиску. Та зарделась каким-то своим мыслям.
— Доброго утра, барин! — Мне он поклонился, Алиске же лишь приветственно кивнул. — Прошу прощения, но не могли бы вы, сударушка, оставить нас с барином наедине?
Глава 2
Алиса уходила, не скрывая обиды на вдруг явившегося старика. Ибрагим Кондратьевич был непоколебим к ее причудам. Стоило ей только захлопнуть за собой дверь, как он вытащил из кармана крохотных размеров сундучок. Едва ларец был открыт, как я услышал хлопок, вздрогнул. Хоть лисодевочка и сказала, что уж от кого-кого, а от мастера-слуги мне подлянок ждать не стоит, но бросаться с головой в бескрайнее доверие точно было бы глупостью.
Даже к человеку, что отстоял мою жизнь.
— Это для чего? — спросил я, напуская металла в свой голос. Старик обвел руками комнату, пальцем ткнул себе в ухо. Видать, для того чтобы нас никто не услышал, сразу же сообразил я. Полезная штука.
Нас окружило куполом. Мой слуга, будто извиняясь, пожал плечами.
— Не извольте серчать, барин. Род Тармаевых хоть и завсегда к вам в теплых отношениях был, но безопасность — она того. Все под всевышним-то ходим, а он беречься велел!
За ночь, проведенную в доме Тармаевых, Ибрагим привел себя в порядок и гораздо меньше походил на ту грязную образину, которой был вчера. Воистину говорят, что теплая вода, расческа и чистая одежда творят настоящие чудеса.
Я лишь кивнул в ответ, мой слуга продолжил.
— Дела наши с вами, барин, хуже некуда. Сначала поместье спалили, а теперь вот еще и это…
Он выложил на стол брошку. Мне она не говорила ровным счетом ничего. А вот то, что мое поместье спалили как раз говорило и о многом! Выходит, мы с Кондратьичем самые что ни на есть настоящие бомжи, хоть и знатного роду!
Не дождавшись от меня положенной реакции, Ибрагим выдохнул.
— Неужто не узнаете, барин? Приглядитесь получшее-то, это ж брошь вашего кровника, Евсеева.
На броши был орнамент — скрещенные клинки поверх короны.
— Была у одного из вчерашних негодяев, — поспешил добавить Ибрагим.
Так, я уж не знаю, в каких отношениях с родней был тот, чье тело я занимаю, но насолить он, судя по всему, успел многим. Вон, по возрасту только нос сопливить перестал, а уже в опале у самого Императора. Я уже начал подумывать, что такое себе мне досталось попаданство: своего дома нет, родня точит ножи по мою шею, что дальше? Майя окажется от меня беременна?
Уж лучше в трусы к эльфийкам…
— У кого угодно могла быть такая брошь, — вступился я за кровника, высказав предположение. Захотелось укусить самого себя за язык — мне-то в моем положении молчать и слушать, по крайней мере, пока что, а я вместо этого вступаю в спор, не ведая о чем.
Ибрагим разве что не крякнул от моего предположения, но кивнул.
— Может, барин, может. Сама по себе вещица-то — так, пыль, ничего значительного. Да вот только обрезает нам все пути: просить помощи у Евсеевых я бы теперь не отважился. А документы наши вчерашние, бумаги-то, то самое, сгинули.
Ага, вот оно, значит, как. Просил хуже, так получи и распишись! Документы, надо думать, те самые, о которых Майя говорила, на поступление в офицерский корпус…
Словно прочитав мои мысли, Кондратьич упредил:
— Род Тармаевых тепло к вам относится, Федор Ильич, но, зная о вашем положении, они не станут рисковать своей репутацией. Просить за вас сейчас — нырнуть в ту же яму.
Мастер-слуга по всем показателям был расстроен нынешним положением дел, хоть и старался не подавать виду. Словно всего уже сказанного было мало, выдохнул.
— У нас нет денег, Федор Ильич. Теперь уже не важно, но в поместье-то ваше красный петух не просто так заглянул. Поджог, как есть поджог. Офицерский корпус — единственная надежда для вас сейчас заполучить надежную крышу над головой.
— И она сгинула вчера, когда на нас напали… — мрачно и в тон ему буркнул я.
— Как есть, барин. Ни дать ни взять. Куда ни ткнись, а всюду нечисть, не поутру проклятый помянут будет.
Ибрагим тут же перекрестился.
Ладно, в какую бы жопу жизнь нас ни загнала, а где-нибудь маленькая, но дырочка найдется. И если кто про эту дырочку и вызнал, так он, старый черт, сейчас сидит передо мной.
Спросил:
— Ибрагим Кондратьевич, так что же, пропадать теперь?
Старик мигом скинул с себя гнилой настрой, тут же подбоченился.
— Ишь ты! Пропадать! Едва носом сопливить перестал, а все туда же — пропадать! Никак не можно!
— Тогда я открыт к вашим предложениям.
Он выдохнул. Видать, предложение, сидевшее у него на языке, никак по нраву барской особе вроде меня прийтись не должно было.
— Можно к инквизаториям обратиться.
— К инквизаториям? — Я вспомнил, в газете же про них что-то писали. Старик мое недоумение понял по-своему, примиряюще поднял руки.
— Знаю, барин, знаю! Негоже люду, да твоего высокого роду, да по таким местам помощи выспрашивать. Но у них прямо точнехонько заполучить можно бумазею, что кровь ваша не водица. А стало быть, право имеете.
А без оной, я смекнул, видать, даже при слуге я лишь тварь дрожащая. Что ж, можно притащить магию, инквизаториев и еще какую образину в мир альтернативной России, а вот вытащить из нее заразу бюрократии — задачка, сравнимая по сложности с непорочным зачатием. Вроде кто-то делал, даже получилось, но вот повторить…
— Это все?
— Можно попросить убежища у Тармаевых. — Старик обвел взглядом комнату, но, будто не доверяя даже куполу, склонился к самому столу и зашептал: — Оно, конечно, дело благородное, у них убежища-то просить. Документов не выправят, но хоть крыша над головой и не пустой стол будут. Но опасно…
Спросить, почему просить у родителей Майи я буду именно убежища, а не помощи, и чем оно опасно, я не успел. Ответ сам вломился в нашу комнату в виде черного, отдаленно похожего на человека существа. В том месте, где у всех людей глаза, у него горели круглые, на выкате, буркала. Все тело непрошенного гостя пылало голубым огнем — не иначе как ему часто предлагали гореть синим пламенем.
Рта я не видел, но оно издавало жутковатые, мычащие, тревожные стоны.