Я выдохнул — получись у великана этот фокус, и у меня был бы проломлен череп.
Будто в наказание за наглую попытку, я ладонью, словно в китайских фильмах, пробил гадкую плоть насквозь. Пальцы тотчас же покрылись липким и мерзким, точно я в самом деле сунул руку в навозную кучу.
Стиснул в кулаке то, за что сумел ухватиться, отчаянно надеясь, что это сердце.
Оно там было или не оно, но крысиный бегемот обмяк, в глаза напоследок отразилось нечто, больше похожее на ужас. Как бы ни прозвучало иронично, но я в самом деле стал для него мрачным жнецом.
Алхимик, уставшая и будто высохшая, не тратила времени зря. Откупорив с смачным чпоканьем одну из своих многочисленных бутылей, влила в себя гадость — три уже опустошенных пузырька говорили, что она давно с ними упражняется.
Я отшвырнул прочь крысиный труп, стремглав рванул к ней, но было поздно.
Выпитая погань волной прошла по ее телу. Запузырилась кожа, будто угрожая лопнуть в любой момент, вздыбился балахон. Корсет, теряя одну застежку за другой, звонко лопнул, словно натянутая струна. Белье с одежкой спешили последовать его примеру — фигуристая девица на наших с Славей глазах обращалась в плохую пародию на Халка.
Лопнула скрывавшая лицо деревянная маска, неприязненно затрещав, прежде чем разлететься в щепки.
Сходу, будто я ей мешал, она смахнула меня разросшейся ручищей. Пальцы — женственные и красивые — теперь напоминали узловатые ветви: она могла бы обхватить меня ими поперек туловища, словно игрушку.
Я быстро оказался на ногах, пытаясь оценить масштаб разрастающейся перед нами угрозы.
Ясночтение сходило с ума, отвечая на каждый мой призыв дикой, жалящей головной болью, будто вопрошая, не обезумел ли я, выдавать ей на осмотр такую чуду-юду, сила которой стремилась к четырехзначному числу. Ловкость же, будто не зная, бежать ей следом за сестрицей или стоять на месте, скакала от ничтожно мелких цифр к десяткам, а то и сотням. Умней всех, как бы смешно ни прозвучало, оказался интеллект, решив, что упасть до единички — лучшее, что он может сейчас сделать.
— Осторожнее! — выкрикнула мне предупреждение Славя, да вот только мне того не требовалось: я все прекрасно видел сам.
Что у нас там было? Крысиный танк, серый бегемот размером с хорошего такого кабана? Мало показалось? Встречай тогда того, кто равен силами слону...
Занеся руки над головой, она обрушила их там, где я был мгновение назад. Плиты, не выдержав, лопнули, вздыбились крошевом осколков. Трещины одна за другой, бежали по полу, угрожая проломить его. Вход в магазин — широко распахнутый и предлагавший бежать в любой момент — завалило обломками обрушившегося потолка. Сидевшая наверху огромная кукла-Сплюша поверженным исполином уселась поверх получившейся груды осколков.
Теперь, сказал я самому себе, если и бежать, то только через витрины.
Славя бежать не собиралась. Прямолинейная и не ведавшая отступлений, она готова была идти до конца. Я вдруг ощутил себя здесь до исключительного лишним — они готовы были схлестнуться друг с дружкой, словно два клинка.
Ясночтение предприняло последнюю попытку замерить характеристики, прежде чем сдалось, выдав окончательный диагноз — разросшаяся до небывалых размеров образина страдала от передоза.
Или наслаждалась им.
Из ее глотки вырвался душераздирающий хрип, волной прокатившийся по чудом уцелевшим стендам. Славя метнулась к ней, чуть подавшись назад для разгона, но чудовище встретило ее яростный напор выросшей прямо из руки коркой брони. Ангел метнулась в сторону, но слишком поздно — мутант настигла ее в один исполинский шаг. Руки тисками сомкнулись на изящном туловище Слави, будто желая ее раздавить — Ангелица, наконец, позволила себе крик. Придерживая ее одной рукой, монстра потянулась культяпкой к распахнувшимся крыльям — не надо было быть гением, чтобы понять, что же случится дальше.
Камень врезался бывшей человечке промеж глаз. Я набрал с добрый десяток снарядов поувесистей — в детстве мы развлекались тем, что пускали камешками круги по воде.
Второй булыжник обидно щелкнул ее по носу, третий врезался в глаз, ободрав кожу щеки.
Я надеялся только на то, что мелькнувший сквозь мокрое стекло луч света мне не показался.
Алхимик, любящая испить собственного лекарства на ночь глядя, обернулась ко мне.
С глаз, уставившихся на меня, смотрело само безумие. Изломанной куклой швырнув ангелицу прочь, ладонью встретив мой следующий снаряд, она с уханьем, достойным вурдалака, решила, что первым делом сломает мне руки в четырнадцати местах.
И это ведь только для начала...
Глава 9
Луч прожег стекло витрины, пулей метнувшись ко мне. Крохотная частица ангела по имени Нея спешила мне на выручку — как и тогда, на импровизированном ринге Старого Хвоста.
В глазах несущейся на меня туши промелькнуло нечто, страшно похожее на удивление. Замедлив шаг, едва ли не подавшись назад, не скрывая своего изумления, она смотрела, как кукольная фигурка в моих руках разрастается до клинка.
То, что я и просил! Видать, не одна Славя умеет превращать написанное святыми чернилами во все, что только пожелает.
Я бросил взгляд на новоявленный клинок, быстро пробежавшись взглядом по характеристикам.
Тип оружия: меч.
Свойства:
Призванное — исчезает после того, как выйдет ресурс прочности.
Солнечный ожог — оружие пронзает не острозаточенным лезвием, а прожигает тонким лучом.
Очищающий — снимает с противника все положительные эффекты.
Ангельская плоть — будучи созданным из ангельской субстанции, наносит тройной урон нечисти, а так же имеет 13 % +1 % за каждые 20 очков интеллекта шанс убить нечистого противника касанием.
Словно невзначай, мне на глаза попалась полоска состояния Неи, подсказывающая, что если порождение Слави и может быть оружием, то очень-очень недолго...
Не ведая жалости, стиснув рукоять покрепче, я рванул к чудищу навстречу, резко дернулся в сторону, едва мы оказались в опасной близости — кулаки изуродованной алхимички снова замолотили по полу. Бешеной осой, выровнявшись, я вонзил клинок в мягкую, неприкрытую плоть — теперь пришло время титанических размеров твари падать передо мной на колени.
Боль, помимо озлобленности, породила в ней страх. Уверенная в своей победе алхимик отдавала всю себя на откуп одной лишь грубой силе.
Пригнулся, перекатился за миг до того, как над моей головой со свистом прошел огромный кулачище. Попади я под него — и лишился бы головы.
Она страдала от скачков собственной подвижности: будто выпитая ей дрянь боролась друг с дружкой, мешая работе иных отваров — и стремительность сменялась неповоротливой неуклюжестью.
Вот как сейчас.
Я вмиг оказался у паршивки за спиной, святой клинок, пышущий праведным, воистину живым гневом, полоснул ее под ягодицам, оставив широкую алеющую полосу разреза.
Вой, вырвавшийся из ее глотки, должен был пробить любой заслон. Мне так и представилось, как сейчас стеклом хрустит поставленный Славей купол. Не поддаваясь излишним размышлениям, я развивал собственный успех.
Выпрямившись, вонзил Нею подлым ударом в спину — кровь брызнула мне на лицо чуть ли не киношным потоком.
Извернувшаяся тварь смела меня прочь размашистым ударом ладони. Выгнувшись, не желая мириться с терзавшим ее клинком, она тщетно силилась вытащить его из себя — разбухшие руки не позволяли ей дотянуться до резной рукояти.
Я не сразу, но пришел в себя под завалами детского счастья. Ноги норовили наступить на деревянные паровозики, мешавшие подняться, обещавшие отправить меня в очередное падение. Кукольные ручонки, отколотые и отломанные, крючьями пальцев цеплялись за одежку. Будто несчастные не желали выпускать меня из своих объятий, желая поиграть со мной хоть минутку, хоть секунду...
Я вырвался из игрушечного плена рывком. Меч, будто живой, вертелся буром в и без того уже раздувшейся прорехе раны. Любой живой и нормальный человек от такого уже давно бы отдал Богу душу, но алхимик сопротивлялась.
Пьяной слонихой, цепляясь за собственную жизнь, она в детской наивности желала убежать от терзавшей ее боли. Перегородки и поддерживающие потолок колонны хрустели, обрушиваясь всякий раз, как она нелепо врезалась в них. Жажда мести — расквитаться за собственное унижение, пылала в мутных булыжниках глаз.
Славя — не иначе как ее и вправду хранила божья сила — разве что чудом не угодила под шлепающие, гремящие при каждом шаге стопы.
Тварь взревела, когда острие клинка вынырнуло у нее из груди — Нее удалось пробуравить противницу насквозь.
Собравшись с силами и духом, изуродованная алхимичка двумя пальцами сумела ухватиться за острие клинка — кожа рук тотчас же задымилась, по пальцам побежали раздувающиеся бугры ожогов.
Будто не обращая на это никакого внимания, паршивка рывком вытянула клинок сквозь себя — поток ударившей по ней боли ее обездвижил. Нея заскакала по земле беззвучно, норовя в любой момент расплыться, снова принять привычную ей форму.
Израненным исполином алхимик заваливалась наземь. Припав на колено, оперевшись огромной рукой о ближайшую стену, она обдавала комнату тяжким, горячим дыханием. Облачка пара вырывались из ее рта при каждом вдохе.
Я смотрел на нее, пытаясь понять: как это еще живо? Почему не умирает? Полоска лайфбара облегчилась, потеряла половину, но не больше. А вот с моей псевдофеей все было гораздо хуже. Еще немного — и, казалось, она развоплотится на радость Славе.
Прямо на моих глазах страшная рана затягивалась, оставляя на своем месте едва заметную неровность шрама.
А вот силы из алхимички утекали едва ли не рекой. Реальность, к моему счастью, была справедлива даже к чудищам, подобным ей.
Тебя изранили, а ты восстановилась как ни в чем не бывало? Вот тебе, родимая, штраф! И на то штраф, и на это, и даже не надейся, что это не скажется на запасах выносливости.
Из могучего великана она обратилась разве что во все еще пышащего силами, но просто человека. Разбухшее тело теряло объемы.