Вита же теряла силу — словно кровь из разверстых ран, та бежала из нее прочь. Копыта — могучие и способные расплющить наковальню — становились меньше. Дикость облика возвращалась к изящным, женственным, хоть и одержимым очертаниям.
— Ты… перестань! Я приказываю, я велю! Ты делаешь мне больно, «милый братец»!
Я не смел ее слушать, продолжив свою расправу над ее властью.
Словно низверженный с небес ангел, она чуявствовала, что поражение близко. Победа, вновь ускользнувшая из ее рук, была горька — теперь я понимал, почему она опасалась Лиллит. Девчонка могла сотворить с ней нечто подобное еще тогда, но то ли не хватило сил…
То ли ей попросту не велели этого делать раньше времени.
Биска стояла над моей свежей новоявленной подопечной. Дьяволице был мерзок мой приказ, но соваться в очередной раз к той, кто сильнее ее в десятки раз, тоже не улыбалось. Словно воплощение всего демонического, она терпеливо выжидала, знать бы еще только чего.
Своего часа?
Угрозы низверглись до мольбы — словно в самом деле на что-то надеясь, мой бывший внутренний демон надрывным, вернувшим человеческие интонации голосом Виты просил прекратить. Заведомо зная, что только лишь глупец остановится прямо сейчас.
Я упустил момент — всего на миг отвлекся, бросив взгляд на Лиллит, как лицо Виты тут же расплылось в самодовольной ухмылке.
— Открылся! — взревела она, тут же набросившись на меня.
Клинок выскользнул из рук — хлесткий удар опрокинул меня наземь. Щупальца снова проявившихся, сверкающих во мгле татуировок потянулись во мглу — я и забыл о ее истинной сути!
Оружие последнего шанса обрушилось на меня неожиданностью — голем, успешно притворявшийся каменной колонной, был мощней и больше своих собратьев.
Я спешно попытался возродить бритву: тщетно — не давая мне возможности пошевелиться, Вита оплела мои руки свежими связующими нитями.
Голем ждать не стал — булыжник молотом врезался в меня, знаменуя целый фонтан с взрывным фейерверком незабываемых ощущений.
Смертная слабость овладела мной в тот же миг, боль сковала почти каждое движение.
Словно любопытные крысы, изо всех щелей спешили показать свои носы изломанные, испорченные игрушки — все еще верные своей хозяйке, они готовы были перемолоть меня в порошок. Голем же замахивался для очередного хлопка, а я лишь надеялся, что у меня хватит сил и мужества встретить смерть с открытыми глазами.
Не хватило — повинуясь неведомым инстинктам я зажмурился в последний момент, но удара не последовала: монолитный молот застыл едва ли не в сантиметре от моего лица.
Вита была самодовольна в своей демонстрации: быстро сменила отчаянную ярость на жестокую дикость — еще мгновение назад безвольно павшая на колено, сейчас она вновь была на ногах.
— Ты глуп и слаб, милый братец. Отсечь от меня то, что утратил сам — это был твой план? Ты забыл, кто я такая и все, о чем я тебе говорила? И вот теперь посмотри на себя…
Она выпустила меня из хватки. Что толку от свободы, когда всех твоих сил хватает только на то, чтобы стянуть изодранную, едва держащуюся на собственных швах сумку с плеч?
— Еще недавно ты беззастенчиво резал меня, словно кусок мяса. Еще бы чуть-чуть — и у тебя получилось! Лучше скажи, как тебе на вкус это самое «чуть-чуть»? Нравится? Хлебай полной ложкой — я успела наесться им до отвала еще там, в застенках.
Она обратила внимание, что я раскрываю сумку — как можно было скрыть от нее это.
— Но ты упрям, милый братец. Даже сейчас, раздавленный и разбитый, что ты пытаешься сделать? Что там в этом твоем маленьком смешном мешочке? Может быть, пистолет? Волшебное пирожное, яблоко? Что ты хочешь достать?
— Положить, — поправил ее. Я молил всех богов и демонов этого мира лишь об одном — чтобы та хрень уцелела. Словно назло, она никак не попадала мне в руку, не желала покидать уютные просторы кармана.
— Что? — Ее любопытство из насмешки обратилось в опасение. Она слишком поздно почуяла неладное: справившись с собой, я вытащил осколок, швырнул его в недра сумки.
— Не достать. Положить, — повторил. Словно ошалелая, Вита смотрела в пустое днище сумки, будто в самом деле надеясь узреть внутри него все тайны мироздания.
Надежда была зыбка и беспочвенна — ну в самом деле, кто будет в здравом уме каждую секунду проверять нутро сумки?
Кто, как не влюбленная в меня истеричка?
Огненный ад вырвался изнутри…
Глава 23
Я помнил взрыв. Красноглазый мрак преисподней, спустившийся на меня следом, в кучу смешал все и сразу. Сумка, покупка у клятого торговца, вспыхнула в моих руках, испаряясь едва ли не на глазах. Вырвавшийся из нее поток огня включал едва ли не всю любовь и ярость дома Тармаевых.
Сказать, что Майка перестаралась, — ничего не сказать. Словно пушинку, меня швырнуло прочь — удержать в руках тот пламенный поток не смог бы и сам Сатана.
Демон, стоящий передо мной, тщетно прятался за эгидой, закрываясь от яркого света руками. Боль была ему не по вкусу — едва его теневые очертания вспыхнули, он завыл, будто все грешники Ада.
Не удержу, понял я. В моих руках была едва ли не комета. Где-то на задворках сознания умные мысли отчаянно сражались с глупостями, но в голову нет-нет да проникало что-то вроде «а если бы я запрыгнул в сумку, меня бы перенесло к самому выходу?».
Биска, измученная, истерзанная и избитая, держалась из последних сил. Ловкая и стремительная, сейчас она была почти как вата — плен не пошел ей на пользу. Подволакивая ногу, хромая, она спешила мне на выручку.
Врезалась мне в спину, напрыгнув сзади, обнаженные груди кольнули твердо стоящими сосками даже сквозь рубаху.
Словно к последней надежде, она прижималась ко мне, не желая отпускать.
Ее ладони коснулись моих, готовых уже выпустить жгучий снаряд из рук. В ноздри била вонь паленой шкуры и жженых волос — дело времени, когда я вспыхну сам, словно свеча.
Мне казалось, что если обернусь, то увижу в ее глазах, что это конец. Какое спасение может быть для меня здесь и сейчас?
Катакомбы рушились, плавились несущие колонны сатанинского храма. Дьявольские изваяния скучнели, едва их касалось термоядерное пламя, вмиг обращаясь оплавленными головешками.
Храм Сатаны превращался в его собственный дом. Преисподняя в миниатюре, мелькнуло у меня в голове напоследок. Не хватало только…
Додумать я не успел. Биска заставила меня разжать цепкий, отчаянный хват, позволив выпустить огненное послание Майи.
Жар лизнул нас обоих словно на прощание — не ведая жалости к себе, Биска тащила меня тяжестью собственного тела наземь.
Не знаю как, но мы рухнули вместе. Едва меня коснулась твердь земли, как я тут же перевернулся на живот, закрыл голову руками. Биска сжалась под моим телом, словно обиженный котенок.
Огненный вихрь, как завершение вакханалии, пронесся по залам, обращая память былого в пепел. Нестерпимый жар побежал по всему телу, заставил стиснуть зубы. Словно мальчишка-садист, вооружившийся лупой у муравейника, он спешил высечь из меня вопли агонии, заставить биться в предсмертных конвульсиях.
Биска перетекла в мое тело, став второй кожей. Бесова дочь была на грани, но отчаянно надеялась остаться со мной.
Уберечь меня.
Хотелось ругать ее, сыпать обвинениями — я велел быть ей с Лиллит! Кто бы мог подумать, что корень всех бед кроется в богатом воображении деревенской девчонки?
И в ее истинных, нераскрываемых классом способностях?
Случись что с ней — и моя душа обречена. Весь этот поход, все эти страдания — зря. Биска должна была быть последней линией обороны, но сейчас она была рядом со мной.
Вместо обвинений я был ей попросту по-человечески благодарен…
Казалось, что смерть стоит надо мной мрачной, задумчивой фигурой. Воображение было богато на образы, наградило мою погибель монеткой вместо косы. Подбрасывает: забрать-не забрать? Повезет или нет? Словно иных дел у мрачных жнецов не водилось, он пускался в философские размышления, я же отчаянно терпел.
Когда все закончилось?
Спроси кто об этом, убей не знаю. Стальной характер велел прийти в себя сразу же, едва пожарище стихло. Спину все еще щекотало жаром — уверен, у меня там не осталось и живого места.
Даже с броней из Биски.
Вставать не хотелось больше, чем на работу в субботу, но я гнал себя — незнамо куда и невесть зачем.
Кололо в правом боку, голова походила на чугунный чан — каждый звук отдавался нестерпимой болью.
И лог… будь он проклят, этот ваш лог. Ну дали мне десятый уровень, что ж мне теперь, скакать от радости?
Если и скакать, то точно не сейчас.
В первую очередь я желал отыскать Его.
Внутренний демон был повержен. Вита ловила последние вздохи, отчаянно сопротивляясь неизбежному. Пальцы несчастной впивались в землю, оставляя продольные царапины. Взгляд обсидиановых глаз тускнел — к ней возвращалась привычная слепота.
Моя темная сторона шла за ней следом. Огонь сделал свое дело, тысячу раз подтвердив мудрость, что обитающего в адских пучинах огнем следует жечь в первую очередь.
Потому что огонь очищает от скверны.
Хотелось усмехнуться: еще чуть-чуть — и начну вещать как самый обычный, привычный для моего мира инквизитор.
Он узрел меня ее глазами, натянул на лицо кукловода широкую, издевательскую ухмылку.
Какой бы он тварью ни был, а не уважить его за умение признать поражение было невозможно. Он терял над моей названой сестрицей контроль — и та, словно дорвавшись, слала на мою голову одно проклятие за другим.
Словно камни, они ударялись о выставленный Лиллит заслон, падали наземь, рассыпаясь еще свежей маной.
Я отрицательно покачал головой, прогоняя суету мыслей. Первым порывом было схватиться за меч. Руки плясали на поясе в поисках Алискиного клинка — я и забыл, что он сгинул под завалами. Взглядом поискал Нэю, но оживший солнечный лучик, если верить ясночтению, была почти жива.
Нет, смеялась растущая рядом с нами пропасть отчаяния. Сегодня, малыш, тебе придется это сделать самому.