Основные силы русского войска остались под Конотопом. Непосредственно к Сосновке были направлены окольничие князья С. Р. Пожарский и С. П. Львов со своей кавалерией. Конные полки князя Г.Г. Ромодановского, обоз которого находился ближе всех к переправе, в случае необходимости должны были оказать поддержку Пожарскому и Львову, (см. план в разделе Иллюстрации)
Исследователи конотопского боя не учитывают то важное обстоятельство, что по своему служебному положению князь Пожарский не подчинялся Ромодановскому, также как князь Ромодановский — Пожарскому. Каждый из них командовал отдельным воинским соединением и действовал самостоятельно. Малочисленные полки Пожарского и Львова, состоящие только из сотен дворян и детей боярских Рязани, Тулы, Коломны и Каширы, а также драгун были усилены сотнями «московских чинов» и городовых дворян других воеводских полков, рейтарами и драгунами. Согласно «Статейному списку», князья Трубецкой и Куракин послали с Пожарским и Львовым «своих полков голов с сотнями и рейтарских и драгунских полковников с рейтары и с драгуны»[121]. Отправляя к переправе только конницу и драгун, Трубецкой полагал, что перед ним небольшие силы врага. Командование ударной кавалерийской группой было поручено энергичному и храброму князю С. Р. Пожарскому и его товарищу князю С. П. Львову. При этом Львов был «вторым воеводой», Т. е. находился в подчинении Пожарского, что позволяет нам в дальнейшем говорить о действиях «отряда Пожарского».
Отряд Пожарского, отправленный 28 июня к переправе, был сводным, так как включал в себя боевые части из разных «воеводских полков». Кроме конных сотен и драгун, находившихся под непосредственным началом Пожарского и Львова, в состав данной группы (именуемой в документах «подъездом») вошли соединения Трубецкого, Куракина и Бутурлина. Князь Трубецкой направил с Пожарским несколько сотен дворян московских, дворян городовых и детей боярских разных городов, рейтарские полки под началом иноземцев-полковников А.Г. Фанстробеля и В. Джонстона (последний вероятно вел только половину полка, шквадрону) с приданными им драгунскими ротами. Следует отметить, что рейтары, вооруженные и обученные по образцу европейской регулярной кавалерии того времени, были наиболее боеспособной частью русской конницы. В то время рейтарские полки по сути являлись дворянской конницей Нового строя, поскольку состояли они в основном из малоземельных дворян и детей боярских.
О наличии конных сотен Бутурлина в составе «подъезда» позднее свидетельствовали карачевцы дети боярские Г. Ерасов, Б. Подымов и другие. Так, сообщая о ранении своего земляка К. Бовыкина, они сказали в Разряде, что он «Клементий Бовыкин был в полку у окольничева и воеводы Ондрея Васильевича Бутурлина, написан в подъезде и на том бое был и с крымскими людьми и с черкасы бился»[122]. Вероятнее всего в состав «подъезда» Пожарского был послан не сам окольничий А.В. Бутурлин, который, по своему служебному положению не мог быть подчинен Пожарскому, а его сын — стольник Ефим Бутурлин с несколькими сотнями дворян и детей боярских.
Гетман И.Беспалый также направил с дворянскими сотнями и рейтарскими полками 2 тысячи украинских казаков под началом полковников Г. Иванова и М. Козловского. Исходя из имеющихся данных о численности упомянутых соединений, можно сделать вывод о том, что весь конный отряд («подъезд») Пожарского насчитывал не более 4 тыс. русских ратных людей и 2 тыс. казаков.
Князь Пожарский перешел переправу через речку Куколку, удалившись от нее, а затем атаковал обнаруженных в степи татар и наемников Выговского. Это были чамбулы татар и ногайцев (вероятно не более 6 тыс. чел.) с приданными им Выговским наемными драгунами.
Согласно В. Коховскому, хан оставил с Выговским часть татар под началом нураддина[123]. Учитывая это, а также показания участника боя, казацкого есаула Семена Черкеса, можно сделать вывод о том, что именно на Адиль-Гирея, молодого и воинственного племянника хана, была возложена задача заманивания русской конницы в засаду. Сам гетман в указанное время к переправе не подходил, оставаясь с полками в Тинице. В своей реляции Выговский не упоминает ни о бое с Пожарским, ни о своем притворном бегстве с целью завлечь противника в засаду.
Пожарский атаковал татар Адиль-Гирея и наемников, нанес им поражение и погнал в юго-восточном направлении. Воевода преследовал убегающего врага, вероятно рассчитывая прижать его к болоту и уничтожить. Упомянутый есаул Черкес, так описывал начало сражения: «от обозу отошли за 7 верст и, переправу перешед, на татар и на немец ударили смело без опасу, потому что тут объявились люди не само большие, а больших не намаялись, и хотели тех людей снести»[124].
Почти все украинские историки (за исключением А.Г. Бульвинского) игнорируют сообщение участников битвы о том, что русские свободно перешли переправу и дали бой за ней. По описанию польского исследователя П. Кроля, все сражение происходило на берегах речки, что неверно. Русские контролировали переправу через Куколку. Турецкий летописец Наима Челеби повествует о том, что на военном совете хана и Выговского было решено: «сделать сперва нападение на неприятелей, занимающих берега (сказанной) реки»[125].
Фантастический рассказ В. Коховского, повторенный Н.И. Костомаровым[126], о якобы сделанной казаками засаде в зарослях, у моста через речку, о скрытном сооружении ими рва у переправы, о затоплении луга посредством разрушения моста в тылу русских, не подтверждается другими источниками. Данное описание боя не имеет ничего общего с действительностью. Нет никаких документальных материалов о том, что некий «Стефан Гуляницкий», как пишет Н.И. Костомаров, разрушил мост и запрудил речку. В войске Выговского вообще не было такого полковника, и если даже этот «брат» Григория Гуляницкого существовал на самом деле, его роль в битве никем из очевидцев и летописцев не отмечена.
О том, что бой происходил за переправой, говорит и гетман Беспалый: «А месяца июня 28 дня вестно учинилося, что Иван Выговский под Ваше Великого Государя войско подъезд свой посылает; и мы… обратившися з бояры против того подъезду, подъезд свой войсковой посылали, с которым войско Выговского и с татары Вашего царского Величества с войском сшедшися за Конотопом в пяти верстах в селе Сосновце, не малый задор и бой за переправою с обе стороны чинили»[127].
Согласно летописи С. Величко, бой также был на левом берегу Куколки (Сосновки), при этом он ошибочно считал, что сам Выговский переходил речку: князь Пожарский «перегнал Выговского за речку названную Сосновку болотную и грузкую, от Конотопа с милю или с полторы, и сам со всем войском за ним перебрался»[128]. На самом деле, как отмечено выше, не Выговский заманивал Пожарского в засаду, а нураддин Адиль-Гирей. Выговский со своими казацкими полками в это время еще находился в Тинице. Нет никаких подлинных документов о том, что гетман и его казаки принимали участие в разгроме отряда Пожарского.
Украинские историки направляют на сосновскую переправу едва ли не все войско Трубецкого, чего, конечно же, быть не могло. Основные силы русской армии (вся пехота и артиллерия, а также часть кавалерии) остались в осадных лагерях под Конотопом. Трубецкой не смог оценить масштаб угрозы и ограничился посылкой к переправе лишь конных частей. В цитируемом выше отрывке сообщения Беспалого сказано, что к Сосновке был послан передовой конный отряд — «подъезд». Это был обычный рейд с целью разведки боем. Аналогичные «вылазки» в ходе осады воеводы совершали неоднократно. У Пожарского не было ни пехоты, ни артиллерии. Выделенные ему силы предназначались не для «генеральной баталии», а для того, чтобы отогнать и рассеять малочисленного противника.
«Новгородский хронограф» сообщает, что у переправы «нечестиваго бусормана царя хана передовые вестовые малые полки объявились, и о том учиниша ведомость в полках князь Алексея Никитича Трубецкого с товарыщи, что подъезжие люди малые тотарские близ их полков за переправою за 12 верст… В то же время окольничей князь Семен Романович Пожарской нача говорити князь Алексею Трубецкому: «Я-де еду с своим полком и проведаю, каковы люди, болшие и малые, а что буде видя против себя, и учиню с ними брань, и я-де бой тотарской знаю, каковы оне на бранех». Той же князь Семен Пожарской собрався со всем полком, что под его подраментом, и поиде против нечестиваго. А говорит князь Алексею Трубецкому: «Каково есть нам, и в тое время мне о сем помощь учини»[129].
Инициатива конного рейда с целью разведки боем в хронографе целиком приписывается Пожарскому. Но в этом случае трудно объяснить, почему с ним также были сотни и рейтарские полки, бывшие под непосредственным началом Трубецкого. Следовательно, Пожарский действовал по приказу Трубецкого, который направил часть своих сил для поддержки конного авангарда.
Тот же источник повествует о том, что Трубецкой удерживал Пожарского, говорил ему «чтоб он не ехал (за переправу?), дожидал бы о едином месте. Он же (Пожарский — И.Б.) не послушав и поиде с своим полком против нечестиваго варвара. И как будучи у переправы, и в тое время за переправою малые люди показались, и той князь Семен Пожарской поиде за переправу и ополчися против нечестивых, чающее малые люди тут»[130].
Если Трубецкой запрещал Пожарскому переходить через переправу, то последний, перейдя через речку, конечно,